Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо - Мария Брикер

Художник вернулся, держа в руке какую-то картину. Дербеш встал напротив Зотовой и повернул картину к ней. Сердце в груди Елены Петровны стукнулось о ребра. На полотне была изображена обнаженная белокурая девушка с демоническими крыльями.

– Это она. Моя Юля, – сказал Дербеш, пристально глядя Зотовой в глаза.

– Вы ее любили?

– Почему любил? Я и сейчас ее люблю, – сказал Юлиан, повесил картину на стену и отошел на несколько шагов, любуясь своей работой одним глазом, к другому он прижимал полотенце со льдом. Зотова тоже встала и подошла ближе.

– Прекрасная работа, – похвалила она. – Вас Вероника познакомила?

– Да. Я только приехал в Москву. У меня были сбережения. Вообще-то я художник-реставратор, фрески восстанавливал в храмах. Картины тоже писал, но их никто не покупал. Я скопил денег на реставрациях и поперся Москву завоевывать. Решил, что меня в столице обязательно оценят. Снял роскошную квартиру на Арбате. Мне казалось, что именно так надо начинать великое восхождение. Пару моих картин действительно взяли в одну из галерей и выставили на продажу. Заплатили шестьсот долларов, бешеные для меня деньги. – Юлиан усмехнулся, прошел к своему царскому ложу и сел. Зотова последовала его примеру и снова провалилась в матрас. Юлиан снял с глаза лед. Припухлость немного прошла, и он смог открыть веко. – Я познакомился с местными художниками, они меня приняли, и началась одна большая пьянка. А картины мои больше не покупали! Я подрабатывал карикатуристом и очень скучал по дому.

– Поэтому вы разыскали сестру?

– Веронику? Нет, не поэтому. Меня ее мать просила передать ей посылку и телефон дала. Вот я и позвонил. Так бы, наверное, не стал. Мы с Вероникой были совсем чужими. Сестру в балетную школу определили, когда она была еще ребенком, я ее почти не знал. Да и семьи наши практически не общались. Я родственник по линии отца Вероники. Когда он умер, ее мать повторно выскочила замуж. Мужик оказался, мягко говоря, не слишком приятным человеком, и наши родственные отношения сошли на нет. Это мой отец инициатором выступил, позвонил Вероникиной маме и спросил, не надо ли что-нибудь дочке передать. А я что? Мне же не сложно! Приехал, устроился, позвонил Веронике, спросил, куда подвезти. Она обрадовалась, сказала, что сама за посылкой заедет, и приехала с подругой. Я тогда находился в постоянном пьяном угаре и накумаренный был по полной программе. И вдруг вижу среди тумана – солнце. Влюбился сразу! Только Юля оказалась не солнцем, а обратной стороной луны. Она внешне светилась, а в душе такие страсти бушевали… У нас начался безумный роман. Месяц счастья! А потом у меня вдруг резко кончились деньги, и меня вышвырнули из квартиры. Друзья-художники куда-то сразу испарились, и я остался один на улице. Пару недель жил на вокзале, днем подрабатывал тем, что рисовал шаржи в переходе. Юля мне звонила несколько раз, но я не мог ответить на звонок – мне было стыдно: она – талантливая балерина, а я – бродяга-неудачник. Потом я набрался смелости и позвонил Веронике, чтобы узнать, как Юля. Она начала орать, что я сволочь и тварь, разбил жизнь ее подруге. Юля ждет ребенка, за это ее отчислили из балетной школы. Она сказала, что я больше ей не брат, а Юля – не подруга, чтобы мы шли к черту со своей любовью и чтобы я забыл номер ее телефона. Вероника оказалась трусливой сукой, она страшно боялась, что и ее отчислят заодно с Юлей. Единственное, что мне удалось выяснить у сестры, – адрес Юли. Я поехал туда, но Юля там уже не жила. Дозвониться тоже не получилось – она сменила номер телефона. Я поехал в балетную школу, прямо к Василисе Андреевне, стал умолять дать новый адрес Юли. Сказал, что готов нести ответственность за ребенка, женюсь на Юле и люблю ее. Берн мне сказала, что Юля меня больше не любит, она сделала аборт, уехала в Питер с родителями и просила ее не беспокоить. Василиса ясно дала мне понять, что родители Юли меня посадят, если я объявлюсь рядом с их дочерью. Берн была так убедительна… Она это умеет. – Глаза Дербеша снова потемнели. Кажется, он ненавидел свою наставницу. – Я был раздавлен, и Берн неожиданно помогла мне. Утешила, сняла жилье и стала меня продвигать. Василиса диктовала мне, как жить, как себя вести, что говорить прессе, как одеваться и какие картины писать. Очень быстро я стал модным художником Юлианом Дербешем. Только пишу я теперь не картины, а дерьмо на потребу толпе. Самое ужасное, что это дерьмо покупают!

– Вы себе в честь Юли придумали псевдоним?

Юлиан улыбнулся:

– Да, в честь Юли. Это единственное, что Василиса Андреевна позволила мне выбрать самому. Вероятно, потому, что фамилия Дербеш немного созвучна с Берн. Я не знал, что Юля решила родить, не знал, что она меня не разлюбила и поэтому решила оставить ребенка. До самой последней минуты она любила меня. Если бы я знал! Господи, если бы я знал!

– Вам Вероника об этом рассказала?

– Нет, с Вероникой мы больше не общались. Она оказалась подлой сукой. Так тряслась за свою шкуру, что Юлю предала, отреклась от нее. Мерзкая дрянь! Мне стыдно, что она моя сестра. Когда Юля умерла, мне позвонила ее мать и все рассказала. Она корила себя, что не позволила нам быть вместе. Вы даже представить себе не можете, что я в тот момент испытал. Вдруг, если бы я был рядом, Юля не умерла? – Дербеш посмотрел Елене Петровне в глаза. Она не выдержала и отвела взгляд. Ответить ей было решительно нечего.

– Вы знаете, что вашу сестру убили?

– Что? – вздрогнул Юлиан.

– Вашу сестру Веронику убили, – повторила Зотова.

– Да, я знаю, – торопливо кивнул художник и вздохнул. – Мне родители сказали. Я позвонил матери Вероники, чтобы выразить свои соболезнования. Она тяжело переживает смерть дочери. Я предложил свою помощь, но она сказала, что Василиса Андреевна похороны полностью взяла на себя… Поэтому я не вмешивался в процесс. Василиса от меня скрывает смерть сестры. Боится, что я впаду в депрессивное состояние и выкину какой-нибудь фортель. Глупо, правда? Берн не понимает, что я давно мертв. С тех пор, как узнал, что Юли больше нет. Господи, простите, – словно опомнившись, поморщился Юлиан. – Сам не знаю, почему я вам все это рассказываю!

Юлиан замолчал, рассеянно рассматривая свои руки.

– Вы холсты сами готовите к работе? – поинтересовалась Зотова.

Дербеш с недоумением на нее посмотрел:

– А кто должен за меня это делать? Папа Карло?

– Может, в магазине покупаете? Насколько я знаю, готовить холст для работы очень сложно.

– Какая глупость! Что сложного? Проклеиваешь холст, сушишь, шлифуешь, проклеиваешь, сушишь, шлифуешь, грунтуешь, сушишь… Слушайте, зачем вам это? – рассмеялся художник. – Решили на досуге живописью заняться?

– Досуга у меня с такой сумасшедшей работой нет. Я даже поесть не успеваю. Просто я любопытная. Проклеиваешь? Чем проклеиваешь? – состроила из себя в очередной раз дуру Зотова.

– Клеевым раствором, – сдержанно пояснил Дербеш, окинул Зотову снисходительным взглядом и улыбнулся: – Вам написать рецептик?

– А что, они разные бывают? Я слышала, что применяют обычный столярный клей.

– Применяют, но лучше рыбий клей. На его основе готовят клеевой раствор.

– Вам что, совсем не жалко, что вашу сестру убили?

Дербеш с недоумением посмотрел на Зотову:

– Какие странные вопросы вы задаете! То про грунтовку холстов, то про смерть моей троюродной сестры. Я понял, что вы пришли из-за убийства Вероники. Проверяете версии свои, да? Конечно, я сожалею, что Веронику убили, но плакать по ней не буду и на похороны не пойду. Сомневаюсь, что Веронике этого хотелось бы.

– Почему вы так считаете?

– Я же объяснил: Вероника прямо заявила мне, что я больше ей не брат, и отправила меня к черту. Так вот, я с тех пор в аду и обитаю.

– У вас есть подозрения, кто убил вашу сестру?

– Вероника сама себя убила, – сказал Дербеш. – Она таким человеком была, притягивала к себе людскую злость, скандалы и негатив.

– Вероника собирала репродукции ваших работ, – сказала Зотова.

Дербеш изумленно вскинул брови.

– Правда? Странно… Неужели завидовала? – усмехнулся он, и Елена Петровна подумала, что Дербеш очень проницательный человек.

– Берн знает, что вы спите с ее дочерью?

Дербеш заволновался, но быстро взял себя в руки:

– У вас слишком богатое воображение! Я не сплю со своими натурщицами и ученицами. Я просто очень хорошо к Алисе отношусь, как к сестре. Извините, мне работать надо. Вас проводить или сами дорогу найдете? – бесцеремонно спросил он.

– Обидите Алису, я лично вам голову откручу, – мило улыбнулась Елена Петровна и направилась к выходу.

– Вы дура и ничего не понимаете! – крикнул ей вслед художник. Елене Петровне хотелось сложить руку в кулак и продемонстрировать Юлиану средний палец, но она лишь кокетливо махнула ему рукой.

Зотова вышла на улицу и посмотрела на окна мастерской. Кажется, она нашла Шутника. Устраивая свою дочь на занятия к Дербешу, Берн вряд ли предполагала, что протеже отплатит ей такой монетой. Мало того что спит с ее дочерью, он забивает в ее голову опасные идеи!