Набат-2 - Александр Гера

«Вокруг столицы ему блуждать нет смысла, — размышлял Дронов, вырабатывая план. — Тут он никому не нужен, заступники далеко, и единственным приютом Крониду могут быть сподвижники по ведической вере, старообрядцы».

Разложив на столе карту, Дронов нарисовал окружность вокруг Орианы с радиусом километров двести. Дальше Кронид не дошел.

«Куда он двинется? На север? Нет смысла. На юг? Нечего там делать. На восток? На восток… Не пойдет он туда. Пойдет он в общину ведистов. Где у нас ведисты? — подсел он к компьютеру. — Ясно: ближайшая к нему крупная община поклонников Ория была в Беломорье. При затоплении ушла за Северные Увалы к горе Денежкин Камень. Нелюдимы, чужих в общину не пускают, единоверцев определяют по тайным знакам», — припомнил Дронов по прежним сводкам.

«Если я прав с маршрутом, быть мне под солнцем. Ошибусь, и здесь мне не бывать. Жизнь маетная».

Ливни кончились, но в воздухе держалась водная взвесь. От сырости обрушились сразу два здания. Обещанное просветление не наступало. Цыглеев рвал и метал, и до того он был смешон без власти, без верных друзей, молодых, как он, глупых, каждый по-своему. Многие забросили службу, кололись по-черному, сходили с ума, оголодавши. Кто похитрее, разворовывали провиант.

Дронов подумывал дать деру к казакам, но Орден держал его здесь, и он мок вместе со всеми, разглядывая изъеденные грибком ступни.

Когда-то он опрометчиво поверил в могущество Ордена. Хотелось быстрее к вершинам власти. Его не обманули. Но до чего тяжела шапка Мономаха!

Путешествие за Урал улыбалось ему кисло, но уму отчаянно хотелось в рыцари Ордена, и через день он вышел из города к Ульдыкскому перевалу. Сухая и плотная одежда вселяла уверенность, сверхпрочные сапожки, запасы-припасы составляли одну компанию, идущую к лучшей доле. Оно и лучше в пути, чем мокнуть на месте. Человеки приспособились и к хлябям небесным: у нечастых новорожденных не зарастали жаберки. Впрочем, у молодых хозяев России, изнуренных наркотиками и гнусным питанием, пора рождаться дракончикам. Эволюция вела к земноводным. Дронов к земноводным и рептилиям не хотел.

С вершины перевала он попрощался с новой столицей, на которую возлагал большие надежды последний президент Гречаный. Молодым всегда хотелось порулить самостоятельно, быстрее вырваться на простор. Вырвались. Но поздновато.

«А кто бы их выпустил, — размышлял идущий Дронов, — будь в сиськах России-матери молочко? Прощайте, товарищи, с Богом».

И так был велик гнев Господень, что стал он одну сторону планеты поджаривать, а другую топить. Гнев этот копился со времен расщепления ядра, до расщепления единой тайны в Армагеддоне-2. Доигрался, человечек.

«Права Церковь, по жопе надо каждому давать, кто выше крыши нашей бани забирается. А розги надо брать фасонные, чтобы после каждого хлопка заповедь на заднице проявлялась: не убий, не укради. Что там еще? В тайны ядра не лезь, на самолетах не летай. Вот, забыл: не пи́сай против ветра!»

Сыро в точиле Господнем и пакостно.

Отрешившись от грустных мыслей, Дронов кинул взгляд на город-неудачник и успел поймать момент, когда осела и расползлась резиденция премьер-министра, последнего правительства России.

«Наверное, с обитателями», — беспристрастно подумал он.

И будет удивительно дальним потомкам найти останки предков целехонькими и невредимыми и гадать долго, что же произошло во времена доисторические, какая сила запечатала для них посылку?

Никакая. Элементарная глупость и наглая самоуверенность, что нам нет преград ни в море… а суши практически нет. Есть преграды, еще какие. Ибо на винтовой лестнице ДНК есть запретная двадцать четвертая ступень.

Аминь.

«Вовремя я смылся», — похвалил себя Дронов и начал спускаться с перевала.

Занятый скользкой тропой, он сразу не сообразил, почему легче дышится, а ноги увереннее находят прочное место.

Ливень прекратился! Дождя нет, и морось исчезла!

Он поднял голову к низкому небу. Ветер рвал облака в клочья, они стремительно разлетались, словно чья-то остервенелая рука спешила добраться до глубин небес. Наконец стали проявляться просветы голубого, и ликующая радуга навела мост на пути Дронова. Он обернулся, боясь, что его лишат долгожданной радости, и, как только что, успев увидеть оседающее здание резиденции премьера, глаза ухватили в последний момент узенькую радужку-змейку, оранжевую с голубовато-лиловым.

«Это еще к чему? — недоумевал он, протирая глаза. Змейка не появилась больше, чистое небо искрилось светом, и солнце съедало посторонние цвета. — Почудилось?»

Пусть будет — почудилось. Да здравствует солнце!

Из необходимых в пути предметов Дронов взял основной для нынешних времен — складной подвесной моторчик и резиновую лодку. Моторчик работал на сухом газе. Передвигаясь подобным образом, он перехватит Кронида в середине пути. Кронид не экипирован соответственно премудростям цивилизации.

В пути ему мало попадалось живности. Редкие птицы, отвыкшие радоваться солнцу. Истосковавшимися голосами они выкликали свою пару и долго прислушивались, отчего симфония жизни звучала слабо, отдельными инструментами. На земле в обилии прыгали лягушки, ползали ящерки. Редкий случай, когда пробегала мышь. Ей Дронов радовался как родной.

Речками, протоками, каналами и морями он двигался-на запад и с удовольствием ступал на просохшую землю для ночлега. Костер вспыхивал яркий, потрескивал, не чадил, изжаренная рыба не отдавала сыростью. Спать на лапнике было приятно, и, просыпаясь поутру, он ощущал приток сил в теле и готов был идти дальше.

На второй месяц пути он обратил внимание, что становится по ночам теплее, а днем жарко, и солнце царило в небе непрестанно, хотя был ноябрь и хотелось осеннего дождичка. Изредка ночами доносился до него приглушенный грохот, будто бы отдаленные грозы ярились где-то, но молний не появлялось, лишь во сне его укачивало вдруг. Он просыпался, прислушивался. Ничего. Опять почудилось.

— Что происходит? — спросил он, связавшись в очередной раз со штаб-квартирой Ордена.

— Ничего особенного, — ответили ему. — Налаживается причинная связь вещей. Продолжайте поиск.

Тогда, от одиночества и желания слушать человеческий голос, Дронов поведал о радуге-змейке. Вместо привычного голоса Игнасио с ним заговорил сам великий магистр.

— Вы точно видели это?

— Абсолютно точно. Только посчитал, что мне почудилось.

— Когда это случилось?

Дронов высчитал день, когда прекратился дождь. Последовала пауза, и он подул в микрофончик.

— Брат Геннадий, подберите ровную площадку для приема самолета, сообщите нам и выставляйте радиомаяк. Задание отменяется. Скоростной перехватчик будет за вами через шесть часов. Постарайтесь уложиться.

Он не спросил, ради чего такая спешка: не принято переспрашивать великого магистра, только пожал плечами недоуменно.

Дронов взобрался на пологий склон, с его верхней точки обозрел окрестность. Километра за два налево ему приглянулась ровная полянка почти прямоугольной формы. Судя по всему, за ним выслали перехватчик с вертикальным взлетом. Посадочная площадка вполне подойдет. А вправо от полянки он сразу увидел озеро и что-то похожее на жилище у самого берега. Он даже фигурку разглядел, и — разрази меня гром, если это была не женщина! Его неудержимо влекло вправо, но ослушаться он не посмел: время отмерено, овцы посчитаны, и — разрази меня гром! — на женщин времени не оставалось. Если в такую даль отправили за ним перехватчик, значит, есть дела, где женщинам места не остается. Раньше было нельзя, теперь поздно.

Спустившись со склона, он зашагал к поляне, насвистывая маршевый мотивчик. Рюкзак за спиной и выкладка не тянули, шагать было весело и не страшно. За него думали.

Мотивчик пришлось оборвать, едва он отшагал по равнине метров сто, не более. Плотно растущая трава, какой-то вымахавший до трех метров осокорь мешал двигаться, а почва под ногами проседала, мешая двигаться ходко, зачавкала жадно.

«Болотина!» — отпрянул назад Дронов. Напрямую к полянке хода нет. А дорога в обход по топкому месту займет часа два. Быстро он продвигался к этой точке, отмахал играючи до тысячи километров, а тут продвижение замедлилось до черепашьего и ничего придумать нельзя: руки и ноги остаются человеческими.

На обход болота ушло полных три часа. По высоким кочкам и буйным зарослям травы. Рюкзак и выкладка стали обременительны, а он всю теплую непромокаемую одежду уложил в рюкзак, двигаясь в шортах и майке-безрукавке, изрядно порезался, и тело саднило от глубоких порезов, так он спешил. Пришлось облачаться, как в скафандр, в защитный комбинезон, надеть сапожки и перчатки. Сразу стала донимать духота, и на край полянки он выбрался почти обессиленным и свалился на траву бездыханным.