Рысюхин, налейте для храбрости! - Котус

Дорога изрядно петляла, обходя болота и привязываясь к немногочисленным мостам через реки. Я имею в виду — немногочисленным нормальным мостам, сооружений наподобие того, через речку Талька, я уверен, хватало и здесь, а вот шоссейные располагались на расстоянии минимум километров семьдесят один от другого. Но это всё лирика, главное, что по этой «прямой» дороге от гостиницы до гостиницы было ровно двести двадцать пять километров, десять часов неспешной (по моим нынешним представлениям) езды. А самое главное — в ста верстах, прямо посреди леса, лежал перекрёсток, на котором нашей норвежской экспедиции стоило свернуть направо, на Ригу, чтобы не наматывать бессмысленные петли.

Подумав, посчитав и посоветовавшись с супругой — только для того, чтобы она была в курсе предстоящего «манёвра», изменил рассадку, имея главной задачей не нагружать до поры «норвежцев». Сам остался до поры за рулём грузовика, взяв к себе казака-охранника. Алёшкинского водителя усадил за руль пикапа, Клим остался в фургоне, чтоб Маше одной страшно не было. Собственно, всё «советование» с ней к этому и сводилось — к выяснению, поедет одна или с пассажиром. Таким образом все участники торговой экспедиции до перекрёстка могли отдыхать.

Через три с половиной часа все мы вернулись на свои исходные места в кабинах и, попрощавшись, разъехались в разные стороны: пикап с акавитой направо, на север, а оставшаяся колонна из двух автомобилей сперва прямо, а через полчаса — налево. Я старательно отгонял от себя опасение, что местная «прямая дорога» окажется такой же, как от Буйнич до Глухой Селибы, но нет, боги миловали. Да, из остававшихся ста двадцати километров от силы пятая часть была более-менее похожа на шоссе, остальное — грунтовка, порою превращавшаяся просто в две колеи через поле или лес, но грунтовка проходимая без поддержки сапёрной роты. Правда, каждый раз, когда дорога превращалась в направление, намеченное тележными колёсами, появлялось опасение, что мы где-то свернули не туда и заблудились, но изучение карты успокаивало. С местными жителями поговорить для уточнения дороги тоже не очень получалось: многие не знали русского, оставшиеся в большинстве своём не умели читать карту, и почти все не знали ничего, что находится дальше дневного перехода от их деревни. Дед утешал в своём стиле:

«Мимо речки точно не промахнёмся, она у нас поперёк пути. Если выедем к мосту — то, значит, правильно двигаемся, если к берегу, броду или какому-то перелазу — то вернёмся к ближайшему перекрёстку и свернём вдоль реки. И так — пока не нащупаем нужную дорогу».

К счастью, ничего «щупать» не пришлось, к моему глубочайшему удивлению выехали точно к мосту, а потом и на дорогу вдоль побережья, что вела от Клайпеды мимо нового кайринского курорта к маяку, что имел разом и практическое, и историческое, и культурное значение. Туда даже экскурсантов возили, правда, поскольку маяк числился военным объектом — полазить по нему не давали. И почти все они, уставшие и наполненные впечатлениями, на обратном пути будут проезжать через нашу гостиницу — остаётся только заманить их на отдых, а манков там, если Кайрины всё сделали, как оговаривалось — должно быть много. Прямо почувствовал себя коварным злодеем, правда, не из эпоса, а из оперетты.

Из-за того, что на колейных участках приходилось сбрасывать скорость чуть ли не до пешеходной — я даже подумал, что объездная дорога через Клайпеду длиной двести пятьдесят шесть километров оказалась бы короче по времени. Зато — романтика, сельские пейзажи с местным колоритом, обед в лесу, правда, разогретый не на костре, а на плитке в фургоне. Если бы ещё не «третий лишний» в лице водителя грузовика… Правда, с этой романтикой телепались почти двенадцать часов: выехали в семь утра, доехали около семи вечера. А через Клайпеду, скорее всего, добрались бы часов за десять. Дед говорит, что я всё ещё не могу внутренне пересесть с коня на автомобиль, понять, что качество дороги намного важнее, чем то, что она окажется длиннее на тридцать-пятьдесят километров. Умом понимаю, что это не сутки в пути, а часа полтора-два, которые с лихвой отыграю по скорости, но для этого нужно сделать усилие над собой, начать думать нужным способом и «в нужную сторону».

Комплекс отличался от того, что себе представлял я, что мне показывал в воображаемых картинках дед и что мы с ним рисовали на бумаге. Не знаю, хуже или лучше — но иначе. Несколько меньше ультра-модерна, больше классики в линиях окон и арочных проёмов, в отделке колонн и порталов камнем. Меньше блестящего алюминия и больше чугуна и чернёной бронзы. Меньше прямых линий и переходов металл-стекло, больше завитушек на фигурном литье. Как итог: новая, нигде прежде не встречавшаяся, а я немало журналов пролистал, интересуясь, концепция построения единого пространства, новые архитектурные концепции — но сделанные с традиционными едва ли не до старомодности, «солидными» визуальными решениями. В итоге получилось… Не что-то вообще небывалое, завораживающее и заставляющее замереть на выдохе, как мне представлялось, а, скорее «надо же, как извернулись». То есть — совсем другой эффект при первом знакомстве.

Но главное было сделано: связь между зданиями и сооружениями, создающая ощущение множественности и единства сразу, а также эффект «встроенности» дороги в тот же комплекс. Словно не проезжаешь по дороге мимо по своим делам, а въезжаешь внутрь. Как мне потом рассказали, довольно многие сперва останавливалась, и спрашивали — а где дорога-то? Которая не в гостиницу, а на маяк? И, да — на время строительства пришлось соорудить временную объездную дорогу, что позже стала частью внутренних коммуникаций.

Граф Кайрин, который брат ректора, был уже на месте, лично контролируя подготовку к завтрашнему торжественному открытию, ректор же задержался в Клайпеде и обещал быть завтра утром. Разумеется, Алексей Петрович не встречал нас на стойке регистрации, но отдал все распоряжения персоналу и время от времени названивал, уточняя — приехали мы или нет? Нам с Машей был подготовлен номер люкс на третьем этаже из семи, при этом фактический первый, оказавшийся ниже уровня прогулочной террасы на высоте подъездной дорожки, словно бы «не считался», был полностью отдан в ведение хозяйственных и вспомогательных служб, за исключением большого холла и нескольких небольших лавок со всякой мелочью, полезной и не очень, от памятных открыток и прессы до сувениров разной степени бесполезности, от печенья в фирменных коробочках до зонтов, шляпок и перчаток против солнца.

Первый этаж со стороны фасада был отдан под торговлю, в основном — снедью: пара кофеен, чайная, ещё какая-то забегаловка (главное, не назвать её так