Бог в человеческом обличье - Татьяна Коган

Надо же… Никогда бы не подумал, что вспомнит хотя бы строчку. Предчувствие смерти обостряет память. Ха-ха. Он обещал свозить Марину в Испанию, на родину Лорки. Но так и не свозил.

Илья покрутил на запястье кожаный ремешок, подаренный отцом незадолго до его смерти. Он уже болел, и врачи настойчиво намекали семье готовиться к худшему. Но в худшее никто не верил. Илья ни на секунду не допускал мысль, что может потерять отца. Это было невозможно. В наше время медицина практически всесильна.

После очередного приступа отца забрали в больницу и уже не отпускали. Илья прогуливал школу и постоянно торчал в палате, все еще не веря в плохой конец, но уже начиная всерьез беспокоиться. Мать сначала сердилась на его пропуски, твердила, что он должен учиться, но потом смирилась. Тогда мальчишка еще не понимал: мать уже знала, что отца не спасти, и не хотела отнимать у сына возможность провести последние дни вместе.

Они много говорили. Отец расспрашивал обо всем на свете, и Илья самозабвенно рассказывал об учебе, о музыке, о друзьях и планах на будущее. Признавался, что понятия не имеет, кем хочет стать. Его интересовало слишком много вещей, но отсутствовала главная цель. Ему было тринадцать лет, но уже тогда ему казалось странным, как люди, имеющие всепоглощающую страсть, любимое занятие, без которого не мыслят существования, могут чувствовать себя несчастными.

– Это противоречит всем законам логики, – деловито говорил Илья. – Когда ты знаешь, чего хочешь, тебя переполняет энергия – иди и добивайся своего, а не скули о недостатке возможностей. Если бы я только понимал, чего хочу…

Отец слушал внимательно, а потом устало улыбнулся – самочувствие быстро ухудшалось, и даже короткая беседа стоила больших усилий.

– У меня для тебя кое-что есть, – он потянулся к тумбочке, выдвинул ящик и достал широкий плетеный кожаный браслет. – Я сделал его сам. Хотел, чтобы у тебя осталось что-то на память.

– Пап…

– Не перебивай, – попросил отец. – Ты уже взрослый и должен понимать, что я вряд ли выкарабкаюсь.

В носу предательски защипало, но Илья даже не выдохнул, боясь пропустить хоть одно слово.

– Это, конечно, мелочь, – продолжил отец. – Может, ты его вообще носить не захочешь.

– Я буду носить его, – Илья выхватил браслет и поспешно надел на запястье.

– В таком случае, каждый раз, когда посмотришь на него, мысленно спрашивай себя, чего ты по-настоящему хочешь от жизни. Однажды ты наверняка найдешь ответ. И тогда браслет тебе больше не понадобится, – отец закашлялся, с трудом договорив.

Все эти годы Илья ни разу не снимал кожаный ремешок.

– Все нормально, начинаем? – спросил по громкой связи звукорежиссер. Аранжировщик крутился на стуле, демонстрируя нетерпение. За их спинами замер Оператор. Круглый объектив камеры смотрел прямо на Илью.

Неужели это все?

Он споет свою последнюю песню, и с ним больше никогда ничего не случится. Звукорежиссер закончит работу и пойдет домой, к своей семье. За завтраком поинтересуется у старшего сына оценками в школе, младшему пообещает купить игру, которую тот давно выклянчивал…

Аранжировщик поедет к девушке, с которой встречается уже второй месяц – немыслимо долго для него. Сегодня утром он даже допустил мысль, что не прочь пожить вместе.

Оператор в ярком пиджаке, двое амбалов, привлекательная шатенка – все они продолжат жить. А Илья Крестовский умрет.

Он приговорен и не способен повлиять на судьбу. Единственное, что еще оставалось в его силах – не потащить за собой в могилу других.

– Начинаем, – Илья кивнул. – Я готов.

В наушниках заиграла фонограмма. Мощная, надрывная мелодия, в которой воплотились его страхи и боль. Он создал действительно хорошую музыку. Как обидно, что он не узнает, как отреагируют на нее слушатели! Они ведь почувствуют. Не смогут не почувствовать все то, что переполняло его сердце.

Всю жизнь Илья постоянно мчался куда-то сломя голову, не разбирая дороги. Не разрешал себе останавливаться и любое снижение скорости считал катастрофой. Он так привык находиться в пути, что нежданная остановка едва не убила его. Он превратил свою жизнь в бесконечную гонку. Устремлялся вперед, не понимая, куда именно хочет попасть. Он считал, что покой – самая большая ошибка. Он заблуждался. Пауза необходима, чтобы разобраться в себе, осознать истинные желания. Пауза – тоже музыка. Прав был Николай Иванович, пусть земля ему будет пухом!

