1942: Реквием по заградотряду - Александр Золотько

На КПП его ждали, подтянутый лейтенант откозырял и вежливо указал направление, которое Корелин и сам прекрасно знал, бывал здесь неоднократно.

Если его сейчас проводят к главному зданию – есть вариант официального развития событий: разговор-допрос-обработка. Если предложат прогуляться налево, к приземистому каменному домику на отшибе, значит, вокабулярную преамбулу опустят сразу.

Лейтенант в курсе, что товарищ Корелин знаком с местными обычаями? Понимает, что может попасть под горячую руку комиссару, если тот вдруг обидится, что с ним решили не вести светских бесед? Или лейтенант из тех молодых и талантливых парней, что готовы попробовать на излом представителей старой школы убивцев на царевой службе?

Ладно, великодушно решил Корелин. Пусть его.

Решил ведь просто доиграть, без всяких резких телодвижений.

Тем более что лейтенант двинулся по третьему варианту маршрута, к столовой. И это было странно.

Здание столовой, легкое, с широкими окнами, больше похожее на беседку, вовсе не располагало к серьезным разговорам. Легкомысленное было здание, будто не в солидном учреждении расположено, а в пионерском лагере.

Окна были распахнуты и освещены.

Еще более странно, подумал Корелин, но настроение у него не ухудшилось. Кураж, вот как это называется. Хочется поскорее начать беседу. Вот хочется, и все тут.

– Прошу, – сказал лейтенант, остановившись и указав на ступеньки крыльца. – Вас ждут, Евгений Афанасьевич.

Значит, подумал Корелин, поднимаясь по ступенькам, Евгений Афанасьевич? Не гражданин Корелин и даже не товарищ комиссар… Просто именины сердца, честное слово.

В зале столовой пахло дымком, сгоревшими сосновыми шишками.

На круглом столе посреди зала стоял чуть дымящийся самовар, вокруг него были расставлены чашки с блюдцами, вазы с яблоками и баранками. И несколько сортов варенья в хрустальных розетках.

– Второй раз самовар разогреваем, – сказал Домов. – А ты не торопишься, Женя… тут скоро завтракать, а мы еще и не поужинали…

Китель на Домове был расстегнут, на лице – румянец и мелкие капельки пота, чаевничал Дима в ожидании. Вот человек, сидевший напротив него, был серьезен и спокоен. Китель – задраен наглухо, кожа на лице сухая и бледная. Хотя пустая чашка с остатками заварки на дне перед товарищем Токаревым стояла.

– Добрый вечер, Евгений Афанасьевич, – сказал, кивнув, Токарев. – Мне Дмитрий Елисеевич пожаловался, что вы ему даже чая не предложили. Так переживал по этому поводу…

– Ведь пережил, – чуть улыбнулся Корелин. – В наше время – это уже большое достижение. Пережил Дмитрий Елисеевич встречу со мной – может отмечать второй день рождения. А я вот смотрю на своего старого приятеля и понимаю, что постарел. Года три назад я бы такой возможности не упустил.

Не спрашивая разрешения, Корелин сел в легкое плетеное кресло.

Дмитрий Елисеевич все еще держал на лице улыбку, но во взгляде, который он бросил на Токарева, ясно читалось: «Я же говорил! Совершенно потерял над собой контроль».

Но Токарев на эмоции Домова внимания не обратил. Или сделал вид, что не обратил.

– Вы наливайте себе чаю, Евгений Афанасьевич, – сказал Токарев. – Мы тут по-простому, без официантов… Разговор у нас…

– Ну да, – кивнул Корелин. – Разговор у нас непростой, вроде как ногти рвать рановато, да и не за что… Значит, нужно придать сцене вид легкой непринужденности. Я и сам, знаете ли, люблю вначале прополоскать собеседника в семи щелоках, а потом усадить за стол, да продемонстрировать в гостеприимной улыбке клыки… Идея Домова?

Улыбка чуть раздвинула уголки бледного рта Токарева. Домов побагровел.

– Но все очень миленько, спасибо, Дима, – Корелин налил себе заварки, потом кипятку, бросил в чашку два куска сахару и стал демонстративно выбирать варенье. Взял из вазы баранку, сжал в кулаке и мельком глянул.

– Четыре куска, – сказал Токарев, тоже наполнив свою чашку. – Я тоже помню эту вашу шутку. Сам неоднократно проверял – ломается всегда на четвертинки. Хотя есть у меня один знакомый, так он, не поверите, буквально в муку раздавил баранку в ладони. В муку, одним движением.

Корелин начал медленно размешивать сахар в чашке.

– Я, собственно, почему вас пригласил… – Токарев взял свою чашку, сделал маленький глоток. – Дмитрий Елисеевич сообщил вам о проблеме, возникшей в связи с судьбой Андрея Андреевича…

– Сообщил. А я ему сообщил о том, что судьба Андрея Андреевича мало чем отличается от судьбы многих генералов Красной армии. И я, например, не могу решить, кому повезло больше – Павлову или Власову, – Корелин стряхнул со своей чайной ложки несколько капель, без звука положил ее на край блюдца. – Плен или пуля от своих – выбор небогатый.

– Да никто не собирался расстреливать Власова, – зло бросил Домов. – Его искали. Я лично отправил три группы на поиски. Если бы он собирался выйти, то вышел бы. Из его штаба несколько человек выбрались… А он…

– А он и под Киевом выходил в одиночку, – напомнил Корелин. – Только тогда ему повезло, а сейчас… Так сложилось.

– Сложилось… – подтвердил Токарев, не сводя взгляда с лица Корелина. – Но вопрос ведь не в этом… Совсем не в этом… Судьба и перспективы Андрея Андреевича Власова – всего лишь небольшая часть… э-э… проблемы. Я бы хотел ознакомить вас с материалами расследования, которое в инициативном порядке провел Дмитрий Елисеевич. Проявив, так сказать, похвальное рвение. Дмитрий Елисеевич…

– Да? – вздрогнул Домов.

– Вы не могли бы принести Евгению Афанасьевичу папку… – глаза Токарева следили за выражением лица Евгения Афанасьевича. – Вот, взгляните…

Корелин взял из рук Домова картонную папку, взглянул на нее и почувствовал, как что-то шевельнулось в желудке.

Эту папку он уже сегодня видел. Держал в руке и даже читал бумаги, в ней содержащиеся.

– Не стесняйтесь, – подбодрил комиссара Токарев. – Почитайте, а мы пока допьем чай…

Корелин медленно развязал веревочки.

Что это значило? Что Орлов сейчас находится где-то здесь, рядом? Сидит на лавочке под окнами и ловит каждое слово, доносящееся из столовой? Успел добраться сюда раньше Корелина и теперь… Теперь – что? Смысл подобной игры? Это даже и не игра. При таком уровне очень органично будет выглядеть Орлов, просунувший вдруг голову в окно с криком «Бу!». Уровень детского сада.

Корелин открыл папку.

Фотография Репина. Его рапорт. Протокол допроса. Еще снимки трупов, извлеченных из болота, копии найденных документов. Небрежно перелистав страницы, Корелин закрыл папку. Не смог удержаться и посмотрел на окно.

Но Данила не торопился с криком. Его, возможно, тут вообще не было. А папка – была.