Худой мужчина. Окружной прокурор действует - Хэммет Дэшилл

— Нет, я же сказал — просто размышляю. А что он сейчас говорит об убийствах? По его мнению, кто их совершил?

— Винант. Он признает, что некоторое время думал, что это могла быть Мими, но потом она его убедила в своей невиновности. Он утверждает, что она никак не хотела сказать ему, что именно у нее есть против Винанта. Возможно, он просто хочет таким образом себя от всего этого отмазать. Я так думаю, что они определенно собирались пустить эту улику в ход, чтобы вытрясти из него нужную сумму.

— Значит, вы не считаете, что она сознательно подбросила цепочку?

Гилд опустил уголки рта:

— Она могла ее подбросить, чтобы потом было на чем его шантажировать. А что тут не так?

— Для таких, как я, это сложновато, — сказал я. — Выяснили, Фейс Пеплер все еще в тюрьме Огайо?

— Угу. Выходит на следующей неделе. Кольцо с бриллиантом объясняется так: у него на воле есть приятель, которого он попросил послать ей кольцо. Похоже, они собирались пожениться и вместе завязать после того, как он выйдет, или что-то в этом роде. В общем, начальник тюрьмы говорит, что через него проходили письма в таком духе. Этот Пеплер сказал начальнику, что ничего не знает такого, что нам помогло бы, да и сам начальник не припомнит в письмах ничего для нас полезного. Конечно, даже за это можно зацепиться как за возможный мотив. Скажем, Винант ревнует, а она носит кольцо от другого и собирается с ним уехать. Это…

Раздался телефонный звонок, и Гилд прервался.

— Да, — сказал он в трубку. — Да… Что?… Конечно, только оставьте там кого-нибудь… Правильно. — Он отодвинул телефон в сторону. — Еще одна ложная наводка насчет вчерашнего убийства на Двадцать девятой Западной.

— А-а, — сказал я. — А то мне послышалась фамилия Винант. Иногда, знаете ли, слышно, что на том конце говорят.

Он покраснел, закашлялся:

— Может, что-нибудь похожее на слух… похожее… да, конечно: виноват. Не расслышал, не понял чего — виноват, мол. Чуть не забыл — посмотрели мы досье на этого Воробышка.

— Что нашли?

— Похоже, для нас ничего нет. Зовут его Джим Брофи. Получается, что он имел виды на нунхаймовскую подружку, а она на вас обозлилась, а он как раз достаточно поддал и смекнул, что войдет к ней в милость, если вломит вам разок.

— Мысль богатая, — сказал я. — Надеюсь, Стадси вы никаких неприятностей не наделали?

— Он ваш друг? Он же судимый, за ним столько всякого — один список подлинней вытянутой руки будет.

— Знаю. Сам его однажды посадил. — Я взялся за шляпу и пальто: — Вы заняты. Я побегу и…

— Нет, нет, — сказал он. — Побудьте еще, если время есть. Вот-вот поступит кое-что, может, вам интересно будет, и еще с сыном Винанта помогли бы разобраться.

Я снова сел.

— Может, выпить хотите? — предложил он, открывая ящик стола, но с выпивкой у полицейских мне никогда не везло, и я сказал:

— Нет, спасибо.

Телефон снова зазвонил, и Гилд сказал:

— Да… Да… Ничего, давайте сюда. — На сей раз никаких слов с того конца до меня не донеслось. Он откинулся в кресле и положил ноги на стол. — Слушайте, я ведь про эту ферму с чернобурками всерьез и хочу вас спросить: как, по-вашему, может, в Калифорнии пристроиться?

Я все раздумывал, не загнуть ли ему про фермы в южной части штата, где разводят львов и страусов одновременно, когда раскрылась дверь и толстый рыжий малый втащил Гилберта Винанта. Вокруг одного из глаз Гилберта так распухло веко, что глаз вовсе не раскрывался. Из порванной брючины проглядывало левое колено.

XXVIII

Я сказал Гилду:

— Когда вы приказываете кого-то подать, его-таки подают.

— Погодите, — ответил он. — Это серьезней, чем вы думаете. — Он обратился к рыжему толстяку: — Давай, Флинт, выкладывай.

Флинт утер рот тыльной стороной ладони:

— Этот парнишка — рысь какая-то дикая. На вид-то он хлипковат, но уж так со мной идти не хотел — это я вам доложу! А бегает как!

