Детский Мир - Канта Ибрагимов

Пару первых лет было совсем не легко. А потом и язык выучил, и его как музыканта и гражданина признали. Появилась работа, жилье, а вскоре и жена, конечно же, как он выразился, «уродина», в этом деле он явно регрессировал; зато тоже музыкант, в его же оркестре, и он окончательно утвердился в Англии. А когда родилась дочь, его дела совсем, казалось бы, утряслись. Да не тут-то было.

Оказывается, как он подсказал, — его «пасли» бывшие соотечественники. Была встреча и жесткие условия — либо он работает во благо СССР, либо. Разумеется, он хочет жить, и не то, чтобы его советские спецслужбы завербовали; он русский, и с охоткой готов для родины служить.

Так, в целом не плохо, он прожил в Англии еще около десяти лет, пока на чем-то «не прокололся» (тоже его сленг). С виду он человек невзрачный, любой скажет тихий, да бежать горазд. Не без помощи своих (а где у него «свои», где «чужие» — сам черт не разберет) он бежал из Англии и тоже на советском корабле.

Видимо, он прилично поработал, выслужился. В Москве его встретили, конечно же, не как героя, но нормально.

Помогли с жильем, устроили на работу по основной профессии: без отрыва от «производства» и пенсии — на вспомогательной. Сами же предложили, для надежности, поменять фамилию и имя.

С помощью новых покровителей он пытался играть в лучших оркестрах страны, очень этого хотел. Однако, страна Советов ежегодно выращивала новую плеяду талантливых музыкантов, и Николай Зайцев даже под патронажем спецслужб не смог выдержать конкуренции, стал чиновником в отрасли культуры, и заодно — почетным офицером запаса.

Еще дважды был женат. Еще одна дочь. С дочерью в Англии никакого контакта — просто запрещено. А дочь от русской жены сама перебралась куда-то в Европу, раз в год, как и он со своими родителями, выходит с ним на связь, и то по электронной почте, справляется — жив ли? А то хорошая квартира в центре Москвы может без наследства пропасть.

— В общем, один, совсем одиноким остался, — вновь пуская слезу, заканчивал он свой рассказ. — Ты не поверишь, Настенька, бывает целый месяц пройдет, и даже никто не позвонит, разве что оплатить коммунальные услуги.

— А ее где хранили? — кивнула Афанасьева в сторону мешка.

— Честное слово, до самого 1981 года, пока гаражи не стали сносить под реконструкцию, даже не тронул, — он бережно погладил мешковину. — С тех пор в квартире и зазря выйти боюсь, охраняю. А дотронусь — тепло, аж тебя вспоминаю, молодею.

— И не побоялись сюда приехать? — все же язвителен ее голос.

— Конечно, боялся, — аж встал. — Но мне помогли, попросил, — он молодцевато выпрямил осанку. — Я ведь всякое поведал.

— И всякое натворили, — почему-то и Афанасьева встала. — А скрипку зачем сюда привезли?

— Но без нее не мог, — он артистично развел руками. — Она как верительная грамота. Посмотри, — он стал быстро развязывать мешковину, в спешке запутался, долго возился, прежде чем достал до боли знакомый ей футляр.

Анастасии Тихоновне стало плохо, она дрожавшей рукой прикрыла глаза, вспоминая молодость, роскошь австрийского дворца, еженочные застолья с изысканными яствами, а потом страстные ухаживания Столетова, опьяненного старым вином и ее юным телом. Это была единственно яркая, радостная страница в биографии ее жизни, и она сгорела в мгновение, как искра, оставив лишь страдания и на все последующие годы.

— Вот это вещь! Посмотри! — он бережно взял в руки скрипку, провел смычком. — Звук! Я ее для нас сохранил. А иначе, — он попытался заглянуть в ее глаза, — давно бы ты с ней рассталась.

— А я давно с ней рассталась, — все еще туманен взгляд Афанасьевой.

— Нет же, нет, — возбужден гость. — Мы уедем, выгодно ее продадим и будем до конца жизни в свою угоду жить.

— Хе, и долго вы еще собираетесь «в свою угоду» жить!?

— Ну, а что? Еще бодр. Слежу за собой, — он вновь подтянул осанку. — Настя, мы должны срочно из этого кошмара убираться. Ты нужна мне, — он попытался дотронуться до ее плеча, она отпрянула.

— О! Какая склипка! — из полумрака коридора послышался голос Мальчика.

— Вернулся! — Анастасия Тихоновна аж засияла, ожила. — Иди ко мне, золотой! — она обняла Мальчика, будто давно не видела, поцеловала в головку.

— А можно на ней поиглать?

— Конечно, конечно можно, — потянулась бабушка к гостю.

— Да ты что? Ты что? — попытался огородить инструмент гость.

