Золотой Мост (ЛП) - Ева Феллер

Я хотела обиженно возразить, но все же удержалась, потому что она была совершенно права. Это было ненормально, что Мэри - а здесь Мари - так восхищалась мной.

Я могла бы объяснить Сесиль, что поведение Мари - и ее дедушки - было связано с их подсознанием, которое все еще работало, несмотря на полностью стертые и замененные воспоминания, на самом глубоком уровне. Я была, так сказать, фрагментом в трясине их потерянной памяти. Чем-то, что они инстинктивно хотели бы сохранить и запомнить.

Однажды я испытала этот феномен, у Маттиаса Тассельхофа, который слегка влюбился в меня полтора года назад в Венеции. Когда я встретила его снова в 1499 году, его звали Маттео Тассини, и он больше не помнил о предыдущей жизни в будущем. Но он все еще чувствовал ко мне симпатию. Подсознание было могущественной силой. По этой же причине я так сильно надеялась, что смогу вернуть Себастиано.

Но все это, конечно, я никому не могла сказать. Собственно, меня должна была бы мучить совесть из-за добросердечности Мари, но мне стало слишком легко от того, что все прошло без проблем.

Моя каморка находилась под крышей и была обставлена аккуратной, новой мебелью: кровать с настоящим матрасом и свежими, белыми простынями, комод, подсвечник, табуретка и, хм, ночной горшок с крышкой.

— Конечно, это только временно, — извиняясь, сказала Мари. - Я прикажу приготовить для тебя комнату получше. Лучше всего в том же коридоре, что и моя, чтобы ты всегда была поблизости.

Сесиль недоверчиво приняла это объявление к сведению. Когда мы снова пошли вниз, она неоднократно начинала что-то говорить, затем, однако, только растерянно качала головой. Она действовала так, как будто она полностью захвачена этим оборотом событий. У меня закралось подозрение, что она немного завидовала Мари, у которой была беззаботная жизнь и расточительное богатство, и она весело представляла себе, что с моей помощью добавит дегтя в бочку меда. А теперь получилось так, что ее вначале казавшийся первоклассным план — пришлюзовать меня в доме у Мари, чтобы я могла переманить ее потенциального любовника, — сработал не так, как она планировала.

Мари попрощалась с ней солнечной улыбкой.

- Без вас я никогда не нашла бы такую прекрасную компаньонку. Ваша рекомендация осчастливила меня, моя дорогая. Я умею ценить дружеские услуги, и моя благодарность не заставит себя ждать. Не хотите ли вы сегодня вечером посетить мое маленькое суаре?

- К сожалению, я не смогу, у нас в театре репетиция,- слегка формально сказала Сесиль.

- Как жалко. Ну, тогда в следующий раз.

- Обязательно, Ваше Высочество. Я надеюсь, Вы удостоите нас снова чести, посетив наше представление.

- О, да, без сомнения,- уверила Мари.- Вы же знаете, как сильно я люблю театр.

Когда я это услышала, то почувствовала себя нехорошо, потому что эти двое понятия не имели, что их общие воспоминания существовали только в их воображении. Мари представляла себе, что бывала в театре Сесиль, и память Сесиль вынужденно приспосабливалась к этому - так же, как и воспоминания других людей в Париже, уверенных, что знают Мари уже длительное время. Например, королева, которая, как утверждала Сесиль, была лучшей подругой Мари. Или Ришелье, который почему-то никогда не доверял Мари.

Как и перед моим отправлением в 1625 год, я задавалась вопросом, по какой причине Мари - тогда еще Мэри - попала сюда. Могло оказаться, что причина этого прояснится только через много лет. Поэтому вполне возможно, что я так и не узнаю этого. С непоколебимой уверенностью я знала только одно: я не позволю Себастиано закрутить с ней. Даже если придется прибегнуть к грязным уловкам.

За обедом - в большой столовой вместе с Мари и ее дедушкой - я узнала больше о Мари, точнее, о здешнем варианте ее жизни. Она сама непринужденно рассказала мне все, что был полезно знать, - за, как она это называла, легкой закуской. На самом деле стол в столовой чуть не рухнул под тяжестью кубков и тарелок, которые то и дело тащили разные слуги. Мари едва прикоснулась к еде, мистер Коллистер также взял маленькую порцию, в то время как я наполнила свою тарелку до краев всеми этими изысканными яствами.

Уже два года Мари была вдовой. Она была обязана своему покойному супругу не только титулом герцогини и огромным состоянием, но и городским дворцом, а также соответствующим шато* в деревне. Генри, который звался в этом времени Анри, был ее дедом по материнской линии и единственным ныне здравствующим родственником. Ее родители умерли так давно, что она и не помнила их. О ее супруге я узнала не так много, кроме того, что он был уже стар и почти все время путешествовал. На стене над буфетом висел его портрет в полный рост, с которого глядел седовласый, угрюмого вида мужчина за сорок с жестким воротником.

(прим.редактора: * принятое во Франции название загородного усадебного дома высшей аристократии и вообще дворянства, часто с парком и винодельческим хозяйством.)

- Таким был герцог, упокой, господи, его душу, - сказала Мари. Это прозвучало не особенно грустно. Видимо, она неплохо пережила его смерть, особенно если учесть, что это было только в ее воображении.

В целом Мари показалась мне умиротворенной и счастливой. Очевидно, она неплохо устроилась в своей второй жизни и ни в чем не испытывала нужды, за исключением, конечно, таких незаменимых маленьких радостей повседневной жизни, как фейсбук, айтюнс и «Как я встретил вашу маму». Но так как она ничего не знала о существовании этих вещей, то, соответственно, не могла их и лишиться. Кроме того, здесь она могла есть из серебряных тарелок (и это не фигура речи, они были действительно серебряными!) и позволить себе самые модные наряды этой эпохи. И она была не одна, с ней был ее любимый дедушка, сопровождавший каждое ее слово лукавой, дружелюбной улыбкой, а иногда и вставляя доброжелательный комментарий. Кроме всего прочего, он расточал десятки комплиментов, даже мне.

- А ты хорошо воспитанное дитя,- сказал он, в то время как я наслаждалась блинчиками с малиновым соком и сметаной.- Как учтиво ты обращаешься с вилкой и ложкой! Ты используешь эти приборы с необыкновенным мастерством.

Я озадаченно взглянула на свои руки. В левой - вилка, в правой нож – все, как я учила. Тогда я посмотрела на Мари и Анри - они держали столовые приборы так же. В самом деле, ничего особенного. Но потом я вспомнила, что в этом веке еще не все люди пользовались вилкой, которая только входила в обиход. А уж ножом и вилкой одновременно не пользовался, вероятно, вообще никто. Конечно, кроме меня. И Мари, и Анри. От некоторых привычек нельзя избавиться на протяжении всей жизни, несмотря на угасшие воспоминания.