Девятый император - Андрей Астахов

– Почнем, – отозвался мальчик.

Ратислав зацепил тетиву петлей за конек, согнул пружинящий лук, чтобы дотянуть второй конец тетивы до конька на противоположном крыле. Это оказалось нелегко. Ратислав был очень силен для семнадцатилетнего юноши, но и ему с первой попытки не удалось натянуть лук. Покончив с тетивой, Ратислав чуть отдышался, взвесил оружие на руке, прикинул тяжесть. Верно говорил Агей – равных не будет такому луку!

– Хорош! – произнес он. – Всех волков в округе теперь на шапки пущу.

– А мне выстрелить дашь? – спросил Зарята.

Ратислав кивнул, хотя прекрасно понимал, что восьмилетний ребенок ни за что не натянет тетиву, как положено. Лук для Заряты слишком тугой. И еще подумал Ратислав, что надо сделать мальчику игрушечный лук – пущай играет, воробьев да голубей стрелит!

Странная дружба Ратислава и Заряты завязалась года полтора назад, когда умерла приемная мать Заряты знахарка Ясениха. У Ратислава было три причины привязаться к мальчику. Во-первых, Ратислав сам был сиротой. Его отец Юрята умер в год большого поветрия, а матери своей Ратислав никогда не видел. Во-вторых, сводная сестра Заряты Липка, дочь Ясенихи, очень нравилась Ратиславу. В-третьих, Заряту было просто жалко. Мальчик когда-то получил сильные ожоги, которые изуродовали его лицо и голову. Деревенские мальчишки дразнили Заряту «Горелым» или «Паленым», а чудовоборские бабы, встретив мальчика на улице, чурились и делали знаки, отгоняющие нечисть. Еще до появления мальчика в селе за Ясенихой закрепилась дурная слава ведьмы. Когда же знахарка привела в село ребенка, взявшегося невесть откуда, да еще и безобразного, в Чудовом Бору решили – не иначе, ведьма еще и ребенка порченого от черта завела! Позже отец Варсонофий крестил ребенка, сплетни на время прекратились, однако потом снова пошли странные разговоры о Заряте. Мол, порченый мальчонка – в игры не играет, со сверстниками не водится, молчит, и глаза у него не серые. Не синие, как у прочих, даже не черные и не карие, а зеленые, как у русалки или у оборотня. Сыну чудовоборского старосты Дороша Куропляса гнойный нарыв на ноге вылечил. Травники нарыв тот лечили полгода без толку, а Зарята только пальцем вокруг карбункула провел. Многое еще болтали о мальчике, и что из того было правдой, что выдумкой, никто не знал. Было немало в Чудовом Бору тех, кто своими руками подпустил бы в Ясенихин дом красного петуха, чтобы убралась чертова семейка куда подальше. Но только нежданно появился у Заряты заступник – Ратислав. Бабы тогда долго судачили; чему удивляться, что нашли эти двое друг друга. Один найденыш безродный, другой – сирота, непуть. Многие помнили, как отец Ратислава Юрята привез младенца в село, все кормилицу ему искал. На все расспросы, где же мать ребенка, Юрята мрачно отмалчивался или же переводил разговор на другую тему.

– Во грехе чадо прижил, – шептались в селе, – от женищи блудной. Не хватало ему девиц на выданье в своем селе, поехал во Псков блудить – вот и породил байстрюка, вавилонское семя! Грех-то какой, на всем обчестве пятно!

Если и был в Чудовом Бору человек, который мог бы стать для маленького Заряты родной душой, так это только Ратислав, потому как сам в избытке хлебнул шиканий в спину, обидных кличек от сверстников, молчаливого презрения и пренебрежения взрослых. Но теперь Ратислав вырос. И этот лук, который он смастерил своими руками – еще одно тому доказательство.

– Пойдем, – сказал Ратислав мальчику, – опробуем лук! Ажио руки чешутся, как хочется из него выстрелить.

Свое сокровище Ратислав бережно завернул в холстину, чтобы не привлекал внимание посторонних. Зарята понес колчан со стрелами, тоже завернутый в ткань.

Из избушки Ратислава они пробрались дворами до околицы. Отсюда до леса было совсем недалеко, самое многое полверсты. Подростки перешли замерзший ручей, проваливаясь в снег, миновали поля и вскоре были на лесной поляне, окруженной могучими соснами. Поляна имела форму овала длиной в двести пятьдесят-триста шагов. Выбрав дерево, Ратислав ножом счистил от коры на стволе дерева круг в локоть диаметром – получилась отличная мишень, ярко белевшая на темном сосновом стволе. Затем Ратислав отсчитал от дерева с мишенью сто шагов и взял в руки лук.

– Давай колчан, Зарята, – велел он.

Стрелы он точил, зачищал, шлифовал и оперял тоже сам, лишь наконечники были покупные, некогда принадлежавшие покойному Агею. Выбрав стрелу, Ратислав сбросил тулуп, наложил стрелу на тетиву и, как и учил Агей, попытался сосредоточиться, собраться перед выстрелом.

– Ну что же ты? – спросил Зарята.

– Не мешай!

Ветра почти не было, мишень была видна прекрасно, и Ратислав поднял лук. Щелкнула тетива, но стрела в мишень не попала – пролетела от ствола в нескольких пядях.

– Тьфу ты, мазила! – выругался Ратислав, красный от досады. – Стыдобища несмываемая!

Вторая стрела пошла, как показалось Ратиславу, точно в цель, но вдруг вильнула и зарылась в сугроб слева от дерева. Третья пошла выше цели. И лишь четвертая попала в ствол на локоть ниже мишени. Зарята радостно закричал, запрыгал, размахивая руками.

– Чего веселишься? – хмуро спросил Ратислав. – Горе-лучник, ни одной стрелой не попал!

В душе Ратислав понимал, что корит себя напрасно. К луку надо приноровиться, и стрелы у него самодельные, может, в них-то все дело. Но триумф был подпорчен. Не того ожидал от своего лука Ратислав. Ах, не того!

– А пойдем к нам, – вдруг предложил Зарята. – У нас гость в доме. Видно, воин он бывалый. Может, подскажет чего.

– Гость? – Ратислав почувствовал ревность. – Что за гость?

– Дядька приблудный. В лесу его нашли.

– Чего сразу не сказал?

– Хворый он был. Липка его спать уложила, так он спал – недоторкаться! Айда, может проснулся уже.

Ратислав недоверчиво посмотрел на мальчика.

– С чего знаешь, что воин? – спросил он.

– А меч у него. Знаешь, какой? Вот такой! – Зарята поднял руку над головой, показывая длину меча. – И рубашка на нем железная.

– Кольчуга?

– Ага, кольчуга.

– Ну! – Ратислав был готов бегом мчаться в дом Липки, лишь бы побыстрее увидеть настоящий меч и настоящую кольчугу. Но настоящий воин не должен никому показывать свои чувства. – Коли так, то пошли. Поглядим, что за гость у вас такой. Стрелы только собери!

Обед, который Липка приготовила для него после бани, Хейдин мысленно назвал императорским. На столе не было шитой золотом скатерти, драгоценной посуды – только деревянные чашки и глиняные крынки. Но это не имело значения. Хейдин понимал, что в этой суровой стране пища достается людям очень нелегко. Тем больше его тронула щедрость Липки. И он с удовольствием поел то, что она для него приготовила – вареную баранину, свежий ржаной хлеб, квашеную капусту с терновыми ягодами, моченые яблоки, соленую жирную рыбу, рассыпчатую кашу из какой-то темной крупы, заправленную луком, морковью и кусочками жареного сала и даже соленые грибы, которые на родине Хейдина есть было не принято. Темный хмельной напиток из перебродившего меда поначалу не понравился Хейдину, но потом он вошел во вкус. Липка сама ела мало, все больше расспрашивала ортландца о его жизни. Особенно ее поразило то. что у ортландца нет семьи.