Лето, бабушка и я - Тинатин Мжаванадзе

Вскоре сработал внутренний хронометр — море не устанет, а я сбила дыхание. Надо вылезать из воды и заметать следы. И внезапно вся красота с меня слетела: я поняла, что выходить будет труднее, чем обычно. Море держало меня цепкими руками пока что ласково, но уже настойчиво, как влюбленный Кинг-Конг Блондинку. Дрейфуя на пляшущих волнах, я никак не могла подплыть поближе к берегу, чтобы старым испытанным способом выбраться на сушу — поймать волну поменьше, поддаться ей до конца и вместе с шапкой прибоя выплеснуться на гальку.

Вот тебе и критский бык! Тревога сбила мою уверенность, и я тут же наглоталась противной соленой воды. Из понарошку опасного аттракциона море превратилось в непобедимого многоглавого монстра. На меня навалилось огромное одиночество. В щелочку между подвижными водяными стенами я разглядела на берегу две фигурки. О, бабушка уже тут… Тогда лучше сразу утонуть.

Нельзя бояться! Все будет хорошо, без паники, я не могу допустить, чтобы меня потеряли.

Только бы выйти, и я согласна на все, на любое наказание.

Домашний арест — самое меньшее, на что я готова. Трепка прямо на пляже, а рука у бабушки суровая. Занятия музыкой по шесть часов в день вместо оговоренных двух. Объявление Таньки персоной нон грата. Запрет на телефонные разговоры. Во двор не спущусь вообще никогда, до конца жизни!

Барахтаясь в холодном теле многорукого чудовища, я вдруг увидела неподалеку буек, болтавшийся примерно так же одиноко и бестолково, как я. Но в отличие от меня, он закреплен на дне и его не снесет течением. О, мой спаситель! От радости я запела Триумфальный марш из «Аиды», который прекрасно гармонировал с оглушающим воем стихии и поднимал мой угасший боевой дух.

Обнявшись со склизким обшарпанным баллоном, как с родным, я стала похожа на пьяную русалку. Мне остается ждать всего сутки, пока море успокоится, и я буду спасена: если, конечно, за это время я не примерзну к буйку навеки. Почему-то никаких вариантов больше в мою тупую башку не приходило. Но бабушкин Бог, видимо, получил срочное сообщение и явил себя как раз вовремя.

Осточертевший монотонный гул моря внезапно разрезал сначала рев мотора, а затем зычный голос, оравший в мегафон (вольный перевод с грузинского):

— Ах ты, пропащая, мама-папа у тебя есть?! Или читать не умеешь?! Из-за таких самоубийц, как ты, вся отчетность по утопленникам летит к черту! Стой там, не двигайся, сейчас поплавок бросим!

Спасатели!!! Этот хриплый прокуренный рев показался мне небесной музыкой. К тому же моя мечта сбылась: всю жизнь хотела поплавать с настоящим спасательным кругом. Отфыркиваясь, схватилась за шершавый пенопластовый бочок, взглядом попрощалась с дружественным буйком и очутилась в катере.

На берегу меня шатало — началась морская болезнь. Танька бегала с растопыренными руками и держала бабушку, которая издали костерила меня без внутренней цензуры и призывала на мою голову геенну огненную, а также живописала, что она со мной сотворит, попадись я ей в руки. Заодно досталось бедной Таньке за ротозейство.

— Ба, — жалобно пропищала я. — Ну хочешь, я еще одни поханчики надену?

— Самое время! Надевай хоть на голову, — разъяренная бабушка схватила сумку и приказала: — Шагом марш домой!

Мы потрусили за бабушкой, не смея даже посмотреть друг на друга.

— Чок гюзель[29], — сказал кто-то возле нас.

На Таньку плотоядными глазами смотрели молодые туристы из дружественной республики. Это они зря, потому что бабушка переложила сумку из одной руки в другую и сказала: «Намус сиз[30]?» — после чего кавалеры скукожились, попадали на колени и стали молить ханум о пощаде.

Шучу. Они просто слились с пейзажем и более не отсвечивали, мы же переглянулись и поняли, что нас дома ждет гильотина.

Бабушка и футбол

— Ненавижу музыку, — завывала я в очередной раз, размазывая злые слезы.

— Ну доучись уже! Сколько там осталось, получишь аттестат и прощай! — взмолилась мама.

— Неблагодарная свинья, — веско уронила бабушка. — Музыку она ненавидит! Только не говори, что хочешь на спорт ходить!

— Да! — заорала я. — Хочу! Я спортивная! Меня знаешь, сколько раз Дина Николаевна на художественную гимнастику звала! Говорит — у меня такая растяжка!

— Вот что за дура, а? — дружно выпалили мои мучительницы и уставились друг на друга страдальческими взглядами, что означало — за что им такое наказание, и еще — я должна была сгореть со стыда и вымаливать прощение всеми доступными способами.

