Управляемые - Кристи Бромберг

Я вскрикиваю от неожиданности, когда в окно автомобиля кто-то стучит. Глубоко задумавшись, я не заметила, как к моей машине подошла Хэдди. Пока я открываю ей дверь, моё сердцебиение приходит в норму.

— Привет, Хэд. Подожди секунду, — я тянусь за своими вещами.

Я чувствую, как изменилось положение Хэдди в дверном проёме, потому что её тело перекрывает свет из гаража, бросая тень на переднее сиденье.

— Это Matchbox Twenty3? — спрашивает она, напрягаясь, чтобы расслышать музыку, тихо звучащую из стереосистемы.

«Ой-ой, — говорю я себе, — теперь она в курсе, что что-то происходит». Моя подсознательная склонность слушать Matchbox Twenty, когда я расстроена или что-нибудь обдумываю, вернулась, чтобы меня преследовать. Хэдди слишком хорошо знает это из тёмного периода моей жизни. И она так хорошо знает меня, что понимает: определённому моему настроению и мыслям соответствуют определённые песни.

Я смотрю на неё, её руки лежат на бёдрах, чувствую раздражение, волнами исходящее от неё, и не вполне понимаю, что ей известно. Потому что от этого зависит, как сильно я получу за то, что скрывала.

Если она очень сердита, никакие рациональные объяснения не помогут. Или если она чувствует себя обиженной. Я издаю тихий стон, поскольку мой и без того интересный вечер собирается продолжиться. Она никогда не отступит, пока не получит ответы, которые хочет. За её невинной красотой скрывается острый как бритва ум, и это одурачивает многих — но не меня.

Я-то её знаю.

Я быстро хлопаю дверью машины, пока она не услышала, что сейчас у меня на повторе их Bent. По крайней мере, это не Unwell. Сумка уже у меня в руках, но выйти из машины я не могу, потому что на моём пути Хэдди.

— Думаю, мы должны немного поболтать, — надменно произносит она. — Ты так не думаешь? — Она чуть сдвигается в сторону, оставляя руки на бёдрах. Ей достаточно просто двинуть ногой, и я транспортируюсь обратно, как будто прямо в кабинет директора в начальной школе.

Я заставляю себя весело улыбнуться:

— Конечно, Хэд. Что-то случилось? Кажется, тебя кто-то рассердил?

— Ты.

— Я? — Закатываю я глаза, направляясь к двери, пока Хэдди маячит у меня за спиной.

— Не закатывай на меня глаза, Рай, — требует она, пока мы проходим внутрь через парадную дверь.

Я смеюсь над её глубоким знанием меня и моей мимики, и, в то же время, я ограждаюсь от всего, что есть Хэдди Монтгомери.

Я бросаю свои вещи на высокий стол у противоположной от входа стены. А потом прячусь на диване в гостиной, поглубже в него зарываясь, и жалею, что не могу просто закрыть глаза и уснуть. Но не могу из-за Хэдди, которая садится в другой его угол, подбирая под себя свои гибкие ноги.

— И когда ты собиралась рассказать мне? — её голос до жути тих. Это плохой знак. Чем тише её голос, тем злее Хэдди.

— О чём? — подталкиваю я её к откровенности, рассчитывая, что она прояснит мне, что ей известно, и даст мне, таким образом, фору, чтобы рассказать ей подробности.

— О Колтоне, мать его, Доноване! — брызжет она слюной, широко распахнув глаза, пытаясь подавить усмешку, которая угрожает прорваться сквозь её непримиримый фасад. — Ты, черт побери, издеваешься надо мной? И ты мне не рассказала? — с каждым словом тон её голоса повышается. Со столика рядом с собой она хватает бокал вина и пьёт из него, не разрывая со мной зрительного контакта. Её следующий вопрос тих, а в голосе слышна обида:

— Почему?

— О, Хэдди, — выдыхаю я, потирая руками лицо, и пытаюсь удержаться от наступающих слёз. Борьба проиграна, и первая слеза скатывается по моей щеке. — Я так растеряна, — я вздыхаю, на мгновение прикрывая глаза, чтобы постараться удержать под контролем скользящее сквозь меня волнение.

От моего признания лицо Хэдди смягчается:

— Прости, Рай… Я просто… переживала, оттого что ты не рассказала мне… Я думала, что…

— Всё нормально, — говорю я, снимая обувь; к моим ступням прилипли песчинки, напоминая, что я действительно провела вечер с Колтоном. Как будто мне нужно напоминание, когда аромат его одеколона, смешанного с его запахом, до сих пор свеж в моей памяти. — Я не хотела тебя обидеть. Как ты…

— Ты не отвечала на звонки… совсем. Я была взволнована, хотела сообщить тебе, чьё участие в завтрашней вечеринке в честь нового продукта нам подтвердили. Я несколько раз звонила тебе и писала, но всё безрезультатно, — продолжает она. — Я была обеспокоена. Обычно ты так себя не ведёшь, и хоть слово посылаешь в ответ, даже когда занята. Я очень волновалась, поэтому позвонила Дейну, — мои брови вопросительно поднимаются. — Полагаю, он просто сложил дважды два, сопоставив, кто представлял «Колтон Энтерпрайзес» на аукционе и сделал от имени корпорации пожертвования, с личностью твоего посетителя сегодня в «Доме», после визита которого началась вся эта неистовая смс-переписка между юристами, — она пожимает плечами в качестве объяснения. — Ну, и, что происходит, Райли? Что ты скрываешь от меня?

— Это просто… Боже, я так всем переполнена, — и я рассказываю ей всё, все самые грязные подробности, несмотря на моё смущение в первые десять минут нашего взаимодействия. Во всё время моего повествования, пока она переваривает полученную информацию, её лицо остается бесстрастным.

Когда я заканчиваю, несколько минут она просто молчит, глядя на меня с безусловной любовью на лице.

— Ну, — произносит она, поднимаясь, чтобы налить ещё вина, и возвращается с бокалом и для меня, — есть много чего, чтобы сказать и обсудить, но — в первую очередь, — она хватает меня за коленку, её будоражит от волнения, — святое дерьмо, Райли! Колтон? Донован? За кулисами в театре! Круто! — Она вскидывает руки над головой, и я мысленно съёживаюсь, надеясь, что вино останется в бокале. — Я горжусь тем, что ты, наконец, стала немного сумасшедшей. Как у тебя получилось?

Я ощущаю, как по лицу ползёт густой малиновый румянец, поэтому опускаю голову и начинаю крутить злополучное кольцо:

— Знаю, — бормочу я, — я пока сама не понимаю.

— Что? — вопит она. — О чём ты, чёрт возьми, говоришь? — и энергично пихает меня в колено, — Я имела в виду восхищение тобой, а не удивление, что он обратил на тебя внимание. Прекрати уже самоуничижаться, Рай, — она щёлкает пальцами перед моим лицом, заставляя меня смотреть на неё. — Он чертовски великолепен! Абсолютно мятежный, горячий плохой парень…

Как будто мне нужно об этом напоминать.

Хэдди пристально оглядывает меня, и я вижу, как на поверхность выходит легкомысленная часть её натуры:

— Вживую он так же хорош, как выглядит на экране?

Я пытаюсь подобрать подходящий эпитет, но, в результате, говорю первое, что приходит в голову: