Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе - Джеймс Купер

Довольно долгое время Дункану удавалось бороться со сном. Он прислушивался к малейшему звуку, доносившемуся из леса. Вечерние сумерки сгустились над его головой, но он все еще различал фигуры лежавших на земле людей и Чингачгука, который сидел, выпрямив стан, так же неподвижно, как деревья, темными стенами поднимавшиеся со всех сторон. Он слышал нежное дыхание сестер, которые лежали в нескольких шагах от него, и ни один шелест листа на ветру не ускользал от его слуха.

Но вот печальные крики выпи стали для Дункана сливаться со стоном совы; в полудремоте он принимал куст за своего товарища-стража, наконец голова его опустилась на плечо, а плечо, в свою очередь, склонилось к земле; все тело его ослабело, и Дункан погрузился в глубокий сон.

Его разбудил легкий удар по плечу. Слабо было прикосновение, но Дункан вскочил, вспомнив о той обязанности, которую он возложил на себя в начале ночи.

— Кто идет? — спросил майор, нащупывая саблю.

— Друг, — ответил тихий голос Чингачгука, и, указав на луну, которая струила свой мягкий свет сквозь листву деревьев, он прибавил на своем ломаном английском языке:

— Луна взошла. Форт белого человека еще далеко-далеко. Пора идти, теперь сон смыкает оба глаза француза.

— Да-да, ты прав. Позови своих друзей, взнуздай лошадей, а я разбужу моих спутниц.

— Мы уже проснулись, Дункан, — прозвучал из блокгауза серебристый голосок Алисы, — и после такого сладкого сна готовы ехать, но вы не спали в течение всей этой долгой ночи, да еще после такого дня, который длился, кажется, целую жизнь. И все ради нас!

— Скажите лучше, что я собирался не спать, но глаза мне изменили…

— Нет, Дункан, не отнекивайтесь, — с улыбкой прервала его Алиса, выходя из тени блокгауза на площадку, залитую лунным светом. — Нельзя ли нам еще немного побыть здесь, чтобы и вы отдохнули? Ведь вы так нуждаетесь в этом! Мы с Корой охотно будем караулить, а вы и все остальные храбрецы ложитесь и отдыхайте.

— Если бы стыд мог излечить меня от сонливости, я никогда больше не сомкнул бы глаз, — ответил молодой человек, чувствуя себя очень неловко и боясь насмешки. — После того как я необдуманными действиями вовлек вас в опасность, у меня не хватает сил сторожить ваш сон, как это следовало бы делать солдату…

Его слова были прерваны глухим восклицанием Чингачгука. В то же время фигура Ункаса приняла позу, выражавшую напряженное внимание.

— Сюда идет враг, и могикане слышат это, — прошептал Соколиный Глаз, проснувшись, как и все остальные. — Они чуют опасность в воздухе.

— Сохрани бог! — произнес Хейворд. — Мы видели уже достаточно кровопролитий.

Тем не менее он схватил ружье и выступил вперед.

— Здесь бродит какой-нибудь лесной зверь, — шепотом сказал он, когда его слух уловил тихие и, по-видимому, отдаленные звуки, встревожившие могикан.

— Тсс! — отозвался внимательный разведчик. — Это не зверь, а человек. Хотя я слеп и глух по сравнению с индейцами, но теперь даже я различаю шаги человека. Убежавший от нас гурон, вероятно, наткнулся на один из передовых отрядов Монкальма, и французы напали на наш след. Мне и самому не хотелось бы снова проливать в этом месте человеческую кровь, — прибавил он, тревожно оглядывая смутные очертания блокгауза, — но что суждено, то и будет. Введите лошадей в блокгауз. Ты, Ункас, и вы, друзья, спрячьтесь туда же. Как ни ветхи и ни жалки эти стены, они все же послужат прикрытием — в них уже раздавались ружейные выстрелы.

Его желание было исполнено. Могикане ввели в полуразвалившийся блокгауз нарраганзетов; все путешественники в полном молчании вошли туда же. Звуки приближающихся шагов слышались до того ясно, что всякие сомнения исчезли. Скоро раздались и голоса. Люди перекликались на индейском наречии, и Соколиный Глаз шепотом сказал Хейворду, что они говорят на языке гуронов.

Когда дикари дошли до того места, на котором лошади свернули в чащу, окружавшую блокгауз, они, по-видимому, потеряли след.

Судя по голосам, можно было думать, что приближалось около двадцати человек; очевидно, они собрались все в одном месте, их голоса слились в громкий гул.

— Видно, эти негодяи знают, что нас немного, — прошептал стоявший рядом с Хейвордом Соколиный Глаз, глядя в щель между бревнами, — иначе они не стали бы поднимать такой шум. Прислушайтесь только! Кажется, будто у каждого из них по два языка и всего одна нога.

Несмотря на всю свою храбрость, Дункан не мог в минуту тягостного ожидания ничего ответить на хладнокровное и меткое замечание разведчика. Крепче сжав ружье, он стал еще пристальнее и тревожнее разглядывать сквозь узкое отверстие в стене поляну, залитую лунным светом. В толпе индейцев послышался громкий и повелительный голос, все остальные замолчали, и эта тишина доказывала, что они с уважением слушают приказание своего вождя. Зашелестели листья, послышался треск сухих ветвей: очевидно, дикари разделились, отправляясь отыскивать потерянный след. К счастью для скрывавшихся в блокгаузе, лунный свет не был настолько ярок, чтобы пронизать густые своды леса. Поиски краснокожих остались бесплодны; путешественники так быстро пересекли небольшое пространство, которое отделяло еле заметную тропинку от чащи, что их слабые следы исчезли в тени.

Тем не менее шелест листьев и ветвей скоро показал, что неутомимые дикари усердно осматривали кустарники и мало-помалу подходили к зарослям молодых каштанов, которые окружали маленькую площадку около блокгауза.

— Кажется, они идут сюда, — прошептал Хейворд, стараясь просунуть ствол своего ружья в щель между бревнами. — Я думаю, когда они будут ближе, мы выстрелим?

— Спрячьте ружье, — возразил Соколиный Глаз. — Стук кремня или хотя бы запах пороха привлечет негодяев сюда. Ну, а уж если господу будет угодно, чтобы мы вступили в борьбу ради сохранения наших скальпов, доверьтесь опытности людей, которые знают нравы и обычаи индейцев и не часто обращаются в бегство при звуках боевого клича.

Дункан оглянулся и увидел, что дрожащие девушки прижались в отдаленном углу блокгауза, а могикане стоят в тени, по-видимому готовясь вступить в борьбу. Молодой офицер, подавив в себе нетерпение, снова выглянул наружу и стал молча ожидать дальнейшего. В это самое мгновение густые ветви чащи раздвинулись, и на площадке показался высокий вооруженный гурон. Он повернулся к тихому блокгаузу, и лунный свет залил его темное лицо, выражавшее удивление и любопытство. С губ индейца сорвалось восклицание изумления, и он что-то тихо сказал. К нему немедленно подошел его товарищ.

Несколько мгновений гуроны стояли рядом, указывая пальцами на полуразвалившееся здание, и совещались о чем-то. Потом они двинулись вперед, однако медленными, осторожными шагами, то и дело останавливаясь и пристально глядя на блокгауз; дикари походили на изумленных оленей, любопытство которых борется с тревогой. Нога одного из гуронов ступила на могильный холмик, и он нагнулся, чтобы разглядеть его. В это мгновение Хейворд увидел, что Соколиный Глаз обнажил нож и опустил дуло своего ружья. Молодой человек последовал его примеру и приготовился к борьбе, которая казалась неизбежной.