Цвет мести – алый - Галина Романова

Надо срочно отыскать Гену. У него ответов на его вопросы должно иметься куда как больше, чем у Симона. Ведь Маринка, похоже, невзирая на страх перед Гольцом и возможное возмездие с его стороны, любила этого студента.

Глава 13

Горелов сидел за рулем своей машины и ждал, когда из дорогих ворот выйдет дорогой Алекс Захаров. Тот долго собирался, и у Горелова было время посидеть в тишине.

Столько всего в голове вертелось, что на затяжную депрессию хватило бы за глаза.

Ритку, непутевую эту, очень было жалко. И чем больше времени проходило со дня ее смерти, тем больнее ему делалось. Все валилось из рук и дома, и на работе. Тут еще Сева позвонил, начал зазывать брата на новогоднюю вечеринку.

– Ну что ты будешь один сидеть, приезжай, – уговаривал брат, когда Горелов отказался наотрез. – Нет, не понимаю я тебя, честное слово, Кеша!

– Чего ты не понимаешь? Того, что мне твои киски не нравятся? Так у меня своих навалом.

– А ты их видел?! – тут же вступился за свою тусовку братец. – Не нужно всех брить под одну бритву, Кеша! Не нужно!!!

– А что нужно? – вяло отозвался Горелов, валяясь на диване в тапках и халате (вчера вечером брат ему позвонил).

– Жить, дорогой мой! Жить!!!

– Как?

– Хорошо, долго и счастливо!..

Хорошо и счастливо не получалось. Все вроде у него есть: работа, приносившая вместе с дикой усталостью и измотанными нервами и чувство удовлетворения, деньги, квартира хорошая, удобная. Юлька, опять же, теперь у него есть. Все вроде имеется, а вот…

А вот Ритки у него больше не было и теперь уже не будет – никогда. И почему она его бросила? Скучно ей с ним было? Одиноко? Сказала бы, он попробовал бы ее развеселить…

Что за бред, а?! В колпаке клоунском перед ней скакал бы, что ли! Работу бы он все равно не бросил, а в ней-то вся и заключалась причина. Или нет? Или он, помимо работы, еще что-то не так делал? Ведь бывали же, бывали и у них счастливые дни, недели и даже месяцы. Милые семейные праздники. Новый год они несколько раз отмечали только вдвоем, и хорошо все выходило, по-доброму, по-семейному, при свечах. Он острил, она смеялась. Все было – и куда все ушло? Что ей не нравилось-то?

Юльке вон все в нем нравится, даже простуду выдумала, чтобы в гости к себе заманить. Заманила, аж на сутки целые. Еле он выбрался из ее мягких заячьих лапок.

Скоро Новый год…

Горелов с тоской уставился на кромку высокого забора, оберегавшего захаровские владения, увенчанную красивой сверкающей гирляндой. Вчера еще ничего не светилось в их дворе и на заборе. Вчера тут было тихо и темно. Позавчера хозяин дома вообще еще пил беспробудно и в тюрьму собирался.

Сегодня все изменилось. Уже успели они нарядить и ель высокую под окнами, и светящихся оленят под ней поставить, и забор вот лампочками разукрасили, сверкают так, что глазам больно.

Обрадовался Алекс, что все подозрения с него сняты, к празднику готовится, к семейному милому празднику. А ему вот – Горелову – что делать прикажете?! Торчать в машине под их окнами, ждать, пока мсье Захаров соизволит выйти, и проехаться с ним до охранного предприятия, где парень по имени Валерий и по фамилии Назаров пообещал им встречу?

– Злой ты, Горелов, – пожаловался на себя самого автомобильному зеркалу Иннокентий и вздохнул: – Злой, противный и завистливый. Никто, кроме тебя, не виноват, что не ждешь ты праздника.

А зачем его ждать-то? Что нового он принесет? Ну, накроет Горелов на стол, даже гуся жареного притащит из соседнего ресторана, апельсинов гору вывалит в огромную стеклянную вазу, откроет шампанское, даже свечи зажжет, а дальше? Дальше-то что? Одиночество, давящее на него все сильнее с каждым новым ударом курантов? Пустота, ядовито вползающая в душу с каждым следующим часом наступившего Нового года?

Можно Юльку привлечь к празднованию Нового года, но он остерегался. Решит, дурочка, что у него на нее взгляды серьезные! Раз они Новый год вместе встречают, значит, это навсегда. А он как-то не хотел, чтоб навсегда. Молоденькая она еще очень, несерьезная. Голышом в солярии загорает, очуметь! Зачем ей загорелая задница? Ему вон без разницы, есть ли на ее попке следы от трусиков или нет. Несерьезная она.

Он вон даже не признался ей, что всегда мечтал иметь сына. Ритка детей не хотела, а он о сыне мечтал. Деловитого такого, расторопного сынишку-очкарика с умными глазками, прилипчивого почемучку всегда хотел Горелов иметь.

