Таинство христианской жизни - Софроний Сахаров

В этот постепенный ход развития — от семени до совершенного плода — вошли два события решающего значения: падение Адама и воплощение Логоса. Сей Логос Отца открыл нам глаза на происходящий грандиозный спектакль, Он указал нам путь спасения от последствий падения. Мы образ Божества, но опрокинуто в нас подобие Триединству Прообраза; все мы — замкнутые круги, разделенные между собою «острова». Лишь по дару свыше, в молитве за весь мир, забывая самих себя, живя жизнью ВСЕГО АДАМА, получаем мы первый опыт богоподобия. После сего мы начинаем воспринимать Бытие — и Божественное, и тварное — иным порядком.

Человек — существо свободное, но эта тварная свобода не есть нечто, сразу же данное в своем осуществлении первым творческим повелением: «Да будет», — а лишь заданное и искомое. «Рождающийся в мир человек» (см.: Ин. 16:21) свободен лишь потенциально, и в христианском подвиге всей жизни осуществляет эту свободу в той или иной мере. В пределах земной жизни ничто не достигает полного осуществления, но испытывается человек, испытывается, куда склонится он волею, и тем определяется его вечная жизнь. Многие склонны преуменьшать значение «мелких» грехов, не учитывая, что сила греха не в том или ином относительном внешнем действии, а в факте глубокого духовного самоопределения. «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом» (Лк. 16:10). При таком подходе к греху и «малые» грехи приобретают совсем немалое вечное значение.

Земная жизнь есть испытание человека. Ни добро, ни зло не имеют возможности осуществить себя в полноте. Предел зла — когда человек объявит себя богом. Признаком такого бога будет не бесстрастная смиренная любовь, а мнимо бесстрастное гордое безразличие «по ту сторону добра и зла», которое есть последняя степень зла.

Сей Иисус Христос есть мера всех вещей — Божественных и человеческих. В Нем полнота и Божества (Кол. 2:9), и человечества (ср.: Евр. 2:17). Он для нас является совершеннейшим идеалом. В Нем разрешаются все наши проблемы, которые вне Его остались бы безысходно терзающими наш дух, как бесформенный, бессмысленный хаос.

Он есть воистину мистическая ось мироздания. Если бы Христос не был истинным Богом, то невозможно было бы оправдать Творца сего мира, утопающего в океане страданий, в непрестающем кошмаре насилий и преступлений, болезненных рождений и еще более мучительных смертей.

Если бы Христос не был Сыном Божиим, то никто из людей не мог бы искать спасения как усыновления человека Богом Отцом.

Искупление не есть действие принудительное, Бог не навязывает Себя. Но человеку дано познание путей ко спасению, открыта тайна Божественной жизни, дана возможность ей причаститься. В обычной жизни возможно найти некоторые аналогии, например, открытие Эйнштейна, благодаря которому человечество получило новые колоссальные источники энергии, дающие возможность увеличить население мира, быть может, на несколько миллиардов людей. Но необходимо было, чтобы люди приняли открытие его, иначе оно осталось бы недейственным. Так, с искуплением дано ведение пути, открыты тайны этих путей, но необходимо людям принять сие, сей дар свыше, и только тогда оно станет видимой реальностью в жизни человечества, как оно стало таковым в жизни отдельных людей.

Сущность отчаяния — неверие в воскресение. Мир в наши дни все глубже и глубже погружается в отчаяние, уже «видимое» в событиях мира (политических, социальных, военных и подобное). Внешние события по существу суть выявления духовного состояния человечества. Излечить человечество политическими мерами невозможно, ибо корень болезни — в плане духа. Следовательно, доколе этот план игнорируется, дотоле болезнь мира будет только прогрессировать.

Жизнь человечества парадоксальна до такой степени, что никакой ум человеческий уже не может ясно уразуметь происходящее в истории. Вижу, что отчаяние охватило весь мир, и это в силу потери веры в воскресение. И вместе с тем все же «жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9:37), и голод — «голод слышания слова Божия» (Ам. 8:11) — возрастает. Всякое творчество обесценивается. Все вообще лишается вдохновляющего смысла.

Отвергая веру в воскресение, человек тем самым осуждает себя на смерть. И это самоосуждение является подлинной натурой отчаяния. Нет ничего удивительного, что ныне мир весь погружается все глубже и глубже в отчаяние.

В своем отчаянии люди ищут услаждений какой бы то ни было ценой, вплоть до братоубийственных войн. Так человечество идет к саморазрушению. Хранение заповедей Христа приводит к восстановлению первозданной красоты человека. Восстановленный же, он, человек, преображает весь прочий мир, всю тварь, поработившуюся суете.

Падение Адама заключалось в отказе от пути к обожению, указанного заповедью, ему данною. Свое стремление к Божественному образу бытия, заложенное в нем в акте создания «по образу и по подобию» (Быт. 1:26), он пожелал осуществить вне зависимости от персонального Бога, являвшегося ему в раю для бесед с ним. Библейское описание слишком лаконично. Оно не дает нам возможности проникнуть во весь процесс, через который первозданный наш праотец дошел до недоверия к Богу. Теперь мы достоверно знаем, что подобное движение воли обнаруживает недостаток любви. Из истории религий и мистических культур мы усматриваем в человеке стремление к Бытию Абсолютному, которое он склонялся мыслить как сверхличное. Из опыта своего он видел в своем индивидуальном существовании ограничение, которое невозможно переносить на Бытие Бесконечное. Главным образом, этот ход мышления в древности был свойствен восточным культурам. Теперь все более и более западный мир располагается к тому же. Явление сие не ново в истории западной философии. Корень его лежит в том, что Откровение Персонального начала, данное впервые на Синае, затем в более совершенной фазе через Христа и Святого Духа, стало теряться в опыте христианского человечества. Восток же даже до сего времени лишен сего опыта. Абсолют открылся как Персона: «Аз есмь Сый», и мы живем сей принцип не как ограничительный, но как всеобъемлющий.

Явив нам в самом Себе совершенного человека, как он, человек, есть вечно в творческой идее Бога, Он призвал нас быть сынами Отца Небесного, совершенными, как совершен Отец (Мф. 5:45 и 48). Христос есть свет безначальный, пришедший в мир, чтобы всякий верующий в Него не оставался во тьме (см.: Ин. 8:12). Он не пришел судить мир, но спасти. И если кто, видя Его, как Он был во плоти, и не поверит, что это Сам Создатель всего сущего, то за сие не будет судим; но кто не принимает слов Его, тот будет судим этим словом (см.: Ин. 12:47), потому что слово сие исходит от Отца, а не от человека (см.: Ин. 15:15). И оно, сие слово-заповедь, есть жизнь вечная (см.: Ин. 3:16; 12, 50).

Молился Господь ночью на горе Фаворской. Это был момент решения идти на Голгофу. И явился Свет нетварный и апостолы услышали голос Отца, свидетельствовавшего о Сыне Своем возлюбленном (см.: Мф. 17:25. Лк. 17:29–35). И на Фаворе, и в Гефсимании молитва, по существу, была одна и та же, но последняя являлась наивысшей силы и могущества, ибо «приблизился час» (Мф. 26:45).

Вся жизнь Спасителя — «пример» для нас (Ин. 13:15). И мы должны молиться при всяком обстоятельстве, особенно опасном и трудном, чтобы превратить наше земное существование в молитву. И чем болезненнее страдание, тем горячее молитва, которая соединит Нас с Богом на все века.

В падении Адама естество человека разбилось, претерпело глубокую алиенацию (отчуждение), лежащую в основе всех иных, частных, алиенаций и извращений. Первочеловек и отец человечества носил в себе «семя» для всех последующих поколений, в силу чего все мы, без исключения, рождаемся в условиях падения и несем в себе эту порчу как тяжкое наследие. Собезначальный Отцу Единородный Сын, воплотившийся «нас ради человек и нашего ради спасения», явился «Вторым Адамом», родоначальником восстановленного Человека-человечества. Первый был взят из персти и рождал «перстных»; второй — с неба, Дух животворящий: «Каков перстный, таковы и перстные; каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного» (1 Кор. 15:45–49). Единственно Христос исцеляет от поразившей всех нас смертельной болезни — греха (см.: Рим. 8:2).