— Простите, не утруждайтесь, — доселе неведомым Мальчику леденящим голосом напирала бабушка, почти что в борьбе выхватывая скрипку. — На, сыграй, — уже иным тоном. — Это достойный инструмент. Попробуй.

Как бы приноравливаясь к новшеству, Мальчик очень внимательно рассматривал скрипку, прилаживая ее к плечу.

— Стлуны длугие, — сразу определил он, — и пахнет подвалом.

— Верно! — улыбнулась бабушка, подбадривая, кивнула.

Мальчик внимательно осмотрел древний, уже потрескавшийся у рукоятки смычок, бережно приложил его к струнам, словно чего-то остерегаясь, медленно заиграл, сделал паузу, вновь заиграл и вновь остановился, вопрошающе глянув на бабушку.

— Что, звук иной? Так ведь сколько лет никто руками струн ее не касался — продолжала бабушка, — давай настроим.

— А вы попробуйте наш творог и мед, — в это время засуетилась вокруг стола Роза.

— Нечего трогать инструмент, — возмутился было гость, даже потянулся, но перехватив строгий взгляд Афанасьевой, осел и, поглядывая на стол: — Да, можно попробовать местные продукты, сутки толком не ел, — он посмотрел на часы.

По ходу обучая Мальчика, бабушка довольно долго возилась со скрипкой.

— Поосторожней, поосторожней, Настя, — не сдерживаясь, кидал тревожные реплики гость, заедая свежий творог медом. — А что, вкусно, очень хорошо, — и вновь в сторону скрипки. — Вообще то, ты понимаешь, что это не игровой инструмент, тем более в руках ребенка… Раритет.

Увидев жгучий, искоса брошенный взгляд настройщицы, он потупил взгляд, как бы поглощенный трапезой, и все же не сдержавшись, будто про себя:

— Я за все эти годы изредка на ней играл, лишь для поддержания звука.

— Нечего чужое использовать, — едко среагировала Афанасьева, передавая скрипку Мальчику.

Он вновь заиграл. Вначале медленно, прислушиваясь, и вдруг остановился, светло улыбнулся:

— Какой звук! Как послушна! — и вновь стал играть, теперь уже веселее, увереннее, полностью поглощаясь своей игрой.

— Вот это да! — с набитым едой ртом изумился гость. — Ведь это «Аллегро» Каркаси.

— Теперь плавно перейди к вариациям на тему Моцарта, — дирижировала бабушка. — Вот так. Так. Молодец!

— Сколько ему лет? Кто его обучил? — изумился гость, встал.

— Природа! — не глядя на пришельца, ответила бабушка.

— Что ж вы его здесь держите?! — артистично взмахнул руками мужчина. — Его надо в столицу! На любом конкурсе он не останется в тени. А это сегодня — популярность, деньги! — он вновь посмотрел на часы. — Впрочем, не зря я приехал. Нам пора.

— Кому это «нам»? — встрепенулась Анастасия Тихоновна.

— Ну, — несколько жеманно улыбнулся гость, и почему-то обратив взгляд к Розе. — Нас здесь, на блок-посту, ждет специальная машина. Я с благим намерением, — и совсем вкрадчиво, — мне кажется, я должен вам хоть чем-то помочь. Как-никак, а мы когда-то с тобой были повенчаны и.

— Молчите! — не своим, визгливым голосом заорала бабушка, при этом так ударила костлявой ладонью по столу, что посуда зазвенела, а Мальчик с испугу отскочил, чуть не упал, выронил смычок.

— Прости, прости, — бросилась она ребенка обнимать, и не оборачиваясь к пришельцу:

— Прошу вас, гражданин, как вас, — Зайцев или Зверев величать, — она вывернула в его сторону голову, чуть заметно тоже выправила осанку и с напускной надменностью, — покиньте, пожалуйста, нас, и побыстрее. А то спецмашина без спецчеловека уедет.

— Настя, да ты что, что? — он попятился к выходу. — Впрочем, она всегда была такой, — вновь апеллировал он к Розе. — Бог миловал, — он воровато потянулся к пустому мешку, потом сделал неуверенный шаг к Мальчику, которого все еще обнимала бабушка, погладил его кудряшки. — Чудо-ребенок. Жаль, пропадет, — и он стал забирать скрипку.

— Не каркай, дрянь! — впервые на «ты» перешла бабушка. — А пожалей свою «пропавшую» жизнь.

Что-то бормоча под нос, гость спешно стал упаковывать скрипку.

— Очень холоший инстлумент, — неожиданно выдал Мальчик.

— Тебе понравился? — склонилась бабушка к нему, и не дожидаясь ответа, сделав решительный шаг, оттолкнула гостя, выхватила скрипку, держа на обеих руках, торжественно преподнесла Мальчику. — Дарю! Больше нечего, так обе скрипки тебе завещаю.

— Дура! Совсем с ума сошла, — сделал попытку вернуть инструмент пришелец. — Да ты знаешь, что это такое?