Илья запел.

Его взгляд устремился вперед. Там, за стеклом аппаратной, остался прежний мир. Такой близкий и такой недоступный.

Боже мой! Это же так очевидно! Он искал ответ, который лежал на поверхности.

«Чего ты по-настоящему хочешь?»

Больше всего Илья хотел просто жить.

Жить, черт возьми!

Глава 24

Ну вот она и дома… Вика поставила сумку на пол, разулась и прошла в ванную. Вымыла руки, избегая собственного отражения в зеркале. «Прямо как экзальтированная актриска, – мысленно усмехнулась она. – Сыграла отрицательную роль и никак не может отойти…»

Все это глупости. Она вообще не играли никакой роли. Она отстраненно наблюдала, подобно оператору, снимающему в саванне фильм о дикой природе. Он может сочувствовать косуле, пойманной львом, но не смеет вмешиваться.

«Вот уж оправдалась так оправдалась, – укорила себя Вика. – Я один – человек, а все остальные – животные. Какая добрая девочка!»

В квартире было душно. Она открыла окно и с облегчением вдохнула хлынувшую в комнату свежесть. Предрассветный город был тих и неподвижен, Вика успела соскучиться по его суете. В коттедже посреди леса напряжение не покидало ее. Здесь же, в собственной квартире с видом на дороги и многоэтажки, она чувствовала себя спокойней.

Сколько она отсутствовала? Неделю? А такое впечатление, что вечность прошла. Вика огляделась. Диван, телевизор, книжные полки. Все предметы кажутся знакомыми и в то же время непривычными. Словно бы она вернулась в прошлое – приятное и уютное, но давно утратившее актуальность.

На студии звукозаписи Вика поняла, что приключение близится к завершению. Она набрала достаточно материала для книги. Организатор уверял, что больше не будет испытывать пленника на прочность. Свое задание он с успехом выполнил, больше от него ничего не требовалось. Вике объяснили, что Илью еще немного потомят взаперти, а потом отпустят. Возможно, она смогла бы выудить еще пару интересных сюжетных деталей, продолжив наблюдение, но, честно говоря, желания не испытывала. Ночь, проведенная в студии, принесла ей массу неприятных эмоций. Пожалуй, Волина считала себя гораздо циничнее, чем на самом деле являлась. И даже «режим писателя», при котором она обычно становилась непробиваемой, не сильно помог. Вика сочувствовала Илье.

В первые дни пребывания в коттедже она пересмотрела кучу его выступлений и интервью. Она понимала, что притягивает фанатов: на концертах от Крестовского шла столь мощная энергетика, что невольно затрагивала даже равнодушного зрителя. В беседах с журналистами эта энергетика тоже присутствовала, но в более мягкой форме. Агрессия и сила отходили на задний план, уступая место природному обаянию.

На студии Вика увидела другого человека. В его глазах плескалось настоящее, неподдельное страдание. Она долго не забудет его взгляд, наполненный болью и отчаянием. Как он вообще смог петь в таком состоянии? Ей стало дурно от одной мысли о том, что Илья испытывал в тот момент. Организатор проник в его голову лучше любого психолога и вытащил наружу все тайные страхи. Он не кромсал свою жертву, не рвал ее на куски, подобно голодному хищнику. Он аккуратно и методично давил на больные точки, неуклонно приближаясь к порогу ее терпимости.

Вика знала, для чего затеяно похищение. И все же настойчивая мысль не давала ей покоя: оправдывает ли цель средства? Правильно ли – доводить человека до нервного истощения, пусть и во имя чего-то важного? Воистину, у Организатора стальные нервы. Впрочем, в этом она не сомневалась с первой минуты знакомства.

Собственная реакция на происходящее начинала пугать Вику. Она мысленно ставила себя на место Ильи и все чаще приходила к выводу, что вряд ли бы вынесла нечто подобное. Как он умудрялся держаться? У него была железная воля.

Вернувшись из студии, Волина немедленно собрала вещи. Она не сомневалась, что поступает правильно, и все же с тоской оглядела просторную гостиную напоследок. В путешествиях ей не нравилось именно это: покидать места, ставшие за короткий срок привычными. Ты уверяешь себя, что непременно однажды снова навестишь эту страну, город, улицу, но умом понимаешь: едва самолет приземлится, наваждение улетучится. Ты будешь делиться с друзьями впечатлениями о поездке, но забудешь о желании повторить ее. Ведь есть еще столько незнакомых уголков на планете, где ты не бывал!