Гилд прорычал:

— Да ты у нас герой! Вот сейчас побегу к комиссару, пусть медаль тебе выдадут. Только не про то у нас речь. По делу давай.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я же и не говорил, что сделал что-то особенное, — принялся оправдываться Флинт. — Я просто…

— Плевать мне на то, что сделал ты, — сказал Гилд. — Мне надо знать, что сделал он.

— Да, сэр, к тому я и вел. В восемь утра я сменил Моргана, и все было как обычно, тихо-мирно, и, как говорится, ни одна живая тварь не шелохнулась. И так было примерно до десяти минут третьего, и что же я тогда услышал? Ключ в замке — вот что! — Он втянул губы, предоставляя нам возможность выразить свое изумление по этому поводу.

— Квартира Вулф, — пояснил мне Гилд. — У меня предчувствие было.

— И какое предчувствие! — воскликнул Флинт, прямо-таки пьянея от восторга. — Боже ж ты мой, какое предчувствие! — Гилд сердито посмотрел на него, и он торопливо продолжил: — Да, сэр, ключ, а потом дверь открывается, и входит этот вот парнишка. — Он ухмыльнулся и посмотрел на Гилберта гордо и ласково. — Ну и перепугался же он! А когда я бросился на него, он припустил во всю прыть, и я только на втором этаже догнал его, и тогда, ей-Богу, он начал потасовку, и мне пришлось дать ему в глаз, чтоб подостыл. На вид-то он хилый, но…

— И что же он делал в квартире? — спросил Гилд.

— Ничего он не успел сделать. Я…

— Хочешь сказать, что вспугнул его, даже не подождав, чтобы выяснить его намерения? — Шея у Гилда выперла из-под тугого воротничка, а лицо сделалось куда краснее шевелюры Флинта.

— Я думал, лучше не рисковать.

Гилд перевел свой гневный и недоверчивый взор на меня. Я изо всех сил старался сохранить безучастный вид. Он сказал сдавленным голосом:

— Довольно, Флинт. Подожди в коридоре.

Рыжий был озадачен. Он задумчиво сказал:

— Да, сэр. Вот его ключ. — Он положил ключ на стол Гилда и направился к дверям. Там он повернул голову и сказал: — Утверждает, что он сын Клайда Винанта. — Он весело рассмеялся.

Гилд, все еще не вполне владея голосом, произнес:

— Ах, утверждает, да?

— Ага. Где-то я его раньше видел. Мыслится мне, что он из шайки Коротышки Долана. Вроде бы видел я его около…

— Убирайся! — прохрипел Гилд, и Флинт вышел. Гилд издал глубокий нутряной стон. — Достал меня этот придурок. Шайка Коротышки Долана! — Он безнадежно покачал головой и обратился к Гилберту: — Ну, что скажешь, сынок?

Гилберт сказал:

— Я знаю, что мне не следовало этого делать.

— Хорошее начало, — радушно заметил Гилд. Лицо его вновь приобретало нормальное выражение, — Все мы ошибаемся. Придвигай-ка стульчик, и подумаем, как тебя вызволить. К глазу что-нибудь приложить?

— Нет, спасибо, все нормально. — Гилберт пододвинул стул на два-три дюйма поближе к Гилду и сел.

— Этот болван тебя стукнул от нечего делать?

— Нет, нет, я сам виноват. Я… я и вправду сопротивлялся.

— Ну что ж, — сказал Гилд. — Никому не хочется быть арестованным, мне кажется. Так в чем же дело было?

Гилберт взглянул на меня своим неповрежденным глазом.

— Теперь твоя судьба в руках лейтенанта Гилда, — сказал ему я. — Поможешь ему — себе поможешь.

Гилд подтвердил это энергичным кивком:

— И это факт. — Он поудобней устроился в кресле и дружеским тоном спросил: — Откуда у тебя ключ?

— Отец прислал в письме. — Он вынул из кармана белый конверт и подал его Гилду.

Я обошел Гилда сзади и через его плечо посмотрел на конверт. Адрес был написан на машинке:

«Мистеру Гилберту Винанту, „Кортленд"».

Почтовой марки на конверте не было.

— Когда ты его получил? — спросил я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Оно лежало на стойке, когда я вернулся домой вчера вечером, около десяти. Я не спросил администратора, сколько времени оно там пролежало, но по-моему, когда мы с вами вышли, его там еще не было. Иначе мне бы его передали.

В конверте было два листа бумаги, покрытые машинописным текстом, уже знакомым мне своей неумелостью. Гилд и я прочли вместе: