Франклин Делано Рузвельт - Рой Дженкинс

Правда заключалась в том, что Рузвельт, хоть и остался доволен выставлением кандидатуры Трумэна, никогда не придавал большого значения роли вице — президента. В различной степени это было справедливо как по отношению к Гарнеру, так и к Уоллесу, но тот факт, что пост, именно на данном этапе, мог иметь иную значимость, тем не менее, серьезно не изменил отношение президента. Оптимизм и самоуверенность Рузвельта не давали ему заглянуть далеко в будущее, в котором его самого уже могло и не быть. Он встретился с Трумэном лишь однажды между совместной номинацией и выборами, а затем еще один раз через семьдесят шесть дней между выборами и инаугурацией; в течение следующих восьмидесяти двух дней, когда Трумэн стал вице — президентом, Рузвельт встречался с ним только на коллективных собраниях.

Бесспорным остается тот факт, что Рузвельт, несмотря на слабое здоровье, решил гораздо быстрее и легче, чем в 1940 году, что он хочет баллотироваться и хочет выиграть войну. Приняв такое решение, ФДР был нацелен на победу, которая не вызывала сомнений летом 1944 года и о которой стало известно в ночь на пятое ноября. Предварительный опрос общественного мнения в начале июля показал, что Рузвельт опережает Дьюи только на два пункта: 51 к 49. [79]

< … >

В виду этого, Рузвельт развернул широкомасштабную предвыборную кампанию, поставив во главу четыре основных компонента. Во — первых, главный акцент был сделан на то, что ФДР — это опытный в военных делах лидер, главнокомандующий, стоящий выше партийной политики и тем самым привлекательный для избирателей, которые еще не утвердились в своем выборе, а также для некоторых республиканцев, готовых идти на уступки. Вместо того чтобы отправиться на съезд партии в Чикаго, президент сел на поезд в Сан — Диего, а оттуда направился по морю в Гонолулу, чтобы проинспектировать военные объекты и обсудить с командным составом ход войны на Тихом океане, которая, по всеобщему мнению, могла продлиться как минимум до середины будущего президентского срока. Такова была позиция Рузвельта вплоть до официального старта кампании в начале сентября. Затем, не умаляя своей роли в войне, Рузвельт принялся за агитацию среднего класса, сторонников профсоюзных движений и групп меньшинства в избирательной коалиции демократов. Для осуществления данного намерения президент в каждой своей последующей речи тщательно обрисовывал экономический «Билль о правах» для послевоенной Америки, который он в общих чертах представил в Конгрессе в своем январском обращении «О положении страны». Теперь Рузвельт придал ему более конкретную форму, очерчивая или намекая на ряд мероприятий, которые станут основой для грядущей программы «Справедливый курс» Трумэна (частично не реализованной). В программу входили меры по поддержанию полной занятости населения (на тот момент — весьма сомнительные) при содействии государственного планирования и, в случае необходимости, финансирования. Необходимо было создать 60 миллионов рабочих мест — этот план был перевыполнен в послевоенные годы — вместе с Комиссией по вопросам справедливого найма на работу, способствуя получению рабочих мест группам меньшинства. Одной из мер стало стимулирование производства дешевой электроэнергии путем расширения юрисдикции федерального агентства «Администрация ресурсов долины Теннесси» на территорию бассейна реки Миссури. В программу также были включены мероприятия, которые гарантировали пристойную минимальную зарплату, пенсию для пожилых, субсидии для фермеров, приобретение достойного жилья для ветеранов, улучшение системы здравоохранения на общих основаниях. Все это Рузвельт давно мечтал осуществить, но ранее не решался оказывать давление (не сделал он этого и сейчас; давление пришлось оказывать Трумэну, который не справился с этой задачей, как и ни один другой президент с тех пор).

Не случайно данный экономический Билль о правах имел фамильное сходство с предложениями Отчета Бевериджа в Великобритании от того же года. Сторонники «нового курса» всегда были большими почитателями либеральной реформистской традиции, присущей Англии. На этом этапе Рузвельт выдвинул их предложения с таким красноречием, которое уже не услышишь в США даже в годы плодотворной реализации программ Великого общества, принятых по инициативе Линдона Джонсона. Тогда было сделано гораздо больше, чем последний Конгресс при Рузвельте когда‑либо пытался сделать.

Третий элемент предвыборной кампании Рузвельта 1944 года проявился в начале сентября. Речь идет о горячем стремлении верно организовать работу своих активистов, гарантировать явку избирателей, избежать усталости в рядах, порожденную его собственной усталостью. Кульминацией стала памятная речь, произнесенная в Нью — Йорке перед членами профсоюза «Международное братство водителей грузовиков» в которой президент, энергично и с хорошим юмором, атаковал позиции республиканцев в ответ на ложные слухи о коррупции в правительственных рядах. Речь транслировалась по радио, а основные моменты были освещены в кинохронике. Особенно запомнился эпизод, когда Рузвельт, в весьма вольной форме, с удовольствием говорил об обвинении в том, что он, якобы, отправил на Аляску эсминец, стоимостью в два миллиона или двадцать миллионов, чтобы привезти домой своего скотч — терьера Фалу, которого, по слухам, забыли захватить с собой. Это не так, говорил Рузвельт, ни слова правды — и хотя сам он философски отнесся к данной утке, «шотландская душа Фалы в неистовстве. Пес теперь сам на себя не похож». Толпа в зале, а позднее и в кинотеатрах, взрывалась хохотом. Республиканцы сухо парировали, что военному лидеру не пристало говорить в такой манере. Возможно, это стоило президенту некоторого количества голосов колеблющихся избирателей, но очевидная энергия, энтузиазм и удовольствие, с которым он проводил эту кампанию, стали заразительными для его однопартийцев. Шестьдесят лет спустя демократы той эпохи все еще смеялись над шуткой о собаке по кличке Фала.

Четвертой и последней отличительной чертой кампании Рузвельта было проведение эффективных мер для устранения слухов о его здоровье, а, следовательно, способности руководить страной. Об этом никогда прямо не упоминалось в речи его оппонентов или его собственной, но за спиной президента много шептались по этому поводу, и Рузвельт об этом знал. Речь перед водителями грузовиков сыграла значительную роль в демонстрации хорошего состояния здоровья, но наивысшей точкой данного мероприятия стало более сложное испытание: в начале ноября он планировал проводить кампанию в Нью — Йорке. Целый день он переезжал с места на место, в своеобразном автомобильном туре, с остановками по требованию. В тот день шел сильный непрерывный дождь. Рузвельт также проявил сильное упорство и провел весь тур в машине с открытым верхом под проливным дождем — с полей шляпы стекала вода, голос был тверд, подбородок упрямо вздернут вверх. Фоторепортеры и кинохроника сделали остальное дело по опровержению всевозможных слухов. Через пять месяцев он умер, и события этого дня, возможно, сыграли не последнюю роль, но в ноябре об этом никто не знал.

В день выборов, в 1944 году, усилия Рузвельта были вознаграждены уверенной победой. Народ проголосовал за него в соотношении 25,6 миллионов голосов избирателей против 22 миллионов за Дьюи, что в пересчете на голоса коллегии выборщиков составило 432 к 99 голосов. В сравнении с 1940 годом результат был неплохой, хотя не шел ни в какое сравнение с триумфальной победой 1936 года. Однако выборы в Конгресс принесли разочарование, оставив места за номинальным большинством демократов в обеих палатах, но большинство это было меньше, чем четыре года назад, и несоизмеримо меньше, чем восемь лет назад. Это значило, что фактический контроль, впервые с 1938 года, теперь сосредоточился в руках «консервативной» группы (в вопросах внутренней политики) республиканцев Среднего Запада и демократов Юга, сдерживаемых только тенденцией южан голосовать по вопросам внешней политики вместе с республиканцами преимущественно с востока страны, приверженцами политики вмешательства. Гарри Трумэн имел дело с этими двумя схожими коалициями в течение полутора лет после окончании войны, до выборов в 1946 году, когда они, с приходом республиканского большинства, твердо стали на ноги. Смерть уберегла ФДР от испытаний, которые выпали на долю Трумэна.

Война не прекратилась во время кампании 1944 года, как не исчезло и беспокойство Рузвельта о проблемах послевоенного периода, которые президент надеялся разрешить во второй половине своего четвертого срока и после него при сохранении заложенного им курса. Экономический Билль о правах является свидетельством этой озабоченности в делах внутренней политики. Но ФДР в равной степени, или даже в большей, был озабочен будущим положением дел во внешней политике. Памятуя о неудачах Вудро Вильсона в 1919–20 гг., о которых Рузвельт знал ввиду непосредственного участия, президент стремился (просто горел желанием) видеть все институты послевоенного мира устроенными, на своем месте и работающими. Налаживать работу необходимо было еще до окончания войны, а не после нее — пока у Союзников все еще были общие враги, с которыми предстояло бороться, и американцы все еще были объединены в стремлении к победе, а Сенат более чем обычно был готов к подписанию международных соглашений.