Бунтарь ее величества - Андрей Гончаров

– Скажите, а у кого еще я мог бы получить столь же смелое и независимое мнение? – спросил Иван. – Мне называли господина Новикова, живущего в Москве…

– Николая Ивановича? Тот, кто дал вам такой совет, – поистине человек просвещенный. Николай Иванович есть истинный наш Гутенберг. Он таковую страсть к изданию книг, к просвещению народа имеет, какой я ни у кого не видывал. Мы с ним знакомы, он мой старший товарищ. Пятнадцать лет назад он напечатал в журнале «Живописец» отрывок из одного моего сочинения… важного сочинения. Так что будет очень правильно, если вы за ответами на ваши вопросы обратитесь также к Новикову.

…На следующее утро Иван выехал в Москву и спустя три дня прибыл в древнюю столицу. Адреса Новикова он не знал, но, помня, что тот возглавляет журнал Московского университета, решил сразу ехать на Моховую, к Воскресенским воротам, где в то время располагался университет.

Ему повезло – просветитель и издатель находился здесь, в типографии журнала «Московские ведомости». Ваня подошел, представился и попросил выделить ему время для беседы. Это оказалось делом не таким простым: день Новикова был расписан по минутам. Наконец, полистав книжку с росписью запланированных на сегодня встреч (предшественник современного органайзера), Новиков назначил гостю встречу в четыре часа в книжном магазине на Воздвиженке.

Оставшееся до четырех время Иван бродил по Москве, сравнивая ее с Петербургом. В смысле архитектуры и благоустройства Первопрестольная сильно проигрывала столице. Однако она показалась Полушкину городом более живым, приветливым.

Ровно в четыре часа он явился в книжный магазин и действительно застал там Новикова – тот заканчивал беседу с молодым купцом из Омска, приехавшим приобрести в Москве партию книг.

– Ну вот, все дела до пяти часов вроде закончил, – сказал Новиков, – можно и побеседовать. Батюшки, да ведь я сегодня совсем пообедать забыл! Давайте, господин – простите, не запомнил вашего имени, – пойдемте в ближайший трактир, тут есть весьма приличный. Пообедаем, да заодно и побеседуем.

– Зовите меня Джон, – сказал Полушкин. – А насчет трактира мысль отличная. Я тоже как-то забыл поесть.

Они прошли в трактир, о котором говорил Новиков, заказали обед – щи, мозги с горошком, соленые огурцы и на десерт – слоеный пирожок. Когда первый голод был утолен, Ваня напомнил о цели своего приезда:

– Мои американские друзья хотят понять причины успехов, достигнутых Россией в царствование императрицы Екатерины Алексеевны, чтобы перенять что-то полезное из этого опыта у нас на родине. Я уже встречался с господином Потемкиным, с другими вельможами из свиты императрицы.

– Так вы виделись с князем Григорием Александровичем? – живо отреагировал Новиков. – Большого ума человек! А знаете ли вы, милостивый государь, что мы с князем в юные годы учились вместе в гимназии при Московском университете?

– Нет, я не знал… – признался Ваня.

– Учились, учились! И вместе с ним были исключены оттуда за частые пропуски занятий. Если еще увидите князя, передавайте ему привет от старого однокашника.

– Обязательно передам, – обещал «Джон».

Он, конечно, не стал говорить просветителю, что сам Потемкин сказал о нем как о щелкопере и человеке, пятнающем честь дворянина. Вместо этого произнес совсем другое:

– А вчера я виделся в Петербурге с господином Радищевым. Он, собственно, и рекомендовал мне встретиться с вами, как с просветителем и человеком весьма сведущим. Однако при этом господин Радищев объявил мне, что напрасно я вижу в деяниях Екатерины признаки успехов. Успехов, по его мнению, никаких нет. Мне хотелось бы узнать, а что думаете вы?

– Как же можно отрицать успехи екатерининского царствования? – возразил Новиков. – Они очевидны. В стране открыто много школ, училищ, в столице основан Смольный институт благородных девиц – учреждение у нас совершенно новое. А как развилась и обогатилась Академия наук! Наконец, в России начали бороться с заразными болезнями, и, чтобы подать пример, императрица первая сделала себе прививку от оспы.

– Однако я читал, что в любимом вами Московском университете число студентов в царствование императрицы Екатерины не только не возросло по сравнению со временем основания университета, а даже уменьшилось, – возразил Ваня. – Было сто, стало восемьдесят. И за все время правления Екатерины ни один студент-медик не смог сдать экзамены и получить ученого диплома. И потом, ведь не только школами и больницами меряется успешность страны. Александр Николаевич горячо говорил мне о рабстве крестьян, о голоде…

– Александр Николаевич еще сравнительно молод, – сказал Новиков, глядя куда-то в сторону. – Молод, горяч. И дела у него никакого своего нет – только служба на таможне. А у меня множество начинаний. Типографии, журналы, училища, книжные магазины… До меня в Москве были только две книжные лавки, теперь же их двадцать! В год они продают книг на двести тысяч рублей. А масонское общество? А помощь голодающим? Если я начну громко осуждать правительство, что станет со всеми этими начинаниями? Все прахом пойдет!

– То, что вы сейчас говорите, никому не станет известно, – заверил его Ваня. – Я никому не буду того пересказывать. Мне и моим друзьям важно понять, каково реальное положение дел в стране. Прошу вас, будьте со мной откровенны! Вот вы упомянули о вашей помощи голодающим. Стало быть, голод действительно существует?

– Да-да, существует! – тоскливо произнес Новиков. – Приемы земледелия в нашем Отечестве нисколько не улучшаются за последние сто лет, а население растет. Отсюда истощение почв. А еще жадность помещиков, заставляющих крестьян работать на своих полях четыре, а иногда и шесть дней в неделю, так что на свой надел у крестьянина и дня не остается. Когда же ему, бедному, успеть правильно обработать землю? А еще темнота и необразованность самого крестьянина, мешающая внедрению новых культур. Ведь на что полезная вещь картофель, а пришлось крестьян заставлять его сажать чуть ли не силой!

– Значит, правительство сыграло полезную роль, когда заставило земледельцев сажать картофель? А в последнее время, я слышал, таким же образом распространяют подсолнечник…

– Так я о том вам и толковал с самого начала! – горячо воскликнул Новиков. – Конечно, власть может весьма полезную роль сыграть. И картофель распространять, и подсолнечник, и прививки делать, и училища строить. Надо, чтобы передовые люди в том правительству способствовали. Особенно люди, которые, вроде «вольных каменщиков», пекутся в первую голову о том, чтобы другим пользу принести…

– Вы говорите о масонах? – догадался Ваня.

– Да, члены лож могут многое сделать. Я о том и государыне писал, и убедил ее деятельности «вольных каменщиков» в России не препятствовать. Ибо мы с ней одно дело делаем! Правда…

– Что?

– В последнее время замечаю я со стороны ее величества охлаждение… Архиепископу московскому Платону повелено было книги, что я печатал, и меня самого в вере испытать. И хотя архиепископ, как человек честный, дал обо мне самое лучшее заключение, придирки ко мне продолжаются. Но все равно я верю, верю, что моя деятельность еще продолжится и я много послужу России! И иностранцы, вроде вас, будут приезжать, чтобы научиться у нас, как сделать полезное для своего Отечества!

– Рад, что ваша вера так сильна, – ответил Ваня, поднимаясь. – Желаю вам всяческих успехов в вашей работе.

А что еще мог он сказать великому просветителю? Открыть ему, что впредь отношение Екатерины к нему будет только ухудшаться? Что спустя три года над ним учредят слежку? Что его типография будет закрыта? Наконец, что спустя пять лет, в 1792-м, он будет арестован по обвинению в масонской деятельности и заключен в Шлиссельбургскую крепость? И освободит его (как и Радищева) только новый император Павел, которого русское дворянство дружно сочтет самодуром? Нет, ничего этого Ваня Новикову сказать не мог.

Глава 10

И вот, наконец, настал день, когда кортеж императрицы Екатерины мог продолжить свой путь! Это было 22 апреля. К этому времени Днепр полностью вскрылся, не осталось ледяных заторов. 50 изукрашенных галер были поданы к пристани. На самую большую галеру «Десна» взошла императрица, с ней 80 приближенных. В их числе были и двое американцев – «сенатор Корнер» и «инженер Френдли». Юный «живописец Джон» все еще не вернулся из своей поездки в Петербург и Москву, и это внушало его друзьям тревогу.

«Десна» одной из первых отошла от берега и вышла на середину реки. Какое прекрасное зрелище открылось императрице и ее гостям! Великий древний город высился на правом берегу, сверкал куполами церквей, белел стенами домов. А на левом берегу простирались луга и леса, радовавшие глаз молодой зеленью.