— Там же ноги задирают, и гимнасткам все в задницу смотрят, — укоризненно сказала бабушка. — Ты еще скажи — балетом хочешь заниматься.

— Балетом. Каким балетом, где тут балет?! Да хоть грузинскими танцами!

— В танцевальных ансамблях очень нездоровая обстановка, — безапелляционно заявила мама. — Если что случится, папа твой с меня голову снимет.

— Да что там может случиться?! Не надо тут папой махать! Папа бы очень даже меня пустил, я знаю! Хорошо, не балет, — вдруг успокоилась я, — но на теннис меня звали — в нем-то что плохого?

— Теннис — это что такое? — подозрительно спросила бабушка.

— Это когда ракеткой мяч гоняют, — отмахнулась мама.

— Да! Аристократический спорт, между прочим! Королевский! В белых юбочках!

Мама и бабушка опять удрученно посмотрели друг на друга.

— В кого она такая, — пробормотали они, что означало: я должна осознать степень своего нравственного падения и пасть ниц, вымаливая прощение.

— Папа занимался штангой, вот в кого! — выпалила я, надеясь, что это их немного успокоит.

— Штангой! — воскликнула бабушка. — Слушай, ты себе хочешь фигуру, как у папы?! Да кто на тебе женится тогда — чтобы ты мужа пришибла невзначай! А музыка девушке всегда будет нужна. Детей своих будешь учить!

— Никогда. Ни-ког-да! — полузадушенно пообещала я. — Вот клянусь — даже если мои дети будут умолять — отдай нас, мама, на музыку, я им руки лучше отобью!

— И в кого она…

— Да ни в кого! Сама такая родилась!

Утомившись и выпив стопочку валерьянки, мама согласилась отвести меня на легкую атлетику.

— Вот мне больше делать нечего, водить тебя на стадион, — ворчала мама.

— В самом деле, — иронически отозвалась я, стесняясь, что пришла с родительницей.

Тренер постучал карандашом по журналу.

— Вы на тренировке присутствовать будете?

— Да, — холодно отозвалась мама и поудобнее перехватила сумку.

Всю тренировку я ощущала мамин буравящий взгляд в спину. Девочки рядом переглядывались и хихикали.

— Не буду я ходить на поводке, — швырнула я форму в угол.

— И не надо, — легко согласилась мама.

— И музыкой тоже не буду заниматься, — невинно сообщила я и отправилась пережидать бурю в свою комнату.

— Слушай, ты футбол смотреть будешь? — проорал Вадик в трубку.

— Конечно! — возликовала я. — Финал Кубка кубков, кто же это пропустит!

Положив телефон, я вдруг похолодела: отбой для меня был ровно в двадцать два ноль-ноль. Как это я буду смотреть матч века, интересно?

— Ма-а, — вкрадчиво начала я, кося глазами.

Бабушка глянула поверх очков — почуяла неладное.

— Что такое? — Мама все еще не могла отойти после легкоатлетического скандала.

— Сегодня футбол, — приступила я сразу к делу.

— Теперь на футбол хочешь ходить? — всплеснула в ужасе руками бабушка. — Так, я давно говорю — ей теперь только битье поможет!

— Да не ходить, дидэ, — успокоила я переполошенную женщину. — Только смотреть, понимаешь? Это нельзя пропустить!

— Ну пусть смотрит тогда, — сбилась с толку бабушка и вопросительно покосилась на дочь.

Дочь коварно глядела в окно.

— Два часа, — загадочно произнесла она.

Два часа. Два часа каторги — взамен долгоиграющего счастья!

— Ладно, — облегченно вздохнула я.

Итак, впервые в сознательной жизни я добровольно отпиликала на клавишах свою епитимью.

Соседи стучали снизу и тревожно спрашивали, кто это у нас старается, не взяли ли мы нового ребенка и все ли в порядке. Все приходящие домашние столбенели возле двери и долго смотрели мне в спину, затем обходили с фасада и щипались в целях удостовериться, что это я, а не нанятое привидение. Когда стрелка часов упала на цифру 8, я для пущего эффекта проиграла еще минуту и сняла руки с клавиш.

— Какое это счастье, — растрогалась мама. — Как я об этом мечтала всю жизнь!

— Это, получается, каждый день нам такой футбол нужен? — спросила бабушка.

— Каждый день не будет, — решительно отмела я поползновения. — Такой футбол бывает раз в жизни!

В час Икс я села на развернутый в виде трибуны диван вместе с мужчинами семьи, как полноправный болельщик. Улицы к этому моменту опустели настолько, что бродячие собаки, воробьи и кошки собрали экстренное совещание — куда делись все люди?! Город переливался тревогой и азартом. Он стал одним большим домом, где не было ни единой злой мысли, ни одной ссоры, никакого тяжелого молчания — все знали, что за стенами сидят точно такие же люди, горящие жаждой победы.