Последняя крепость Земли - Александр Золотько

– Что? – спросил Гриф, понимая, что Горенко будет тянуть паузу до бесконечности.

– А не скажу! – Капитан хлопнул руками и показал пустые ладони. – Нету, улетело. Люди хотят жить. Люди сделают все, чтобы выжить. Как полагаете, если такую вот шутку выпустить в Сеть? Создать вот такую дополнительную реальность? Врачи молчат, потому что им так приказали. А на торпедах возят здоровых к главному носителю… Или катают этого главного из города в город. Какая может начаться замечательная истерия! Такого даже после Встречи не было. Или еще…

– Хватит, – сказал Гриф.

– Почему? Надоело? А ваши истории о свободных агентах? Вас выбрали Братья, дали вам оружие… Вы же стреляли из своего «блеска»? И как оно? Я вот, например, ни разу даже в руках не держал. За какие заслуги вас выбрали Братья? Нет, мне действительно интересно. За какие такие заслуги?

Капитан стал трезвым.

Вот только что еле ворочал языком и не мог совладать с расползающимися зрачками – и вдруг взгляд стал пронзительным, а возле губ пролегла жесткая складка.

Гриф уже собирался встать с кресла и уйти. Но внезапная метаморфоза капитана остановила его. Голос, взгляд – нечто вырвалось из глубины капитановой души… Из того сумрачного места, где душа когда-то обитала. И это нечто было опасным и жестоким. К нему нельзя было поворачиваться спиной.

– Я раньше работал по Сетевым партизанам. – Капитан откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. – Разного повидал, поговорил с разными смешными человечками. Не поверите – даже партизаны не выставляли в Сеть всего, что накопали. Вроде бы все несут, весь мусор и грязь, бочки дерьма выплескивают через Сеть в мозги человечества – и вдруг… Тихонечко отсортировали и отложили в свой архивчик, для лучших времен. Чтобы раньше времени не спровоцировать народный гнев. И что забавно: андеграунд-порно снимают, создают латексных Братьев, доводят девок до безумия или просто убивают в кадре руками этих кукол – и дают народу полюбоваться, а простое исследование, основанное на обычной логике… Такое себе умозрительное эссе вдруг изымают. Я сохранил для себя… на память немного таких умственных штучек. Хотите ознакомиться?

Гриф промолчал.

– Я настаиваю, в конце концов. – Капитан поднял правую руку над головой, щелкнул пальцами. – Идентификация голоса, – сказал он.

Свет в кабинете померк, прямо над столом высветилась голопанель. От нее оторвались и вплыли в воздух разноцветные звездочки файлов.

– Вот хотя бы этот, – тронул капитан одну из красных звездочек пальцем.

Звезда развернулась в кадропроекцию.

Ряды книг, письменный стол, заваленный бумагами, освещается низко опущенной настольной лампой. Лица человека в кресле не видно – только руки. Руки пожилого, даже старого человека, испещренные морщинами и перетянутые вспухшими венами. Ногти аккуратно обрезаны и даже отполированы. Ни колец на пальцах, ни часов на запястье.

Ровный, неторопливый голос. Голос человека, привыкшего выступать, чуть неуверенный оттого, что на этот раз вместо аудитории – сенсор кадра.

– Здравствуйте, – сказал человек.

Нелепое начало для агитационного выступления в Сети. Говоривший это и сам, видимо, понял, кашлянул, чтобы скрыть растерянность.

– Возможно, мне не следовало этого делать. Мое выступление… мои слова ничем не подтверждены и не могут быть подтверждены ничем. Только рассуждения. Но за Последнее время слишком часто приходят мне в голову мысли…

Пальцы сжались в кулак, человеку не нравится то, как он начал, человек злится на себя за это, но запись не прекращается.

– Когда произошла Встреча, я затаил дыхание. Я, знаете ли, из того поколения, которое ждало Контакта. Верило и надеялось. Никакая цена не казалась мне слишком большой за возможность встречи с иным Разумом Иная логика, иные чувства. Да, смерти – это плохо. Уничтоженные города, погибшие люди… Словно плохая экранизация «Войны миров». Очередная плохая экранизация. С другой стороны, думал я, кризис при Контакте неизбежен…

Горенко слушал, прикрыв рукой глаза. Могло показаться, что он спит. Но он не спал. Наблюдатель перед пультом тоже не спал, хотя могло показаться, что именно это он и делает, уронив голову на пульт. Такое не допускалось инструкцией. За такое полагалось взыскание, и очень серьезное. И то, что экраны нескольких мониторов были испятнаны брызгами какой-то жидкости, тоже неминуемо повлекло бы за собой наказание. Если бы у наблюдателя не имелись смягчающие обстоятельства.

