Сальватор - Александр Дюма

Старуха, отвратительное и себялюбивое создание, боготворила Рождественскую Розу, как мы уже сказали в начале этого рассказа.

Вы помните удивительный pianto[73] Трибуле в драме «Король забавляется» нашего дорогого Гюго? Вот так же оглушительно завопила от ужаса Броканта, когда узнала, что Рождественская Роза исчезла.

Когда шут Трибуле узнаёт о похищении своей дочери, он обретает величественную красоту. Вот так же была прекрасна и Броканта, когда узнала об исчезновении Рождественской Розы.

Если бы я не боялся показаться парадоксальным, я попытался бы доказать, что потеря ребенка не менее ужасна для приемной матери, чем для родной.

Родная мать кричит от физической боли: похитители вырвали у нее кусок ее плоти; для приемной матери это скорее душевная боль: с приемышем уходит жизнь.

Я знавал старика, двадцать пять лет растившего мальчика: он упал замертво, когда узнал, что его сын смошенничал в игре. Родной отец пожурил бы его и отправил в Бельгию или Америку дожидаться отмены наказания за давностью лет.

Броканта проявила поистине величие души, узнав тревожную весть. Она подняла на ноги весь цыганский Париж, призвала на помощь великое братство парижских нищих, пообещала, что за этот драгоценный камень по имени «приемное дитя» отдаст главную драгоценность короны первого цыганского короля, завоеванную в памятной битве с самим Сатаной. Наконец, страдание ее дошло до крайних пределов и было сравнимо лишь с радостью, которую она испытала, когда снова обрела девочку.

В тот день Жан Робер, Петрус, Людовик и сам Сальватор превозносили красоту торжествующей колдуньи.

Вот что позволило нам утверждать: эта уродливая старуха была поистине прекрасной дважды за свою жизнь.

Однако продолжалось это недолго.

Читатели помнят, что до замужества Рождественская Роза должна была поступить в пансион. Когда Сальватор сообщил эту новость Броканте, колдунья разразилась слезами. Потом она встала и бросила на Сальватора угрожающий взгляд.

— Никогда! — объявила она.

— Броканта, — ласково стал уговаривать Сальватор, взволнованный в душе добрыми чувствами, заставлявшими Броканту отвечать ему так. — Девочка должна многое узнать о жизни, в которую ей суждено скоро вступить. Ей недостаточно знать язык ворон и собак, общество требует более разносторонних знаний. В тот день, когда эта девочка войдет в самую скромную гостиную, она будет чувствовать себя дикаркой, попавшей из девственных лесов в Тюильри.

— Это моя дочь! — с горечью проговорила Броканта.

— Разумеется, — без улыбки отвечал Сальватор. — И что дальше?

— Она принадлежит мне, — продолжала Броканта, видя, что Сальватор убежден в ее материнских правах.

— Нет, — возразил Сальватор. — Она принадлежит миру, а раньше всего и прежде всего — человеку, который спас ее, любя, или полюбил, спасая. Он ее приемный отец, ведь врач и есть отец, как ты — ее мать! Надо воспитать ее для мира, в котором она будет жить, и не тебе, Броканта, заниматься ее образованием. В общем, я ее забираю.

— Никогда! — пронзительным голосом повторила Броканта.

— Так надо, Броканта, — строго заметил Сальватор.

— Господин Сальватор! — взмолилась колдунья. — Оставьте мне ее еще хоть на годок, на один год!

— Это невозможно!

— Единственный годочек, умоляю! Я хорошо о ней заботилась, уверяю вас, я еще лучше буду за ней ухаживать! Она у меня станет ходить в шелку и бархате, краше ее никого не будет. Умоляю вас, господин Сальватор, оставьте мне ее на год, только на год!

Несчастная колдунья со слезами произносила эти слова. Сальватор, тронутый до глубины души, не хотел показать своего волнения. Напротив, он сделал вид, что сердится. Нахмурившись, он коротко сказал:

— Это вопрос решенный!

— Нет! Нет! Нет! — повторяла Броканта. — Нет, господин Сальватор, вы этого не сделаете. Она еще очень слабенькая. Позавчера у нее был ужасный приступ. Господин Людовик только что от нее ушел. Четверть часа спустя после его ухода она крикнула: «Задыхаюсь!» Кровь ударила ей в голову. Бедная моя Розочка! В эту минуту, господин Сальватор, я даже подумала, что она умирает. За малым дело стало. Она упала на стул, закрыла глаза и стала кричать!.. Как она кричала, Боже мой! Это были словно крики с того света, господин Сальватор! Я взяла ее на руки, уложила на пол, как учил господин Людовик, и сказала: «Розочка! Милая! Розочка моя!» — словом, все что я смогла сказать. Но она так громко кричала, что ничего не слышала. Видели бы вы, как она, бедняжка, задыхалась, словно ее зажали в тисках, а вены у нее на шее набухли, покраснели, казалось, вот-вот лопнут!.. Ах, господин Сальватор! Многое я повидала я за свою жизнь, но такое печальное зрелище — в первый раз! Наконец она заплакала. Слезы ее освежили, как летний дождь. Она открыла свои красивые глазки и улыбнулась: на сей раз все обошлось! Да вы меня не слушаете, господин Сальватор!

Этот незатейливый рассказ о тяжелейшем приступе, какие бывают у женщин до или после родов и называются спазмами, так взволновал нашего друга Сальватора, что он отвернулся, скрывая свои чувства.

— Знаю, Броканта, — как можно тверже произнес наконец Сальватор. — Людовик мне рассказал обо всем этом сегодня утром, именно поэтому я и хочу увести Розочку. Девочка нуждается в тщательном уходе.

— Куда же вы ее забираете? — спросила Броканта.

— Я же тебе сказал: в пансион.

— Что вы такое надумали, господин Сальватор! Ведь Мину тоже тогда отдавали в пансион, верно?

— Да.

— Оттуда ее и похитили, так?

— Из этого пансиона Розочку никто не похитит, Броканта.

— Кто же за ней будет приглядывать?

— Сейчас ты все узнаешь. А теперь скажи, где она.

— Где? — затравленно глядя на Сальватора, переспросила цыганка.

Она поняла, что час разлуки близок, и трепетала всем телом.

— Да, где же она?

— Ее здесь нет, — пролепетала старуха. — Нет ее сейчас! Она…

— Лжешь, Броканта! — перебил ее Сальватор.

— Клянусь вам, господин Сальватор…

— Лжешь, говорю тебе! — строго повторил молодой человек.

— Смилуйтесь, господин Сальватор! — вскричала несчастная старуха.

Она повалилась на колени и схватила Сальватора за руки.

— Смилуйтесь, не забирайте ее! Вы меня убьете! Это моя смерть!

— Ну-ка, вставай! — приходя во все большее волнение, приказал Сальватор. — Если ты в самом деле ее любишь, ты должна желать ей добра! Пусть она учится, а видеться ты с ней сможешь, когда захочешь.

— Вы мне обещаете это, господин Сальватор?

— Клянусь! — торжественно заверил Броканту молодой человек. — Зови ее!