Все люди ведут борьбу за сохранение, временное, жизни в теле, от семени Адама перстного; подобно сему все, возлюбившие пришествие Христа, несут трудный подвиг за усвоение принесенной Им небесной жизни. Молитва вообще и в частности молитва именем Иисуса есть наиболее действенный способ к восстановлению утерянной в падении целостности: единства духа, души и тела (см.:1 Сол. 5:23). Вечность принадлежит, прежде всего, духу, но и душевность наша, и тело подлежат освящению Духом Святым и должны стать храмом Божиим (ср.:1 Кор. 6:19–20. Рим.6:22–23).

В своем обычном состоянии ум человека устремляется преимущественно вовне, приобретает внешние познания в отрыве от сердца. Соединение их, ума и сердца, в молитве — первый необходимый шаг к преодолению последствий первородного греха. Страдальческое сознание космических измерений постигшей нас катастрофы является фундаментом для нашего покаяния. Пройдет немалое время, прежде чем осуществится окончательно единство сердца и ума, станет неотъемлемым состоянием нашим в вечности. Тогда молитва достигнет совершенства ЧИСТОТЫ своей, и дух наш сможет созерцать бесстрастным образом надмирное Божество. Современная гуманистическая культура далеко не достигает духовного плана христианства, хотя в значительной мере вначале была вдохновлена им. Искание четкого логического действия расчета, при недоверии к сердечным «эмоциям», привело к духовной атрофии сердца. Примат в бытии человека отдан рассудку, который устанавливает иерархию ценностей. Проблема сия весьма обширна и чрезвычайно важна для всей нашей цивилизации в прошлом и в будущем. В своем крайнем выражении гуманизм отрицает Бога, а следовательно, сводит человека к одному измерению, к одному плану, где космическое бытие детерминировано законами естества. И это неизбежно для культуры, идущей «снизу». Согласно же Божественному Откровению, человек есть образ Абсолюта, Персонального Бога, и как таковой есть ПЕРСОНА в целостности своего бытия. Рассудок есть лишь одна из энергий человека-персоны. Свести его до сего уровня (рассудка) — равносильно умалению и даже разложению его, человека. Если вследствие падения человек претерпел алиенацию во всех планах и энергиях своего бытия, то это, конечно, относится не только к сердечным эмоциям, принявшим характер страстности, искажающей образ Бога Любви. Воспринявший от Бога «дыхание жизни», он был предназначен к владычеству над всеми иными тварями; он обладал способностью с одного взгляда познавать и давать имена животным, зверям и птицам; ему был дан разум возделывать и хранить первозданный мир (см.: Быт. 2:7; 1, 26; 2, 20; 2, 15); ему предстояло от низших форм сотрудничества с Творцом восходить к высшим, вплоть до совершенного уподобления безначальному Богу, то есть трансцендировать чувственно воспринимаемые явления, превзойти свою временность и в апогее своего осуществления стать бессмертным. Гуманизм не может выйти из рамок детерминированной природы: человек есть результат некоей длительной эволюции, он никогда не больше, чем индивидуум, явление или вещь мира сего; не столько субъект, сколько объект; и форма его познания явлений природы — «объективация» познаваемого. Итак, необходимо исцеление всего человека: и в плане психики, и в плане ментальном — рассудочного мышления, и в плане физиологическом — теле. Одно — следовать извращенным эмоциям, совсем иное — исцелить наше сердце, сделав его носителем Божественной любви, согласно евангельским заповедям. Одно — пребывать в пределах научного объективирующего познания явлений природы, другое, безмерно высшее — познавать Того, Кто предварил существование самой материи мира сего. Одно — иметь тело, растленное низкими страстями, другое — сотворить его храмом Духа Божиего.