У каждого своя война - Володарский Эдуард Яковлевич

Робка встал и не спеша направился к доске. Предложение историка выглядело заманчивым и, главное, вполне выполнимым. Другие ученики не вызвались писать, инстинктивно чувствуя какой-то подвох, опасность, в основе которых лежало исконное недоверие к учителю.

- Пока Роберт будет писать, мы с вами поговорим о начале Первой мировой войны…

Голос учителя постепенно затихал, и наконец Робка остался в полной тишине. Задумавшись, он держал кусок мела. Самые разные даты вспыхивали в памяти и тут же исчезали, даты наскакивали друг на друга, метались из стороны в сторону. Робка потер лоб, рассеянным взглядом окинул настороженный класс и начал писать, постукивая мелом по доске. Вениамин Павлович рассказывал о Первой мировой войне, о коалициях империалистических государств, затеявших передел мира, об интересах буржуев-империалистов и время от времени оборачивался на Робку. Тот писал не останавливаясь, мел крошился, сыпался на руку, на пол. Росла колонка цифр... одна... вторая... Вот он остановился, уставившись в пол, потом бросил взгляд в окно, отвернулся, но тут же посмотрел снова. Неужели ему показалось? Робка шагнул к окну и посмотрел внимательно…

Он не ошибся. Через переулок, напротив школы, стояли Милка и Гаврош. Они о чем-то разговаривали.

Вот Гаврош взял Милку за руку и почти насильно повел за собой, но она вырвала руку, остановилась. Гаврош пошел на нее, сжав кулаки и говоря что-то угрожающее, а Милка, видно, отвечала, отчего Гаврош свирепел еще больше Потом Робка увидел Вальку Черта. Тот стоял в нескольких шагах от них, на углу бревенчатого двухэтажного дома, засунув руки в карманы брюк и покуривая папиросу.

- Так что, как мы с вами видим, первая империалистическая война была несправедливой со стороны всех воюющих государств... — рассказывал Вениамин Павлович, оглянулся на Робку и удивился, увидев его стоящим у окна.

Богдан, Костик и другие ученики тоже с недоумением смотрели на Робку, неподвижно стоявшего у окна.

Что он там рассматривает? Почему не пишет — звонок скоро.

- Звонок скоро, дурик, чего стоишь? — прошипел Богдан.

- Богдан, может, ты хочешь написать сто дат? — резко спросил Вениамин Павлович.

- Я? — испугался Богдан. — Я не-е…

- Тогда молчи и слушай. Или пару схлопочешь.

Робка увидел, как Гаврош вдруг ударил Милку по лицу наотмашь. У Милки даже голова дернулась назад.

А Гаврош ударил ее снова. Робка издал горлом непонятный звук и вдруг ринулся из класса.

- Крохин, ты куда?! — только и успел крикнуть Вениамин Павлович, потом вздохнул, открыл классный журнал, достал авторучку и не спеша вывел напротив Робкиной фамилии жирную двойку. — Как видите, дорогие мои лоботрясы, сто дат написать — это вам не ху-хры-мухры, для этого кое-что знать надо... — Историк встал из-за стола и медленно подошел к окну. И следом за ним все ученики кинулись к окнам. Историк покосился на них, но сделал вид, что не замечает.

Они все увидели плачущую девушку на другой стороне переулка. А над ней нависал парень и выговаривал что-то злое, сжимая кулаки и замахиваясь, чтобы ударить. Потом из школы вылетел Робка. Вениамин Павлович и другие ученики класса увидели его, когда он бегом пересекал переулок. Робка подлетел к парню и девушке и встал между ними, с силой толкнул парня в грудь. Девушка, видимо, испугалась за Робку, попыталась встать между ними, отодвинуть Робку, но тот упрямо стоял на месте, загораживая парню дорогу.

- Это же Гаврош! — громко сказал Богдан и кинулся опрометью к двери, вылетел в коридор.

Возникло секундное замешательство — все ученики смотрели на Вениамина Павловича.

- Ну что стоите? — вполне серьезно сказал он. — Выручайте товарища!

