Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера. Книги 1, 2, 3. Самая полная версия - Алексей Львович Шерстобитов

ответить за свое, с надеждой на милосердие людское и милость Создателя. Последние сами могли отбивать нападки «плохого аквариума» на дающих показания свидетелей, опровергали ложь, доказывали свои преступления, раскрывали мотивы, именно этим и привлекая сердца присяжных заседателей…

«Плохой аквариум». Слева направо: Сергей Махалин («Камбала», «Лысый»), Олег Пылев («Саныч»), Слава Пономарев («Моряк»), Андрей Гусев.

Одним из самих пламенных и захватывающих стало выступление главного конструктора завода имени Климова – Александра Александровича Саркисова. Он дважды посещал заседания суда и давал показания. Любопытно прочитать строки, записанные мною со слов самой Надежды Хлебниковой, собрание которых я назвал «Черным дневником»:

«Я видела, с каким любопытством Саркисова разглядывал Пылев: перед ним стоял не просто ключевой человек, а «курица, которая могла нести и нести золотые яйца». Когда Саркисов входил в зал суда для дачи показаний, он безошибочно выделил взглядом Пылева и какие-то мгновения просто смотрел на него, как на грязь из-под ногтей, как на гадину, ползающую у ног, которую вовремя не раздавили. Его, «отца» двигателей советских МИГов, остановил полуграмотный психопат со своей сворой… На суде «Сан Саныч» был беспощаден. Он говорил жестче, чем на предварительном следствии. Он своим интеллектом, достоинством и авторитетом приковал к себе внимание присяжных. Думаю, перед ними редко выворачивал душу человек такого масштаба! После показаний Саркисова и генерала Зинченко (он тоже посчитал нужным придти в суд, как мы понимаем, не только чести ради, но и поддержания версии честности и благодетельности Марка Волошина, хотя этот поступок трудно переоценить) чаша весов резко склонилась в глазах присутствующих против Пылева. Саркисов называл вещи своими именами: Волошин – МАХИНАТОР! А что прикажете делать, если именно благодаря этому мошеннику хоть как-то кормились наши оборонные заводы, хотя большую часть этих жизненно необходимых средств тот и присвоил бессовестно себе! Ческис и Галушко – в той или иной степени, но влезли в проект государственного значения, привели за собой бандитов. А новые веяния того времени, что надо отстегивать бандитам, Саркисов не принимал. И Саркисов подвел итог: убийство Тимура Хлебникова привело к потерям страны, в финансовом масштабе сопоставимым, в конечном итоге, с национальным доходом; виднейшие конструкторы перестали получать зарплату, остановлены уникальные научно-технические работы; нанесенный России ущерб сложно оценить; Россия потеряла перспективы выхода на мировой рынок оборонной продукции; и в конце:

– Нам сложно оценить все потери от этого преступления до конца. Но самое страшное последствие – это то, что годовалый сын Тимура Илларионовича лишился отца… – и его голос задрожал…»

Были и другие примеры, возможно, чем-то обоснованные, но все же непонятные до сих пор.

Александр Александрович Саркисов на фоне своего детища.

Когда погиб Надин муж, его двоюродная сестра Карина Минасян, движимая долгом и благодарностью, именно брат выдернул ее из затруднительного положения, нашел работу, устроив, сначала, к себе в СП «Информ Право» затем руководить туристическим агентством «Конкорд Трэвэл», работающий под эгидой «МАРВОЛ», дала показания, что, конечно, тогда было поступком! Но когда пришло время подтвердить эти показания в суде – она отказалась…

Даже Рядовский, привыкший к чему угодно за время своей работы, был в шоке:

– Ну и семейка у них! Уж в ком я не сомневался – так это в сестре!

Надя, поначалу не поверив, позвонила родственнице:

– Карин, привет! На следующей неделе, наконец, суд! Нужно будет прийти, я скажу в какой день…

– Надь, я не смогу…

– КАК?!!

– Ну не смогу и все.

– Карина! Но ведь… – Тут до сознания дошла суть происходящего, что, как известно, может ввести человека в любое непредсказуемое состояние. Вдова, на секунду-другую потеряла дар речи! Сглотнув, она чуть не крикнула:

– Но ведь речь идет об убийце твоего брата…

– Надь, сойди с трибуны. Нужно тебе – и занимайся. А нас оставь со своей идеей «фикс» в покое. Мы живем очень тяжело с мамой, я одна воспитываю ребенка… Нам очень тяжело…

– Ты мне решила рассказать, как тяжело воспитывать одной ребенка?!.. – Я бы уточнил – ДВОИХ!

Дальше по ее воспоминаниям шел непереводимый на литературный русский язык текст, краткое содержание которого выглядело примерно так:

– Так и будете свое го. но всю жизнь жевать! А когда твою Наташу будут насиловать в подъезде, не кричи «Милиция!» – На том их отношения и закончились…

Здесь нечего сказать, тем более осуждать никто другого человека не вправе. На мой взгляд, вина большая лежит на оперативных сотрудниках, недостаточно уделившим этому внимание, хотя есть предположение, что женщину просто могли запугать, скажем, тот же Ческис, ведь она давала показания, прежде всего, на него…

Последний круг

«Итак, не бойтесь их, ибо нет ничего

сокровенного, что не открылось бы,

и тайного, что не было бы узнано».

(Евангелие от Матфея, гл. 10; ст. 24)

Перед самым первым заседанием Надежда Юрьевна боялась увидеть людей, с которыми пыталась бороться десять лет. Теперь она понимала, что Пылев и Ческис рассматривали ее под увеличительной лупой, решая, что с ней делать, но так ни на что и не решились. Точнее – решившись, ничего не смогли сделать. Представьте себе момент, когда вдруг вы осознаете, что о вас думает другой человек только в одном направлении – как бы вас остановить! Если следовать его мыслям, упирающимся, в основном, в стопроцентную уверенность в решении проблемы путем вашего устранении, что происходит раз за разом, изо дня в день на протяжении нескольких лет, которые несут только отрицательный заряд, пожалуй, можно сойти с ума от количества зла, которое тебе постоянно желают.

Запугивания, покушения, предупреждения, попытка подкупа – не оправдали себя, и сейчас именно вдова стояла, «держа мяч» в своих руках, не задумываясь на тему – куда его послать.

Больше всего она опасалась смотреть на Пылева. Это был животный страх, необъяснимый, останавливающий, пугающий. Готовая зайти к нему в камеру один на один, Хлебникова дрожала от одной мысли увидеть его в зале, переполненном народом. Вот он, пример плохо объясняемой борьбы противоположностей внутри каждого человека.

За день до суда Трушкин успокаивал:

– Да он сам тебя боится!.. – «Успокоение» привело к еще более возросшим неприязни и опасению…

Готовясь к написанию этой книги, я заново перечитал тома своего уголовного дела, находящиеся со мной уже много лет, постарался достать другие, не имеющие отношение к моим двум судам, но не нашел там искомого – в них не было живых людей, а только показания, допросы, экспертизы, достаточно лжи ради самооправдания, страшной