Мисс Черити - Мари-Од Мюрай

Герр Шмаль слушал меня и при этом восклицал, хлопал себя ладонью по ляжке, резко откидывался назад, рискуя рухнуть вместе с креслом в камин. Но ни разу не перебил.

ГЕРР ШМАЛЬ

Вот чем они забивают женские умы! Моя драгоценная мисс Тиддлер, вы же знаете: библейская история очень увлекательна, но это всего лишь сказки!

БЛАНШ (недоверчиво)

Ульрих, Ульрих…

Герр Шмаль поднялся и отправился в библиотеку, принес оттуда тоненький томик и вручил мне.

Я (читаю название)

«Происхождение видов», Чарльз Роберт Дарвин.

БЛАНШ

Дарвин? Тот противный господин, который утверждает, что мой дедушка был обезьяной?

ГЕРР ШМАЛЬ

Не обращайте внимания, мисс Тиддлер. Бланш – исключительная женщина, и я каждый день благодарю Бога за то, что Он послал ее мне. Но иногда она говорит такую ерунду, что ставит себя в неловкое положение, хоть она и так уже в положении.

БЛАНШ И Я (вместе)

Ах!

Я прочла все имевшиеся у герра Шмаля произведения мистера Дарвина. Меня нисколько не смутило, что несколько миллионов лет назад мои предки прыгали по деревьям. Напротив, чем больше я читала мистера Дарвина, тем больше проникалась мыслью, что моя родня не ограничивается человеческими особями. Неужели кто-то может усомниться в том, что Питер приходится мне кузеном?

Вскоре я вернулась домой, на четвертый этаж, который, подобно миру, сотворенному по рецепту преподобного Томкинса, выглядел новехоньким, но хранил признаки прошлой жизни. Я бы даже сказала, что там прочно обосновались призраки. В проходной комнатке перед детской мне мерещилась склонившаяся над шитьем Табита с корзинкой для рукоделия у ног. От этого видения я взрагивала, однако списывала все на пережитые пожар, шок и горе. Но теперь по утрам, когда я пыталась подняться в половине седьмого, меня охватывала такая слабость в ногах, что приходилось садиться обратно на кровать, и я стала опасаться, не начинается ли у меня паралич. В семь часов Глэдис приносила завтрак, и после пресной овсянки с безвкусным чаем силы возвращались – начинался день. День, наполненный учебой и молчанием, в компании немых: Питера, Мадемуазель Дезире и Петруччо, к которому так и не вернулся дар речи.

Каждое утро я рисовала карандашом и красками. После обеда, если мама оставляла мне экипаж, я ездила в музей или в гости к Шмалям или к малышам Картерам. Мама по-прежнему ревновала меня к любым увлечениям, и, стоило ей завидеть меня, одетую для выхода, у нее тотчас возникала крайняя нужда съездить к мисс Дин или к сестрам Гардинер. Она всегда настаивала, чтобы я ехала с ней, и если мне не удавалось уклониться от этой обязанности, то я заранее смирялась с тем, что вернусь домой полумертвая от скуки. Ужин подавали в шесть, он проходил в привычном молчании. Я рано укладывалась в постель и до изнеможения повторяла про себя Шекспира. Засыпая, я обещала себе, что однажды этому пустому существованию придет конец, что-то произойдет, что-то случится со мной, что все усилия, которые кажутся сейчас напрасными, наконец-то обретут смысл.

Тем временем мои приступы дурноты учащались; пришлось вызывать доктора Пайпера. Он обследовал меня, задал вопросы, потом покачал головой.

ДОКТОР ПАЙПЕР

Вы не больны, мисс Тиддлер. Это все нервы. Вам необходимо сменить обстановку, поменять образ жизни…

Он лукаво подмигнул и повторил: «Сменить образ жизни, моя милая…»

Но перемена обстановки и так случалась у меня раз в году, когда мы уезжали в Дингли-Белл. Я по-настоящему была влюблена в Кент, в его леса, луга и реки. Я бродила по сельским тропинкам с глуповатым Кипером, который путался под ногами, и с серой холщовой сумкой через плечо, в которой лежали перочинный нож, мешочки для сбора образцов камней и растений, карандаши и блокноты для записей или набросков. Подозреваю, что выглядела я более чем странно в древней соломенной шляпе, пыльных ботинках и с посохом. Папа, разделявший мою страсть к природе, подарил мне серую ослицу с тележкой. За загадочные миндалевидные глаза с черной обводкой, как у восточных принцесс, я окрестила ослицу Нефертити. Время от времени мы с Нефертити забирались довольно далеко от дома, и я чувствовала себя такой же независимой, как кузина Энн. Иногда мы с Нефертити заезжали к Бертрамам.

