Скованные льдом сердца - Джеймс Кервуд

Три недели спустя, после того как он оставил хижину Круассэ, он пришел в форт Черчилл. Этот месяц так изменил его, что офицер не сразу узнал его. Дежурный инспектор дважды взглянул на него и потом воскликнул:

— Быть не может! Это вы, Мак-Вей?

Одному Пелетье, ожидавшему его, Билли рассказал все, что случилось у Малого Бобра.

В Черчилле его ждало несколько писем. В одном из них сообщалось, что дела серебряного рудника, в котором он был заинтересован, пошли хорошо и на его долю причиталось теперь более десяти тысяч долларов.

Он воспользовался этим неожиданным богатством как предлогом для отказа от службы.

Через неделю после его возвращения в Черчилл, Беки Смит был с позором уволен со службы. Мак-Вей был не один, когда Беки подошел к нему с улыбкой и пожелал пожать ему руку.

— Я не сержусь на вас, Билли, — сказал он громко, чтобы могли слышать другие. — Но только это чистейшее недоразумение.

И потом, понизив голос, так, чтобы один Мак-Вей слышал его, он прибавил: — Запомните, что я посулил вам. Я вас убью за это, где бы я вас ни встретил!

Через несколько дней после этого Пелетье уехал по последнему санному пути в Нельсон-Хауз, надеясь добраться до него, прежде чем стает снег.

— Поедем со мной, Билли, прошу тебя, — повторял он в сотый раз. — Моя невеста так будет рада, а про меня и говорить нечего.

Но Мак-Вей не согласился.

— Когда-нибудь я приеду повидать вас, когда у вас будет ребенок, — пообещал он, пытаясь улыбнуться. И он последний раз пожал руку товарищу.

После отъезда Пелетье он еще три дня пробыл на посту. На утро четвертого дня он взвалил себе на плечи мешок и, не взяв даже собак, отправился на северо-запад.

— Я думаю, что будущую зиму я проведу в Фон-дю-Лаке, — сказал он инспектору. — Если придет что-нибудь на мое имя, вы можете при случае переслать мне. А если там меня не будет, значит, я вернусь в Черчилл.

Он назвал Фон-дю-Лак потому, что могила Дина находилась между Черчиллом и постом прежней Компании Гудзонова залива в местности Атабаска. Снежные равнины — вот что влекло его теперь — только к ним он стремился. Он исполнит свое обещание: посетит могилу Скотти Дина. Он старался думать, что это было исполнение обещания. Но где-то в глубине его существа происходил иной процесс, которого он сам хорошо не понимал.

Он постоянно ощущал рядом с собой чье-то присутствие, — и в пути, и ночью у костра. И когда он старался разобраться в этом, он чувствовал, что это присутствие Скотти Дина. Он верил в прочную дружбу, но он никогда не верил в любовь мужчины к мужчине. Он не представлял себе, что это может существовать, кроме, может быть, любви отца к сыну. Во всех воздушных замках, которые он строил, альфой и омегой была любовь к женщине. Первый раз он сознавал, что значит любить мужчину, воспоминание о мужчине.

Что-то мешало ему сообщить тайную цель своего путешествия в Черчилл даже Пелетье. Вечером накануне выхода он спрятал на опушке леса большой топор. На другой же день он нашел для него применение. Он выбрал прямую березу восемнадцати дюймов в диаметре и разбил свою палатку в пятидесяти шагах от нее. Прежде чем улечься спать на одеяла, он срубил топором это дерево. На следующий день он очистил его от коры, и к вечеру у него была доска в два дюйма толщиной, в фут шириной и три фута длиной. Отправившись на следующее утро дальше на северо-запад, он оставил топор в лесу.

Вечером четвертого дня он работал своим складным ножом и дорожным топориком, обтесывая и сглаживая доску. Пятый и шестой вечер он провел так же, а в конце шестого вечера он стал накалять на огне конец железного прута и выжег первые три буквы эпитафии Дину. Он колебался некоторое время, какое поставить имя: Скотти или Давид. Потом решил — Давид. Он шел не спеша. Для него весна была прекраснейшим временем года. Снежные потоки журчали в камнях и сверкали в ложбинках. Почки на тополях набухали и чуть не лопались, и лозы дикого винограда, полные соков новой жизни, были красны как кровь.

На семнадцатый день после выхода из Черчилла он достиг края равнины. Уже два дня, как он уклонился к западу. На третий утром перед ним открылась серая равнина с бродящими по ней оленями — та самая равнина, по которой он с Пелетье и ребенком убегал от эскимосов. Он дошел до хижины и вошел в нее. Никто, очевидно, не входил в нее с тех пор, как они оставили ее. На скамейке, где умер Дин, он нашел маленькую рукавичку Изабеллы. Он тогда не знал, где она ее потеряла, и сделал ей новую из рысьей шкуры по дороге к хижине Круассэ.

Мягкая постелька, которую он приготовил для девочки в уголке, осталась в том виде как тогда, когда она спала на ней. Даже на одеяле, скатанном в форме подушки, сохранился отпечаток ее головы. На стене висела пара старых штанов Дина. Билли смотрел на все эти вещи, стоя молча посреди хижины и спустив на пол мешок. Что-то в этой хижине волновало и смущало его, он старался превозмочь это, посвистывая. Но губы плохо слушались его! Наконец он повернулся и пошел на могилу.

Здесь побывали лисицы и немного подкопали крест. Кроме этого, никаких перемен не было. В течение дня Мак-Вей срубил более толстое дерево и вогнал конец на три фута в полузамерзшую землю в изголовье могилы Дина. Потом принесенными гвоздями он прибил доску. Он думал, что никто, никогда не поймет смысла слов на доске — никто, кроме его самого… и Скотти Дина. Концом раскаленной проволоки он выжег такую надпись:

ДАВИД ДИН

умер 27 — го февр. 1908 г.,

любимый Изабеллой и тем,

кто хотел бы занять

его место, а его

отдать

ЕЙ

М. В. 15 апреля 1908

Он работал, не отрываясь, до обеда. С ближайшей скалы, в сотне ярдов оттуда, он притащил большие обломки камня и сделал вокруг дерева фундамент в четыре фута вышиной так, чтобы ни дикие звери, ни буря не могли свалить его. Потом он стал бродить по теплым, пригретым солнцем лесным полянам, где начинали пробиваться зеленые побеги.

Он нашел ярко-красные подснежники и выкапывал их корешок за корешком. Наконец между двумя глыбами камня он увидел стрельчатые листья голубого цветка. Подснежники он посадил вокруг фундамента, а голубой цветок — в изголовье могилы.

Было уже далеко за полдень, когда он вернулся в хижину, и ее заброшенность подействовала на него еще более угнетающе. Все было не так, как он ожидал. Он яснее ощущал присутствие и близость Дина у ночных костров в лесу. Он поставил на печку котелок, но треск огня казался каким-то странным и неестественным в пустой комнате.

Самый воздух, которым он дышал, был какой-то тяжелый, пропитанный смертью и разбитыми надеждами. Ему было трудно проглотить то, что он приготовил, хотя он ничего не ел с утра. Он посмотрел на часы. Было четыре часа. Северное солнце скрылось за дальним лесом и настали прозрачные ранние сумерки. Выйдя из хижины, несколько минут Билли простоял неподвижно. За его спиной сова затянула свою заунывную песню. Над его головой в кустах чирикал воробей. Был час между концом дня и наступлением ночи, когда природа затихает, и все погружается в молчание.