Слабая женщина - Наташа Колесникова

— Спасибо, Алиса, Миша. Можно, я пойду?

— Конечно, — с готовностью сказала Алиса. Обняв девушку за плечи, показала ей все нужные комнаты в этом доме и оставила у лестницы на второй этаж.

К своей комнате Ира добралась сама. Идти в душ не хотелось, даже раздеваться не хотелось, легла в постель в трусах и лифчике, все же чужой дом. И хоть друзья они, хозяева этого дома, а не хотелось. Уже и сама не помнила, когда в последний раз не принимала душ, перед тем как лечь, и спала в трусах, но… Что поделаешь?

Бокал вина не успокоил, только разбередил воспоминания, и чтобы отвлечься от них, Ира включила телевизор. Сосредоточенно переключала каналы — фильмы, если не сначала, смотреть было не интересно. Сериалы — тем более. На одном из каналов шли последние новости, ну, пусть будут они, хотя надоело уже все это — то пожары, то наводнения, прямо кошмар какой-то.

«— Только что получено срочное сообщение о чрезвычайном происшествии на Можайском шоссе, — сказала элегантная дикторша. — Там был взорван „мерседес“, принадлежащий бизнесмену Вячеславу Костромину. Бизнесмен погиб, его водитель доставлен в Институт Склифосовского, его жизнь вне опасности».

«Бизнесмен погиб… Так, значит, Славку убили? Убили… А кто это сделал? Тут и сомнений никаких быть не может. Миша Волченков, Волчонок, Илья все же позвонил ему и приказал…» Так вот почему он уверенно сказал, что не она виновата в смерти Ильи! Все-таки позвонил…

Господи, как все это страшно! Получается, она живет в доме убийцы? А что еще остается делать…

Ира выключила телевизор, уткнулась лицом в подушку и заплакала. Славка не позвонил, его убили, значит, все знают о том, что случилось на Акульем острове. И с ней могут поступить так же, как с виновницей…

Что-то подсказывало ей — так не поступят. Но легче от этого не становилось, и она плакала, уткнувшись лицом в подушку.

На сером экране компьютерного монитора теснились черные цифры. Борис Романчук неплохо освоил бухгалтерскую программу и теперь просчитывал на компьютере возможные потери при той или иной ситуации. Оно, конечно, лучше обойтись без потерь, но если не удастся, нужно знать, как минимизировать их.

Окно в комнате было открыто, плотный, горячий, липкий воздух заплывал с улицы. Похоже, дело идет к дождю, вон, как парит, и небо сплошь темно-серое. Ну так скорей бы начался, хоть чуток свежее бы стало. Капли пота текли по голой груди Романчука, поросшей рыжими волосами. Душно… И окно не закроешь, еще хуже будет, кондиционер он установил только в спальне, чтобы не потеть и не мерзнуть, чувствовать себя комфортно при любой погоде, это ж спальня. Потом планировал сделать то же самое у детей, но все не получалось, «звонкое» имя популярной критикессы Ланы требовало постоянной подпитки, дабы не стало «глухим», ну и приходилось…

Правда, вчера вечером она сильно удивила его. Во-первых, потому, что не стала требовать денег и упрекать его, во-вторых, сказала, что немного уже заработала и готова отдать эти деньги ему, все, сколько есть. И в-третьих… Ну, это было самое приятное. Черт побери, да с такой женой он бы даже и на Ирку не смотрел, не говоря уже о своих продавщицах. Давно уже не чувствовал себя так хорошо в собственной спальне. Мысль, еще вчера днем казавшаяся идиотской — жить с одной только женщиной, — ночью обрела реальные очертания. Потому как а зачем другие, если Лана минувшей ночью была лучше всех остальных, вместе взятых?

Вполне законный вопрос.

Но самое главное — когда это случилось. В период сложностей, проблем и возможных перемен отнюдь не в лучшую сторону. И раньше случались такие ситуации, правда, не совсем такие, все же Богданов доверял ему и даже помогал, но было, было… Так Лана злилась, устраивала истерики, орала, что он не достоин ее, знаменитой критикессы, что она задыхается, живя с «дебильным аптекарем». Как будто «дебильный аптекарь» не оплачивал ее знаменитость! Он терпел ради детей, но поставил на жене крест как на женщине. Она мать, ну вот и пусть будет, а наслаждение можно получить с другими женщинами. И получал его, где только можно было.

Оказывается, не только мать его детей, друг, который подставил плечо, но еще и обалденная любовница.

Как поется в песне: «Ну вот теперь сиди и думай…». Что это было, очередной каприз знаменитой критикессы или согласие с тем, что дом, семья держатся исключительно на его деньгах, как и ее знаменитость, или… вдруг поняла, что любит его и не хочет потерять?

Так сразу и не скажешь…

Романчук поддернул тренировочные штаны — прилипли к вспотевшим ногам. Ну и духота… Он встал поздно, в половине одиннадцатого, когда Лана уже отправила детей в школу, принял душ, позавтракал овсяной кашей с клубникой (жена приготовила, постаралась) и отправился в свою небольшую, семиметровую комнату работать. Да что-то не очень работалось. Духота и всякие разные мысли…

Лана вошла в комнату, остановилась у стола, внимательно глядя ему в глаза. В белом брючном костюме она смотрелась просто замечательно.

— Боря, дебет с кредитом не сходится?

— У меня есть бухгалтер, плачу ей неплохо, но… хочу понять, что да как будет в том или ином случае.

Она наклонилась, порывисто поцеловала его в губы.

— Мне с тобой было очень хорошо, милый мой бухгалтер.

— Мне тоже. Ты сумасшедшая баба, Ланка. Я даже…

— Что?

— Честно? И не мечтал уже об этом.

— Мечтай, Боря, мечтать никогда не вредно.

— Понял.

Он обнял ее за талию, еще раз прижался губами к ее чуть припухшим губам.

— Мне нужно на телевидение, потом в журнал, но буду тебе звонить постоянно и сообщать о своих передвижениях.

— Это лучше, чем о своих телодвижениях, — пошутил Романчук, но тут же понял, что неудачно.

— Ты не веришь мне?

— Лана, будь со мной, будь всегда, это все, что мне хочется сейчас. Ночью ты была обалденной женщиной, утром хорошей матерью, потом — заботливой женой, накормила меня.

— Так накормила, что на неделю хватит?

— А этим разве можно насытиться? Ночью «накормила» так, что уже хочется еще и еще.

Она довольно усмехнулась:

— Мне тоже. Боря, я помчалась, ты не теряйся, тоже звони мне на мобильник, я правда волнуюсь за тебя. Постараюсь вернуться так быстро, как это возможно. Не потеряешься?

— Постараюсь.

— Душно, правда? Наверное, дождь пойдет… И пожалуйста, будь осторожен. — Она чмокнула его в щеку и пошла к двери.

Романчук облизывал пересохшие губы, глядя на ее широкие ягодицы, царственно качающиеся под белой тканью легких брюк. В мыслях было только одно — догнать, овладеть, хотя бы увидеть… Но он сдержал себя. Только тяжело вздохнул, когда Лана вышла из квартиры.