Кузины принимали множество визитов. Лидия худела и, хоть и не была больна, все сильнее напоминала Филипа. Энн, напротив, полнела. Она любила поесть. Пока ее формы лишь слегка округлились, что, впрочем, ее не портило, а скорее добавляло прелести ее кукольному личику. Ни та ни другая не были помолвлены, и леди Бертрам призывала дочерей «жить полной жизнью». Мистер Эшли наведывался к ним при первой возможности. Я сразу узнавала, когда он приезжал. В такие дни щеки Лидии начинали гореть как в лихорадке, а Энн делалась суетливее обычного. Стоило мистеру Эшли объявиться, война между сестрами разгоралась с новой силой. Пусть он и был лицедеем, но я ясно видела, чего он добивается на самом деле. Он хотел признания в любви от Лидии и для этого, как в плохих французских комедиях, флиртовал с Энн, заставляя старшую сестру ревновать.

Как-то в полдень, когда я уже сидела в своей тележке, чтобы ехать домой, у меня за спиной послышался шорох торопливых шагов по гравию. Даже не оборачиваясь, я узнала мистера Эшли. Веселый и запыхавшийся, он запрыгнул в тележку и уселся рядом со мной.

КЕННЕТ ЭШЛИ

Уф! Не подвезете до деревни, мисс Тиддлер? Я собираюсь проведать мать.

Я

Это по пути… Ну нет! Отдайте сейчас же вожжи! Нефертити никого, кроме меня, не слушается. Но, но, Нефертити!

КЕННЕТ ЭШЛИ (крайне возбужденный)

Есть в этом нечто сказочное – видеть, как вы с Нефертити возникаете посреди унылой сельской местности! Чем объяснить подобное чудо? Неужели царственным великолепием ваших забрызганных грязью ботинок? Вы единственная из моих знакомых, кто с таким достоинством носит столь безобразные одежды.

Я

Если вы и дальше будете так дергаться, мы вместе вылетим в канаву.

КЕННЕТ ЭШЛИ

Какое счастье! Оказаться с вами в одной канаве…

Я

Берегитесь, у меня кнут.

Он покатился со смеху, как шут, каким он, собственно, и являлся.

КЕННЕТ ЭШЛИ

Вы настоящая загадка для меня! Я ночами из-за вас не сплю, правда-правда. Кто вы такая, мисс Тиддлер, кто вы на самом деле?

Я

А вы, мистер Эшли?

КЕННЕТ ЭШЛИ

Я? Да я прозрачен как горный родник! Моя история банальна до слез. Я бы ее поведал, но, боюсь, она не покажется вам слишком увлекательной.

Я

А я и не ищу увлекательности. Рассказывайте, мистер Эшли.

Я надеялась, что смена темы заставит его угомониться.

КЕННЕТ ЭШЛИ

Как прикажете, мисс Тиддлер! Жил да был… маленький мальчик по имени Кеннет Эшли. Отец его, дородный саксонец, много работал и много пил. Заработав состояние на апельсиновом мармеладе, решил он отойти от трудов праведных и полностью посвятить себя бутылке. Результат таких перемен в образе жизни не заставил себя ждать. Мистер Эшли скончался, и, дабы не порочить его светлую память, заметим только, что туда ему и дорога. До кончины мистера Эшли его семью не слишком охотно принимали в приличном обществе. Но миссис Эшли стала образцово-показательной вдовой, и тетушка Дженет сжалилась над несчастным сиротой… который к тому же так оживил компанию, когда однажды его пригласили на полдник. Дети Бертрамов умирали от скуки, и достопочтенная леди Бертрам заметила, что общение с сиротой идет им на пользу. Его стали приглашать чаще. Он стал им чуть меньше, чем друг, но чуть больше, чем собака. Потом его матушка снова вышла замуж, и юный Эшли понял, что счастья в отчем доме ему больше не видать. Он примкнул к труппе бродячих комедиантов и превратился в актера. Вот и сказке конец, а кто слушал – молодец.

Рассказ, вопреки моим ожиданиям, нисколько его не угомонил, и, пользуясь дорожной тряской, мистер Эшли то и дело наклонялся ко мне и даже время от времени наваливался на мое плечо.

КЕННЕТ ЭШЛИ

Один вопрос, мисс Тиддлер. Что приключилось с вашей странной рыжеволосой компаньонкой?

Я

Табитой? Но вы, несомненно, уже слышали… о пожаре… Она сильно пострадала и обезумела.

КЕННЕТ ЭШЛИ

Мне кажется, это с ней случилось гораздо раньше.

Я вздрогнула, но промолчала.

КЕННЕТ ЭШЛИ

Из нее вышла бы изумительная леди Макбет… Да, кстати! Поскольку вы горите желанием как можно больше узнать обо мне, спешу сообщить, что собираюсь предстать перед директором театра Сент-Джеймс.

Меня обрадовала эта новость: мистер Эшли был слишком талантлив для заштатной труппы. Я не сомневалась в его успехе.

Я

Кого вы думаете представить?

КЕННЕТ ЭШЛИ

Гамлета.

Я

О нет, только не Гамлета!

КЕННЕТ ЭШЛИ

Почему? Полагаете, не справлюсь?

Я

Это не ваше.

Он пожал плечами, уставился куда-то вдаль и разразился тирадой: «Быть или не быть, вот в чем вопрос». Какое-то время я молча слушала.