Механическое пианино - Курт Воннегут

полагает, что вы с Финнерти отлично провели время, судя по тому, как ужасно ты выглядел сегодня.

– По-видимому, он знает об этом больше меня.

Анита зажгла сигарету, красиво отшвырнула спичку и покосилась на Пола сквозь выпущенные носом струйки дыма.

– Там были девушки, Пол?

– Можно сказать, были. Марта и Барбара. Только не спрашивай меня, кто с кем был.

– Был?

– Сидел.

Она сгорбилась в кресле, спокойно поглядела в окно, раскуривая сигарету короткими сильными затяжками, глаза ее увлажнились, драматически пошмыгивал нос.

– Ты не обязан говорить мне, если тебе не хочется.

– Говорить я не буду просто потому, что не помню. – Он усмехнулся. – Одну звали Барбара, а вторую Марта, а все остальное, как говорится, покрыто мраком.

– Значит, ты не знаешь, что случилось? Я говорю, значит, могло произойти все что угодно.

Улыбка сошла с его лица.

– Я говорю, что все действительно было покрыто мраком и ничего не могло произойти. Я лежал, как тряпка, свернувшись в кабине.

– И ты ничего не помнишь?

– Я помню человека по имени Элфи, который зарабатывает себе на жизнь при помощи телевизора; человека по имени Люк Люббок, который может быть кем угодно в зависимости от костюма; проповедника, которого тошнит, когда он наблюдает, как весь мир летит ко всем чертям, и…

– И Барбару с Мартой.

– И Барбару с Мартой. И еще парады – да, Боже мой, ведь там еще были парады.

– Тебе стало лучше?

– Нет. Но тебе должно стать лучше, потому что Финнерти, кажется, нашел себе новый дом и нового друга.

– Спасибо и на этом. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты объяснил Кронеру, что Финнерти просто злоупотребил нашим гостеприимством и что мы так же недовольны им, как и все остальные.

– Это не совсем соответствует действительности.

– Ну что ж, держи тогда это про себя, если уж он так тебе нравится.

Она подняла крышку своего бюро, где составляла ежедневные меню и вела запись домашним расходам, сверяя свои записи с поступающими из банка счетами, и вытащила оттуда три листка бумаги.

– Я знаю, что ты считаешь меня глупой, но иногда стоит немного побеспокоиться, чтобы все шло по-хорошему, Пол.

На бумаге были записаны какие-то тезисы с основными разделами, пронумерованными римскими цифрами, и с подразделами, помеченными маленькими буквами. С полным сознанием, что его головная боль набирает все большую силу, он наугад выбрал раздел III, А, I, а): «Не кури. Кронер пытается бросить курить».

– Может быть, имело бы смысл прочесть это вслух, – сказала Анита.

– Может быть, будет лучше, если я прочитаю это в одиночестве, когда ничто не будет меня отвлекать.

– На это у меня ушел почти весь день.

– Еще бы. Это самая обстоятельная работа из всех сделанных тобой. Спасибо, милая, я просто в восторге.

– Я люблю тебя, Пол.

– Я люблю тебя, Анита.

– Милый, а что касается Марты и Барбары…

– Даю тебе слово, я и не коснулся их.

– Я хотела только спросить, видел ли кто-нибудь тебя с ними?

– Полагаю, что видели, но не те люди, которые могли бы причинить мне какой-нибудь вред. Шеферд-то, уж конечно, не видел.

– Если бы это дошло до Кронера, то я просто не знала бы, что и делать. Он может посмеяться над выпивкой, но что касается женщин…

– Я спал с Барбарой, – внезапно сказал Пол.

– Я так и думала. Но это твое личное дело.

По-видимому, она уже устала от разговора и теперь с нетерпением поглядывала на экран телевизора.

– И Шеферд видел, как я спускался с ней из номеров.

– Пол!

– Шучу.

Она приложила руку к сердцу.

– Ох, слава Богу.

– «Любовь летом», – сказал Пол, пытливо приглядываясь к экрану.

– Что это?

– Оркестр. Они играют «Любовь летом». – И он насвистал несколько тактов.

– А как ты узнал, если звук выключен?

– А ты попробуй включи.

Она неохотно повернула ручку, и мелодия «Любви летом», красивая и неудобоваримая, как медовый пряник, наполнила комнату.

Подпевая оркестру, Пол направился вверх в свою спальню, зачитывая на ходу тезисы:

IV, А, I: «Если Кронер спросит тебя, почему ты хочешь в Питсбург, скажи, что ты хочешь принести бо́льшую пользу… а) Намекни на больший дом, повышение и престиж».

Постепенно Пол начал понимать, что поставил себя в дурацкое положение в глазах жителей обоих берегов реки. Он вспомнил, как кричал вчера вечером: «Мы должны встретиться посреди моста!», и решил теперь, что он был единственным заинтересованным в этом лицом, и к тому же единственным, кто не совсем уверен, к какому берегу он относится.

Если бы его попытка сделаться новым мессией увенчалась успехом и жители северного и южного берегов встретились бы на середине моста и между ними оказался бы Пол, он не имел бы ни малейшего представления, что же делать дальше. Он сознавал всем сердцем, что человечество зашло в жуткий тупик, но это был настолько логически обоснованный тупик, и его завели в него настолько умно, что он не видел, куда еще могло бы привести историческое развитие.

Пол производил в уме сложнейшие расчеты – его сбережения плюс страховки, плюс стоимость дома, плюс машины – и прикидывал, достаточно ли у него денег, чтобы попросту уйти с работы, перестать быть инструментом любого набора верований или любого выбрыка истории, которые могли бы превратить в ад чью угодно жизнь. Жить в доме у проселочной дороги…