Время для жизни - taramans

Потом Иван переколотил все старые чурки. Тоже работенка была – аж взмок весь!

- Ты их сразу и тащи к бане! Сегодня ими и протопим! – дала команду хозяйка.

Потом натаскал воды, затопил баню. Сел перекурить, а там и Петровна пришла – на обед позвала.

После обеда, он снова размялся, в ограде. Здесь было хорошо – травка-муравка затянула всю ограду ковром. Невысокая еще, но густая. На ней так здорово поваляться, греясь на солнышке. Даже задремал чуток.

Подскочил от насмешливого голоса:

- Ты тут как на пляже вылеживаешься! Курортник! – ага… он же еще и штаны стянул, в одних труселях развалился. Неудобно перед женщиной!

Верка стояла, вытирая руки о передник и улыбалась.

«В бане прибиралась, наверное!»

- Привет, красавица! Как делишки, как детишки? Все трудишься?

- Так, а что делать? И детей обиходить нужно, и муж с работы придет – ужином накормить. Вот – и постираться надо! Сидеть не приходиться!

«А она – очень ничего! Не красавица, но – приятная на лицо. По фигуре, ну – тут только предположить можно – сухощавая, «прогонистая» такая. Но силенка есть – вон и руки видно, крепкие. И ноги, голени, по крайней мере, тоже жилистые… Эх, Вера-Вера! Как бы мне до тебя добраться?»

- Вот же где бесстыжая морда подрастает! Всю меня обсмотрел, ощупал глазами. Молодой, да ранний! – Вера тихо засмеялась, - смотри, Андрюшка-то если увидит, то и морду набьет!

- Да зачем же ему видеть-то? Не зная, крепче спишь, и мыслей дурных в голову не лезет! А вот – хороша ты, Верочка! Ох, хороша! Так бы и познакомился с тобой поближе! Может тебе помощь какая нужна? Что-нить притащить, оттащить? Сбегать куда?

- Оттащить, притащить! Знаем мы вас, таких таскунов! Сначала-то сладко, а потом, как горько становится, то вас и след простыл!

- А зачем же – горько? Нужно, чтобы только «сладко» и было. Горечь нужно – обойти. Ежели с умом-то…

Иван чувствовал, что от этой пикировки у него что-то теплое поднималось от груди, а в труселях… тоже что-то поднималось. Пришлось сесть на задницу, чтобы прикрыть руками эту часть тела.

- А только сладко, Ваня, не бывает. Оно всегда рядом, и всегда вместе, это горькое и сладкое.

- Сладка ягода в лес поманит,

Щедрой спелостью удивит.

Сладка ягода одурманит,

Горька ягода отрезвит!

Сам от себя не ожидая, Иван тихо запел вдруг возникшие в голове строчки песни. Пел тихо, чтобы только Вера слышала, и смотрел, смотрел той в глаза. А глаза, сначала удивленно распахнувшиеся, чуть подернулись поволокой, затуманились.

- А дальше… дальше спой! – негромко сказала она, когда он замолчал.

- Ой, крута судьба, словно горка,

Доняла она, извела,

Сладкой ягоды – только горстка,

Горькой ягоды – два ведра!

Я не ведаю, что со мною,

Для чего она так растет…

Сладка ягода – лишь весною,

Горька ягода – круглый год!

Над бедой моей ты посмейся,

Погляди мне вслед из окна.

Сладку ягоду рвали вместе,

Горьку ягоду – я одна.

Вера стояла, слушала, пригорюнившись, закрыв рукой с прихваченным краем передника рот. А Иван постарался петь как можно душевнее, тщательно проговаривая слова и вкладывая в них чувства.

Когда он закончил петь, Вера будто бы всхлипнула, и уже поворачиваясь, чтобы уйти:

- Сволочь ты, Ванька! Кто ж такие песни бабам поет! Как по душе каким скребком!

- Вер!

Но она уже ушла по огороду в сторону хозяйской половины.

«М-да… что-то я не так… вот – «поцарапал» бабенке что-то в душе! И еще… совесть у тебя есть, Елизаров? Ты же знаешь, для чего она тебе, эта Верка!»

Совесть была… вроде бы. Но и желание… тоже было. Дилемма, блин! Иван ушел в дом, оделся и сел за стол, тренироваться в письме.

«Надо совершенствоваться! Расти над собой! Вот и тренируйся, кобель, выводи буковки!».

Но через некоторое время, через открытое окно кухни, услышал из огорода громкие голоса. Ругались Петровна и Верка. Точнее, по голосам – не ругались, а, вроде бы, спорили о чем-то, или препирались. Слышно было плохо.

Иван встал, потянулся и решил выйти во двор, покурить. По огороду, к бане прошла Верка.

Иван выглянул за угол дома, Петровны видно не было, ушла. Из бани вышла Вера с ведром в руке, вылила на межу грязную воду.

- Вы чего там ругались? Что не поделили?

- Тебе какое дело? Поругались, да поругались… Не лезь куда не просят! – Верка была злая.

Хмыкнув, Иван отошел во двор, сел на лавку и закурил.

Через некоторое время, Вера снова вышла из бани, прошла во двор с ведрами, направляясь к калитке.

- Не ругались мы… так… поспорили чуть. Денег я в долг у нее попросила. Деньги у нас кончились, а она – ни в какую. Говорит, еще с прошлого раза не отдала, - Верка стояла, чуть покачиваясь, в раздумьях – идти дальше или спросить. Иван уже понимал, о чем пойдет речь. Ну – тут семь пядей во лбу быть не нужно!

- Вот, Петровна говорила, ты с Северов приехал. Парень денежный… дай бедной женщине рублей пять, выручи, - и Верка смотрела уже с вызовом, с усмешкой.

- Да дать-то… можно. Но…, - Иван опять прошелся взглядов по Веркиной фигуре, с головы до ног.

Та все поняла:

- Ах, ты… сопля зеленая! Вот же… Сейчас как дам ведрами, да по харе наглой, похотливой! – возмущение женщины было искренним.

А вот Иван – стушевался, все же совесть еще чуток оставалась. Он догнал Верку уже у калитки, зашептал горячо:

- Ну стой, стой же! Погоди! Ну… чего ты. Я же слова не сказал, а ты уже – «ведрами по харе»! Ну… зачем ты так? Ну… нравишься ты мне, что уж тут! И что? Женщина ты красивая, я парень – молодой… Что не понятного-то. Это же… И что кричать-то? А ну – кто услышит? И мне – стыдоба, да и тебе – приятного мало!

Он держал ее за руки, а она отворачивал лицо.

- Да кто услышит-то… ведьма эта… к приятельнице своей ушла. Только к бане теперь вернется, - Верка говорила негромко, продолжая смотреть в сторону.

- Так… давай я сам за водой схожу. Иди, занимайся своими делами, - Иван отобрал ведра у женщины и пошел к колодцу.

Сбегав первый раз, Иван проверил