Разбитые острова - Ньютон Марк

Бринд удивлялся, как они вообще могут спать – на пронизывающем ветру, который выл, как стая банши, несясь вдоль берега. Несмотря на это, запахи моря все равно продолжали мешаться на берегу с едким дымом костров. Не веря своим глазам, Бринд смотрел, как подходят к берегу огромные кони, ступая по волнам, как по суше. На спине одного из них он разглядел крошечную фигурку и подумал, что это, должно быть, и есть фра Меркури.

Наконец на берег хлынули гражданские. Был отлив, и многие скользили на покрытых мокрыми водорослями камнях и падали. Бринд направился к группе офицеров, стоявших поблизости, и отдал приказ отправить несколько сотен драгун на эвакуацию – пусть помогут первыми выехать самым уязвимым: старикам, юным, матерям с детьми. Всех, кто может вынести на берегу еще ночь, он велел оставить.

Берег мгновенно огласился рыданиями – это прощались друг с другом жены и мужья, отцы и дети, и Бринд с удивлением обнаружил, что эти сцены глубоко трогают его, хотя совсем недавно страдания множества людей не вызывали в нем никакого эмоционального отклика. Может, все дело в том, что здесь он был дома, на Джокулле, а может, просто ему воочию довелось увидеть, как в своей массе уязвимы люди.

Тут к нему подошел Фулкром и сообщил, что следующая фаза эвакуации продвигается нормально и что напряженность между людьми начинает ослабевать.

– Как вам зрелище, а? – спросил его Бринд.

– Да уж, есть на что посмотреть, – криво усмехнулся Фулкром. – Тем более теперь, когда вы здесь и вся ответственность лежит на вас, а я могу спокойно полюбоваться.

– И к этому бремени можно привыкнуть, особенно если не снимать его со своих плеч из года в год. Просто учишься не впускать в свою голову мысли о том, как это тяжело, вот и все. Да еще не думать об обиженных и недовольных. Поверьте мне, что бы вы ни делали, такие всегда найдутся.

– Да, но как научиться отличать верный выбор от неверного? И вообще, будет ли в этом новом обществе сама возможность демократического выбора? Мы же знаем, что прежняя система выборов в Совет была не более чем насмешкой.

– А что вы хотели бы изменить в ней? Вот вы мне и скажите – это же вы всю жизнь работали с законом. В чем он подводит людей? – Бринд широким жестом показал на беженцев в процессе эвакуации.

– Вы не правы, командующий, я слишком мало знаю, чтобы рассуждать о подобных вещах.

– Я много лет слушал тех, кто понятия не имел о том, как живут изо дня в день обычные люди. Вы же были среди них, жили в их мире, видели, сколько там всего происходит. Вы видели конец Виллджамура. И потом, я ведь просто интересуюсь вашим мнением, следователь; не повесят же вас за то, что вы его выскажете.

– Ну, тогда и впрямь настали новые времена, – произнес Фулкром и умолк. Похоже, румель всерьез задумался над ответом, и Бринд его не торопил. Наконец он заговорил: – В идеале, народ должен выбирать своих представителей. Я совершенно уверен, что революционных событий в Виллджамуре удалось бы избежать, имей простые люди возможность хоть как-то влиять на то, что определяет их жизнь. Наверное, можно ввести выборных представителей от каждого района, в особенности если мир будет населен представителями разных видов. Все своды законов Виллджамура так или иначе сводились к защите разных форм собственности; возможно, когда на картах появятся новые границы, присваивать землю станет не так просто. Всем понадобятся люди, которые смогут защитить их интересы. И земля тоже понадобится всем – и новым жителям, и старым, надо ведь как-то добывать пропитание.

Бринд внимательно слушал мудрые речи следователя-румеля. Сам он почти всю жизнь провел, насаждая закон и порядок в землях, далеких от столицы, и на собственном опыте знал, с какими трудностями приходится сталкиваться при этом, сколько недоверия вызывают действия властей у местных жителей и какие случаются ошибки и неудачи; опыт следователя говорил ему о том, что происходит, когда общество начинает всматриваться в себя; это была та самая ситуация, с которой ему, хочешь не хочешь, приходилось теперь иметь дело.