И почти весь класс ринулся к двери, грохоча ботинками и толкаясь. Нахмурившись, Вениамин Павлович смотрел, как в переулке Робка дерется с плечистым крепким парнем, который выглядел старше и опытнее в драке. Девушка что-то кричала, пытаясь загородить Робку, но тот парень легко отшвыривал ее в сторону, как кошку, и бил Робку расчетливыми тяжелыми ударами.

А неподалеку другой парень с безучастным видом наблюдал за дракой, попыхивая папиросой. Переулок был пустынен, и редкие прохожие поспешно переходили на другую сторону, прибавляя шаг.

И тут из школы посыпалась орава ребят и девчонок.

Переулок заполнился девичьими визгами. Впереди всех мчался Богдан.

Вениамин Павлович усмехнулся и покачал головой, и подумал, что все же не зря он что-то такое изо дня в день долбит этим лоботрясам, видно, кое-что оседает у них в мозгах, и есть надежда, что вырастут приличные, порядочные люди…

Избиение прекратилось. Ученики окружили девушку, Робку и того парня, Гавроша. Робку тут же схватили за руки и утащили за спины ребят, а перед Гаврошем лицом к лицу оказался Богдан. Он обмирал от страха, но не уходил, сжимая кулаки и облизывая пересохшие губы. Он смертельно боялся Гавроша, но еще больше боялся опозориться перед всем классом.

- Уйди, Богдан, задавлю... — Черные глаза Гавроша были страшными, губы кривились и нервно подергивались.

- Сам уходи... — не помня себя от страха, выдавил Богдан. — Робку бить не дам!

- Сучонок твой Робка, понял! Я ему пасть порву! Кореш называется! Бабу у меня захотел отбить! Что за это полагается, знаешь?

- Щас милицию позовем! — сказал кто-то в толпе ребят. — Вали отсюда!

- Ух ты-ы, как я испугался! — расплылся в зловещей улыбке Гаврош. — А вот это кто хочет попробовать?! — и Гаврош выдернул из кармана нож. Блеснуло на солнце длинное узкое лезвие. Гаврош сделал выпад вперед, и толпа учеников, наступая друг другу на ноги, шарахнулась во все стороны.

- Куда ж вы, сыночки?! — гоготнул Гаврош. — Сыночки-фраерочки! Давай по одному, всем достанется, никого не обижу!

Тут сбоку вынырнул Валька Черт и пронзительно, по-разбойничьи свистнул и захохотал:

- Гаврош, вон тому, рыжему, отвесь пендаля!

Гаврош двинулся на учеников, раздавая пинки налево и направо, и нож сверкал в его руке. Этот нож будто гипнотизировал учеников — сколько страшных историй они слышали и сами рассказывали друг другу про блатную шпану, пускающую в ход финку при любом случае. И только Богдан, когда Гаврош ударил его ногой, бросился вперед и отчаянно замолотил кулаками, попав пару раз Гаврошу в лицо. А потом произошло нечто молниеносное, неуловимое глазом, и в следующую секунду Богдан как-то боком пошел к деревянному дому, держась рукой за левое плечо.

А Гаврош в обнимку с Валей Чертом, пританцовывая, удалялись по переулку и громко распевали:

Вениамин Павлович, наблюдавший из окна, тоже не выдержал и побежал на улицу. Когда он выскочил в переулок, все закончилось. Гавроша и Вальки Черта и след простыл. Весь класс окружил Богдана, который стоял, прислонившись к бревенчатой стене дома, и зажимал рану на плече. Сквозь пальцы сочилась кровь.

Девушки галдели, как воронья стая:

- Врача надо! Вениамин Павлович, Володю Богдана ножом пырнули!

- В милицию заявить надо!

- Эх вы, мальчики! Выручать побежали — выручалы!

- А чего сделать можно, если нож у него?!

- Ладно, струхнули, так молчите!

- Ну-ка, покажи! — потребовал Вениамин Павлович, отнимая руку Богдана от плеча. Курточка была разрезана на плече, и материя намокла от крови. Вениамин Павлович надорвал курточку, осмотрел рану и приказал коротко: — А ну, в медпункт быстро! — и, взяв Богдана за руку, повел за собой к школе. Ученики гурьбой двинулись за ними, галдя на ходу, обвиняя друг друга и оправдываясь.

А Робка и Милка стояли неподалеку в скверике, и Милка платком утирала кровь с лица Робки, всхлипывала, приговаривала плачущим голосом: