Девон: Пробуждение - Tom Arrow
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стой здесь и … карауль.
Дверь снова беззвучно отворилась.
Первым во тьму шагнул Бор, за ним последовал Клод, за ними Плут. Все они скрылись за дверным проемом, осторожно на цыпочках направляясь туда, где по их памяти находятся изголовья кроватей.
Малыш Джон не мог пошевелиться бледный от ужаса, смотря им вслед.
* * *
Бор подождал, пока их глаза привыкнут к темноте. Свет в лампе, лишь немного разгонял тьму, вылепив из тьмы знакомые силуэты. Стены, потолок. Вот стол с остатками трапезы. Зашторенное окно с «творчеством» его младшей сестрички.
«Папашина любимица, чтоб ее! Ябеда.»
Огромным темным пятном выделяется шкаф.
«Все из-за него. Если бы мисс Пугало посоветовала им другую комнату.
Толстяк усмехнулся. Впрочем, ему грех жаловаться. Все шло так, как он и хотел.
А вот и они, две кровати и два тела, что мирно спят, утомившись с дороги.
«Тот, что слева меньше. Мальчишка.»
Он злобно оскалился и указал дружкам на парня. Те кивнули в ответ, а он, поставив лампу на пол, крадучись направился к другой кровати. Пальцы на дубинке дрожали от предвкушения. Лицо расплылось в ухмылке, отчего из уголка жабьего рта, стекала капелька слюны, которую он поспешно вытер рукавом. Перехватив оружие поудобнее, он торжествующе занес дубинку над головой.
* * *
Его приятели тем временем обступили другую кровать. Они редко действовали в стенах гостиницы, чаще в лесах, дожидаясь пока состоятельные постояльцы отправятся в путь. За последние несколько лет они неплохо наловчились в этом деле. Один точный удар и мальчишка, не просыпаясь, уйдет в глубокий нокаут.
Удар!
Звук, с которым дубинка обрушилась на темную фигуру, прозвучал как треснувшее яйцо. Предвкушение на их лицах сменилось ужасом.
«— Мы его, кажись… прибили.»
«— Мастер Роах нас…»
«— Убьет!»
Беззвучным хором произнесли они и в ужасе откинули одеяло.
* * *
Толстяк Бор не видел их паники, в это время он был занят другим. Он бил и бил старуху по голове. Смачно. Снова и снова. Зрачки расширились, дыхание сбилось, а изо рта летели пена и слюна. Поросячий восторг.
— Вот тебе старая карга! Сдохни. Сдохни. Сдохни!
Он бил ее, пока не выдохся. Покрытый потом и, не сдерживая похрюкивающий смех, он сорвал одеяло, чтобы посмотреть, полюбоваться, на дело рук своих.
Из-под одеяла, на него смотрело его собственное окровавленное и избитое тело.
Толстяк взвизгнул и отпрянув, упал.
В этот же миг раздались еще два испуганных вскриков у другой кровати. Под одеялом мальчишки не оказалось. Зато там было нечто неописуемо ужасное. Обезображенное, пожранное извивающимися червями, но все еще живое, дышащие.
Юноши завопили и отшатнулись. Задетая одним из них лампа упала и погасла. Комната и ее обитатели погрузились в полумрак, освещаемый только светом из дверного проема.
— Что это было?!
— Бор! Черт тут что-то не так!
Именно в этот момент медленно и со скрипом пришла в движение дверь.
— Нет!
— Джон, дверь! Не дай ей закрыться! — Крикнул в панике Клод.
Но тот стоял, парализованный страхом смотря на них круглыми от ужаса глазами на бледном лице.
— Черт!
Клод побежал к двери, но не успел. Дверь захлопнулась перед его носом, а дверная ручка песком рассыпалась в руках.
Щелкнул замок.
Их поглотила тьма.
* * *
«И была четвертым Великим бедствием Тьма, что размывает границы, путает дороги, отворяет двери и тропы в иные места…»
* * *
Малыша Джона, наблюдавшего за произошедшем из коридора, словно ледяной водой облили, он задрожал.
«Откуда, откуда звучат эти слова? Кто их говорит?!»
Нарисованный глаз на двери ожил, заморгал, закрылся и заплакал. Его густые как смола слезы беззвучно капали на пол. Сливаясь с густой тенью под дверью.
«Око! Оно плачет … тьмой.»
— Бедствие по наши головы. — Только и сумел прошептать Джон, — Кара, за наши грехи!
И стоило ему только произнести эти слова, как черная субстанция пришла в движение и рванулась своими щупальцами, к живому теплу, к Джону.
Тот испуганно вскрикнул, попятившись назад, изображая в воздухе давно забытый охранительный жест.
— Да, защитит нас золотой… — договорить слова заговора он не успел, под его пяткой оказался выбившийся кусок ковра, другой ногой он наступил на кусочек угля, поскользнулся и потеряв равновесие кубарем полетел с лестницы четвертого этажа на первый.
Буря заглушила долгий грохот.
Как и последовавший за ним тихий, болезненный стон.
* * *
Их поглотила, тьма…
— А, что-то ползет по моей руке!
— Ауч, больно! Это моя рука — придурок!
— Ты это видел? Что это за жуть была?!
— Я ничего не вижу! Я что ослеп?
— Да включите вы уже свет!!!
Заорал толстяк Бор. Паника стучала адреналином в его ушах.
«Что это было? Что это было там, на кровати?! Что за чертовщина!»
Шорох и яркая вспышка от спички осветила три мертвецки бледных, испуганных лица. Кое-как им удалось поднять и снова зажечь лампу освещая … мансарду?
Ее стены, потолок, окно и мебели или … нет, погодите!
Очертания комнаты вдруг поплыли. Нет, не так они осыпались. Так осыпается песчаный замок под натиском волн. Очертания комнаты исчезли так словно их никогда и не существовало. Окно и стоявшие, на подоконниках в разбитой посуде цветы. Кровати и те тени, что спали на них. Все исчезло.
И только тогда прижавшиеся к друг другу юноши заметили нечто важное.
— Вы слышите?
Они слишком поздно поняли, что было не так с самого начала.
Звуков шторма не было.
Света в окне не было.
Ничего не было.
На мгновение лампа мигнула и погасла, а когда загорелась вновь, их окружение изменилось. Пускай не сразу, но они узнали его.
Широкий зал и уходящие в потолок полки с корзинами и банками.
— Погреб?! Как мы могли оказаться в погребе?!
— Это ведь должен быть чердак. Мансарда!
— Быстрее, я знаю где выход!
Бор машинально взял одну из банок и попытался ее открыть, по привычке заедая стресс едой.
— Нет. — Клод попытался отнять у него банку, но было слишком поздно. — Толстяк и сам уже увидел, что вместо соленьев в ней плавали глазные яблоки, которые сразу уставились на него.
Взвизгнув, он выронил банку. На их счастье, она не разбилась, а лишь укатилась в дальнюю часть погреба.
— Вы разве не видите это место неправильное, искаженное! Ничего не трогайте.
И правда, полки были невообразимо высокими и уходили ввысь как деревья. То, что покоилось на них. В банках, в тарах и корзинах. После