Даже самый придирчивый и вздорный начальник согласился бы, что дырка в затылке дежурного наблюдателя, пробитая девятимиллиметровой пулей, полностью оправдывает его позу и объясняет, чем именно испачкан пульт. И пол.

Кровь медленно капала с края пульта.

Рука наблюдателя время от времени вздрагивала, но это ровным счетом ничего не значило. У убитых есть свои развлечения.

Глава б

Артем Лукич Николаев спал плохо. Он и в обычное время засыпал с трудом и несколько раз за ночь просыпался при малейшем постороннем звуке. Ветер может шуметь или, там, ливень – Лукич будет спать, но стоит чему-нибудь легонько стукнуть за окном…

Еще со срочной службы осталась у Лукича такая привычка – просыпаться за пятнадцать минут до появления начальства. Задремав на посту, рядовой Николаев успевал открыть глаза и согнать с лица дремоту, прежде чем появлялся проверяющий.

Вернувшись домой, младший сержант Николаев пошел работать в милицию, некоторое время ездил для этого в город, а потом стал участковым в родных местах. Город ему никогда не нравился, а тут, дома, все было как-то ближе, понятнее.

Он следил даже не за исполнением законов. Законы от их поселка были далеко, в городе. Тут нужно было соблюдать обычаи и поддерживать обычный уклад жизни.

Этого хватало.

Иногда, конечно, приходилось кого-то арестовывать. Обычно – чужаков, совершивших нечто недозволенное походя, проездом. Свои все понимали с детства и запоминали накрепко.

Когда вдруг показалось, что закон рухнул, когда сразу после Встречи в городах полыхнуло безумием, в округе, подвластной Николаеву, все осталось по-прежнему. Разве что перестали ездить в город. Так решили – подождать, пока утрясется все.

Жмыхины, по привычке своей скопидомской, попытались на грузовике съездить в райцентр, посмотреть, что там где лежит бесхозного. Потом уже, когда все снова успокоилось, старший Жмыхин приходил к участковому с бутылкой – мириться и благодарить, а поначалу очень обиделся и даже попытался применить силу.

Первый и, как очень сильно надеялся Лукич, последний раз в жизни выпало ему применить оружие против своих земляков. И то, что стрелять пришлось не в озверевшего Ваську Жмыхина, размахивающего двустволкой, а по скатам его «бычка», утешало не слишком.

Жмыхинскую машину он тогда остановил на околице, Жмыхин с сыновьями, забыв обо всем, подступали к участковому, не скрывая намерения раз и навсегда отучить того лезть не в свои дела, двустволка и помповуха уже приноравливались, где проделать в Лукиче дыру, но тут подоспели местные мужики, Жмыхиных смяли и долго, с удовольствием успокаивали.

Их оружие, кстати, очень пригодилось, когда нагрянули к исходу второй недели Встречи в поселок мародеры.

Сашка Шиш из соседней Полеевки успел на мотоцикле как раз вовремя, предупредил, что два десятка отпетых с автоматами и ружьями на трех грузовиках вычистили Полеевку, порезали скот, собрали оружие, убив троих мужиков и Иванову бабу. И собрались в Понизовку.

Шиш их опередил на час.

Ну и все. Машины мародеров встретили возле леса, там, где дорога входила в балку. В три двустволки – это получилось шесть стволов – картечью вымели залпом кузов первой машины, а водителя через лобовое стекло пристрелил самолично участковый.

…«Зилок» вильнул, уперся капотом в песчаный склон, в корму ему врезался второй, а третья машина успела затормозить. Только толку в этом не было. В кузов, на головы выскакивающих мародеров полетели бутылки с бензином. Полыхнуло, двое закричали, превращаясь в жирно горящие факелы, начали кататься по земле, пытаясь сбить огонь, но ничего у них не получилось.

Крупная картечь с расстояния в пять метров. Снизу, от машин, начали стрелять в ответ, но в суете выпушенные пули либо шли слишком высоко, либо вязли в песке.

Через две минуты все закончилось. Обгоревшие умерли не сразу, но им никто помогать не стал. Просто подождали, когда крики прекратятся. Потом взорвались бензобаки грузовиков, один за другим…

Трупы собрали, зарыли на дне соседнего оврага. Еще трижды пришлось разбираться с бандами. И, как подсчитал Лукич, к исходу осени в овраге лежало тридцать четыре покойника. Долго он маялся, решая, оповещать начальство или нет, а потом решил, что не стоит.

Но вот спать по ночам стал еще хуже. Нет-нет да и проскакивали в тревожный сон лобовое стекло грузовика, дырки от пуль, появляющиеся в нем, и откидывающееся назад тело водителя. Или начинал душить спящего Лукича смрад обгоревшей человеческой плоти.