– Простите, что я поднял эту тему, командующий, но разговор у нас пошел довольно серьезный. Я, вообще-то, не рассчитывал, что стану в обозримом будущем обсуждать судьбы империи или того, что от нее осталось. Я всегда считал, что ночных гвардейцев интересуют лишь вопросы военной тактики и стратегии. И вот что я хочу спросить: кто у нас теперь во главе, кто решает, каким быть новому режиму?

– Императрица Рика, – коротко ответил Бринд.

Фулкром кивнул и как будто задумался над возобновлением ее притязаний на престол.

– Кажется, вам это не очень-то по нраву.

– Вы чрезвычайно наблюдательны, следователь, – отметил Бринд.

– Любопытно, что наша история так богата этими персонажами – королями и императорами, я имею в виду, – хотя в данном случае речь идет об императрице.

– Вообще-то, она, конечно, не императрица, в строгом смысле этого слова, – уточнил Бринд, – поскольку все имперские властные структуры, как вам хорошо известно, лежат в руинах.

Занималась заря, первые лучи солнца разгоняли ночные тени, освещая изумительную картину перед ними.

Глава двенадцатая

Эйр, бывшая правительница Джамурской империи, сестра императрицы Рики, оказалась в необычной для дамы ее положения обстановке. Покои оставляли желать лучшего – стены, сложенные из огромных камней рухнувшего монастыря, были надежны и прочны, однако архитекторы не подумали о том, что в них неплохо смотрелись бы еще и окна. Свет исходил только от настенных кенкетов, свечей и огня в камине. Из украшений в комнате тоже почти ничего не было – так, несколько религиозных безделушек, раскиданных по углам, да пара дареных ковриков, от которых пахло прелью. Правда, этот запах перебивали другие: засохшей крови и ведер с мочой.

Тряпицей, смоченной в воде с маслом, она обтирала раны одного человека; благодаря оперативным действиям санитарки нагноения удалось избежать, так что они, вероятно, были не так плохи, как казались с виду.

Мужчина улыбнулся сквозь боль, когда она стала промокать длинный порез у него под ребрами. От каждого прикосновения ткани вода начинала течь по его обнаженному торсу, заставляя его вздрагивать. Одна из санитарок рассказала Эйр, что с ним случилось: он пострадал в потасовке на набережной. Банда юнцов окружила двух женщин, и он вмешался, чтобы их отпугнуть. Однако юнцы взяли над ним верх: две ножевые раны под ребра избавили его от изрядного количества крови, но ему невероятно повезло – его нашли прохожие, которые знали о госпитале.

– Удача на вашей стороне, раз вы тут очутились, – тихо сказала ему Эйр.

Он глянул на нее, улыбнулся и снова стал смотреть в стену у нее за спиной.

– Это как сказать, мисс; иные решат, что счастье мое совсем на исходе, раз меня ножиком пырнули. – Он был одним из лучших пациентов госпиталя: вежливый, спокойный, он никогда не ругался дурными словами, терпел боль и вообще вел себя прилично; мечта сестры милосердия.

– Как думаете, нельзя ли подбросить еще пару полешек в огонь? – спросил он.

– Сейчас попрошу санитарку принести, – пообещала Эйр.

Он снова посмотрел на нее:

– Я вас нечасто тут вижу.

– Верно. Я не так часто сюда прихожу.

– Ну хотя бы иногда приходите, и то хорошо, – сказал он и откинулся на подушку. – Вы не похожи на сестру милосердия.

– А вы не похожи на героя, – сухо парировала она.

– Да уж, – засмеялся мужчина, – никогда не знаешь, на что окажешься способен, когда приспичит.

Эйр пододвинула ближе тазик с грязноватой водой и принялась полоскать тряпицу. Это был третий ее визит в госпиталь, и, как и все предыдущие, он проходил не совсем так, как она ожидала. Почему-то она представляла себе ряды кроватей, застланных свежим бельем, много чистой воды и сестер, обтирающих раны благодарным пациентам. Реальность же оказалась совсем другой: кровати, сколоченные на скорую руку и застланные чем Бор послал; воду добывали, растаивая на печке свежий снег; крысы свободно бегали по комнатам и прятались в темных углах только тогда, когда их как следует шуганешь; а пациенты, едва перестав блевать и харкать кровью, сразу напивались в дым и забывали не только о благодарности, но и о приличиях, пытались лапать сестер. Эйр это, правда, пока не коснулось; к тому же она носила в сапоге нож и, спасибо Рандуру и его урокам, знала, что с ним делать.