Нет, вместе с Юлькой никакого Нового года ему не надо. Все опять завершится койкой, и только.

Может, и правда к Севке махнуть, а? Там у него балаган, конечно, – люди, люди, люди, – почти никто никого толком и не знает, орут все, знакомятся на ходу, кто-то с кем-то тут же уединяется в спальне, за ночь раза по три меняются парами. Не абы что, конечно, но затеряться, скрыться от самого себя, угрюмого и одинокого, у Севки можно запросто.

А еще можно на дежурство в новогоднюю ночь напроситься. А что? Чем не идея? Кому охота работать в праздничную ночь? Только таким чудакам, как он, Горелов.

Только не даст ему дежурства Сизых. Сердится на него начальник. Сторонится его, лишь сопит при встречах и скупо кивает. И Горелов ему не сказал, что они с Захаровым на пару решили с парнем из охранного агентства встретиться и поговорить. И о том, что номер, с которого ему звонили, Захарову уже известен, хотя в его телефоне он и не высветился в тот роковой вечер.

Не скажет Горелов ничего своему начальнику, пока результата не добьется. И уж тем более не скажет он ничего и Белову – каким он-то боком имеет отношение к охранникам Холодова! И не его это дело. А Белов что-то точно мутит, гад! Позвонил вчера утром, что-то про опрос жителей дома напротив кофейни мямлил. На отсутствие результатов, если точнее, намекал. Будто Горелов и без Белова не знает, что опрос ничего не дал! А вот когда он спросил Белова о возможных новостях, тот быстро ушел глубоко в мутную воду и принялся ссылаться на свою занятость. Какая такая занятость, если он в отпуске?! Что-то не то, точно не то.

Да где ж этот красавчик-то, а?! Привязали его там бабы к стулу, что ли!

Словно ухватив телепатически гневные мысли Горелова, Алекс выскочил из резной кованой калитки и стремительным шагом двинулся к его машине. Выглядел он шикарно, надо отметить. О длительном запое, в котором он недавно пребывал, ничто не напоминало. Короткое черное пальто, светлый в полоску шарф, дважды обернутый вокруг шеи, гладко выбритая симпатичная физиономия, аккуратная прическа.

– Привет, – протянул он Горелову руку, влезая в его машину. – Извини, что тебе пришлось так долго ждать. Маня прицепилась: дождись да дождись пирогов, угостишь Иннокентия Ивановича. Кстати, угощайся!

Он бросил Горелову на колени плотный сверток, и коленям тут же стало горячо.

– С чем пироги? – Горелов звучно сглотнул слюну.

– Ой, да и с мясом, и с капустой, и еще с какой-то Сонькиной фирменной начинкой. Вкусные, ешь.

– Спасибо. – Он не удержался, развернул пакет и, уже пережевывая ароматную горячую сдобу, вдруг спросил: – Маня?

– Ну да, а что? – не понял Захаров.

– Нет, просто раньше она была Мари, а теперь вдруг – Маня. Странно… Отчего так?

– А-а-а, вот ты о чем. – Алекс зажал ладони коленями, нахохлился, пробормотал неуверенно: – Мари… Маня она! Манечка, Маруська… Моя Манечка! Милая и верная!

Насчет «верной» Горелов запросто с ним поспорил бы, тут же вспомнив предательски оставленного Маней в одиночестве мешковатого, добродушного Вениамина Белова, но смолчал. Доел второй пирог. Но про себя язвил, язвил безудержно.

– Едем? – завел он машину. – Куда?

– К центральному парку. Там он нас и ждет, минут через десять.

Но Валерий Назаров уже был там. Тот самый джип, подъехавший в вечер смерти Ритки и Анастасии к дому, стоял у самого входа в парк. Парень и не думал заметать следы.

Горелов и Захаров выбрались из машины. Назаров тоже вылез из джипа и двинулся им навстречу. Приятный спортивного вида парень. С хорошим лицом, спокойными глазами. По виду никак не скажешь, что он способен убить двух женщин столь изуверским, извращенным способом. Да и вообще, не скажешь, что он способен учинить какое-либо злодейство, слишком уж добродушным был весь его облик.

Поздоровались, представились друг другу.

– Я слушаю вас, спрашивайте. – Валерий взглянул на часы. – Если можно, полаконичнее, я спешу на свидание.

– Хорошо. Лаконично, значит, лаконично. – У Горелова мгновенно свело нижнюю челюсть от злости.

Он на свидание спешит, засранец, а ему-то спешить не к кому! Все его свидания отменены кем-то, возможно, именно этим самонадеянным, влюбленным в кого-то ублюдком.

– Вопрос первый: вы получили такой приказ от своего работодателя – господина Холодова – убрать с арены жизни его молодую жену и ее подругу?

Горелов понимал, что вопрос неверный, неуместный, грубый. Парень сейчас запросто развернется и уйдет, а то и в зубы ему даст. Захаров уже трижды дернул следователя за рукав. Но остановиться он не мог.