Полуночная роза - Энн Стюарт

Жизлен смотрела на него, онемев от растерянности. Она все еще была наивна, несмотря на недели, проведенные в Париже, и не поняла, о чем он говорит. А еще она боялась заговорить.

Она попробовала вырваться, но ничего не получилось. Она хотела позвать на помощь, но, не успев открыть рот, уже знала, что навлечет на себя вместо одной беды две. Ей оставалось лишь плестись за ним, спотыкаясь, по улицам, а он оставлял без внимания ее жалкие попытки сопротивляться.

— Тебе понравится у мадам Клод, — заверил ее Мальвивэ. — Надо только быть послушной, и ты заживешь гораздо лучше. Радуйся, что тебе посчастливилось родиться с хорошеньким личиком. Это лучше, чем голодать на улице, девочка.

Дом оказался даже слишком теплым, и был полон девушек с молодыми лицами и глазами старух, с чистыми руками и ухоженным телом. Когда она пробовала драться, ее били, когда отказывалась говорить, ее принуждали. Мадам Клод окинула ее опытным взглядом, и ее угрюмое лицо стало довольным, и она дала Мальвивэ горсть монет. Она обрадовалась еще больше, когда грубая служанка, которая купала Жизлен и бессовестно ее разглядывала, сообщила ей, что к ним попала последняя живая девственница в распутном городе Париже.

— Нам повезло, — согласилась мадам Клод, — мы хорошо на ней заработаем. Пожалуй, надо будет дать Мальвивэ лишнее су, он привел ко мне настоящее сокровище.

Она тогда впервые услышала его имя, имя человека, который продал ее в публичный дом за горсть монет. Прошло время, много времени, и она убила его за то, что он с ней сделал. Вот так убьет она и Николаса Блэкторна.

Трактирщик принес ей воды, прежде чем уйти. Она не была расположена стать служанкой и судомойкой Блэкторна, но мытье посуды оттягивало уже близкую развязку. И, чувствуя на себе взгляд его безжалостных темных глаз, Жизлен впервые за много, много лет струсила.

Она принялась скоблить деревянный стол. Она была француженкой и потому знала, как это делается. Вскоре на трехногом столе не осталось ни единого пятнышка. Николас молча сидел, вытянув ноги, распустив шейный платок и наблюдал, как она хлопочет.

— Может, остановитесь? — лениво поинтересовался он, как раз, когда она решала, не помыть ли ей пол, — или вы все еще надеетесь оттянуть неизбежное?

Жизлен стояла очень тихо и смотрела на него.

Она не собиралась снова с ним бороться, давно поняв, что это бесполезно. Ножа у нее не было — предусмотрительный Трактирщик позаботился об этом — она ничего не могла сделать, разве что толкнуть его в огонь.

— Я не намерена помогать вам меня насиловать.

Николас улыбнулся, и показался ей сейчас особенно красивым в мерцающем свете камина.

Она почему-то вдруг с ужасом подумала, что ей будет трудно устоять перед ним.

— Я очень хорошо умею заставлять людей делать то, что мне хочется, — сказал он мягко, и поднялся с места. Его фигура отбрасывала длинную тень, и он показался ей еще более высоким, чем был на самом деле, и очень опасным. «Воображение тут не при чем», — подумала Жизлен. Ей очень не хотелось признаваться себе в том, что она поняла причину своего страха.

Николас медленно, осторожно ступая, прошел по комнате. Она застыла на месте, ожидая, и уговаривала себя не двигаться, когда он дотронулся до нее, закрыть глаза, и погрузиться в себя, и тогда все скоро кончится. Убеждала себя, что, начав сопротивляться, сделает хуже.

Но, когда он протянул руку и коснулся ее плеча, она, не выдержав, размахнулась и с силой ударила его по красивому высокомерному лицу.

11

Николас отпрянул от неожиданности, но не убрал руки с ее плеча.

— Вы ведете себя неразумно, Жизлен, — тихо сказал он, и в его небрежном тоне зазвенел гнев, которого он не мог скрыть. — Разве вам неизвестно, что обо мне говорят?

— Уберите руки! — она попробовала вырываться, но его пальцы теперь уже больно впились в ее плечо.

— Обо мне говорят, что я сумасшедший. Совсем пропащий человек, без совести и чести. Говорят, что тот, кто попадается на моем пути, рискует жизнью, и большинство старается держаться подальше от меня и моего буйного нрава.

— Это правда?

— Что именно?

— Что вы сумасшедший.

Он молча, довольно долго смотрел на нее, а потом произнес:

— Вероятно да, потому что я, несмотря ни на что, хочу вас. — Он прижал ее к себе и поймал губами ее рот. Жизлен напрасно пыталась вырваться, он был слишком большой, слишком сильный, его руки слишком крепко прижимали ее к его возбужденному телу. Она пыталась отталкивать его, но руки ее были зажаты, пыталась освободиться от его хищного рта, который источал запах бренди, кофе, решительности и желания. А она бы предпочла, чтобы это был запах яда. Она ненадолго затихла, а потом с силой ударила его коленом в пах.

И все же, он оказался слишком ловким, и, успев увернуться, схватил ее и, повалив на кровать, подмял под себя, так и не отпустив ее губ, а ей хотелось кричать.

Все бесполезно. Ее никто не услышит. Она уже не раз переживала насилие. Переживет и теперь. Жизлен закрыла глаза, и перестала его видеть, исчезла, спряталась в тесное маленькое пространство внутри себя, туда, куда не проникнуть ни ему, ни кому-то другому.

Она плохо понимала, что произошло, когда он оторвался от нее. Она лежала спокойно, ожидая, что он начнет срывать с нее одежду. Но, вероятно, он решил вести себя спокойней, просто задрать ей юбку, накрыть с головой, а потом, когда все будет кончено, опустить. Для нее это больше не имело значения. Она сейчас ничего не ощущала.

Его руки скользнули по ее щеке, пальцы запутались в длинных, распущенных волосах, шелк манжет коснулся саднящих губ. Она ждала, ждала жестокости, которая бы помогла ей впасть в забытье, но ничего не было. Ничего, кроме потрескивания дров в камине и его дыхания, тяжелого, но постепенно становившегося более мерным.

И, наконец, неохотно, когда тишина окончательно заполнила комнату, Жизлен открыла глаза. Оседлав ее, он смотрел сверху вниз со странным выражением.

— Вы вернулись, — сказал он.

Она напряглась, ожидая, что он снова примется за свое. Но он не двигался, и лишь зажав ее лицо меж ладоней, продолжал напряженно вглядываться в ее глаза.

— Вернулась? — спросила она почти шепотом. Ее голос стал хриплым, как будто она долго кричала.

— Из того крохотного мира, где вы прячетесь, — сказал он, поглаживая большими пальцами ее мягкие губы.

Когда-то давно, одна женщина, много старше ее, в гостинице, где она работала на кухне, пыталась ей объяснить, в чем состоит радость супружеской жизни. Старая женщина уверяла, что дело не в самом акте любви, значение которого, как она полагала, многие склонны преувеличивать, а в ласках до и после него. Близость — это просто сделка, на которую вынуждена идти женщина.