Постовой - Путилов Роман Феликсович

Для дальнейшей работы. О результате прошу сообщить в наш адрес.

Глава двадцать третья. За чистоту

Август одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года

Настю я встретил в середине августа, в скверике у института Речных капитанов. Девушка сидела, зябко обняв себя за плечи, несмотря на погожий летний денек, прижав к боку потертую сумку с надписью «СПОРТ СССР», и сосредоточенно смотрела перед собой.

– Привет.

Она недоуменно взглянула на меня, потом в глазах мелькнула узнавание, после чего прозвучало равнодушное:

– Привет.

– Куда-то уезжаешь?

По пробежавшей по лицу моей собеседницы тени я понял, что сейчас меня спросят, а какое мне, собственно, дело.

– Не хочешь – не говори.

– Да куда мне ехать? В общаге ремонт, всех выселили. К родителям ехать не хочу. Сижу и не знаю, куда податься. В июле жила у подруги на даче, а сейчас ее родители туда приехали, в отпуск, меня попросили. Посижу до вечера и поеду опять на вокзал ночевать…

Я помолчал, потом накарябал на клочке бумаги несколько букв и цифр и протянул девице.

– Это что?

– Мой адрес. Я сейчас на службу иду, вернусь домой в час тридцать ночи. До половины третьего ночи я не сплю. Если не решишь свои проблемы, можешь в этот промежуток времени прийти. Только запомни – ко мне приходить надо тихо, незаметно, и так соседка на меня анонимки строчит каждую неделю.

Кусочек бумаги спланировал из разжавшейся девичьей ладони:

– Ты считаешь, что я так легко соглашусь спать с тобой?

– Тьфу ты, господи! – Я встал со скамейки. – Мне не шестьдесят лет, чтобы кого-то заставлять с собой спать. Захочешь спать не на вокзале – у меня только надувной матрас и лишний комплект постельного белья. Подушки лишней, наверное, нет. Сам сплю на матрасе, на полу. Ладно, пока, я на службу опаздываю. И вообще, я у тебя почти все видел, и ты не в моем вкусе. Привет вокзальным ментам передавай.

Настя запунцовела, вспомнив, в какой неловкий момент ее биографии мы с ней познакомились, – она показывала на спор, за пять рублей, свое влагалище через окно лекционного зала кооперативного техникума стоящему в кустах эксгибиционисту. Но мне не было дела до ее моральных терзаний – я уже опаздывал на службу.

В два часа ночи в дверь моей квартиры тихонько поскреблись. За дверью стояла испуганная рыжая девица.

– Что, надумала все-таки прийти к насильнику и совратителю? – прошипел я ей в ухо, впустив в квартиру.

– На вокзале менты, ой, извини, милиционеры выгоняют всех, у кого нет билета.

– Понятно. Проходи. Чай будешь?

Судорожный кивок головой. Я заглянул в старый «Саратов», давно требующий разморозки и удаления сталактитов льда и сталагмитов:

– Есть хлеб, пшенная каша и варенье. Все доставать? А еще кусок сала, от Татьяны осталось.

Опять судорожное кивание головой.

– Чайник вот, плита вот, сковорода вот, масло в шкафчике, я спать, пока. Тебе я постелю возле балконной двери.

Когда я утром открыл глаза, успел заметить любопытный голубой глаз, смотрящий на меня из-под натянутой на голову простыни, который тут же спрятался, как только мое внимание было замечено. Я энергично откинул простынь и тут же укрылся ей обратно. Задолбанный вчера до предела, я по своей привычке лег спать голым. Теперь пришлось заворачиваться в тогу и вытаскивать из-за шкафа свежие трусы под сдавленное хихиканье, доносящееся с надувного матраса.

Через полчаса на кухню заглянула высокая женская фигура, уже начесанная и даже подкрашенная, одетая в какое-то светлое платье.

– Доброе утро, кофе будешь?

– Буду, спасибо.

– Там я яйца пожарил и на тебя тоже, так как кашу кто-то вчера съел. Если хочешь, хлеб отрежь и садись есть.

Когда Настя вычистила корочкой остатки яйца с чугунной сковородки, я спросил:

– Какие планы на сегодня?

Ответом мне было пожатие узких плеч.

– Просто я сейчас уезжаю, вернусь вечером. Запасной ключ висит в коридоре, закрывай нижний замок, верхний не трогай, все, пока.

Вечером меня ждал горячий ужин и убранная квартира. Я, решив приколоться, достал из шкафа белую парадную перчатку, натянул на руку и провел ей по верху книжного шкафа. К моему удивлению, высокая Настя протерла пыль и там. Снисходительно фыркнув, девушка прошла на кухню. К моей досаде, имея дефицит продуктов в холодильнике, девушка, как большинство женщин, оказавшихся в данной ситуации, сварила суп. Слава богу, что на моей кухне не было капусты. Есть щи на ужин, да и вообще, любой суп, кроме горячо любимой мной солянки, по моему мнению, это моветон. Изобразив кипучую радость от вида супа, я минут пять расточал комплименты временной хозяйке моей кухни, и даже налил половником чуть-чуть добавки.

На мой матрас Настя переползла через три дня. И я ее понимаю. Ютиться на пахнущем резиной убоище, которое еще и потихоньку стравливает воздух, так, что утром ты ощущаешь спиной доски пола, когда рядом, в позе морской звезды, занимает двуспальный пружинный матрас какой-то мужик, морально тяжело. Кто же это потерпит? Утром выходного дня я почувствовал, что рядом со мной кто-то сопит. Я повернулся и увидел рыжий хвост. Рука скользнула вниз, нащупала резинку чужих трусиков. Я ее тут же подергал.

– Алло, соседка, ты же со мной спать не хотела?

– Я замерзла ночью.

– Согрелась?

– Согрелась.

– А ты знаешь, что за все в этой жизни надо платить?

Неясный писк, раздавшийся из-под простыни, я принял за согласие, поэтому отодвинул мешающее обзору покрывало. Как большинство рыжих, Настя отличалась белой, до голубизны, кожей. На удивление, веснушек, на хрупких плечах девушки почти не было. Я приспустил вниз беленькие трусы, зацепив их большим пальцем ноги и потянув ниже. Из-под белой ткани выскочила упругая попка. Протестов не последовало. Белая тряпочка скользнула в район коленок, где хозяйка, активно двигая ногами, отправила ее в неизвестность. Отлично. Я осторожно поцеловал мраморное плечо, затем второе, потянулся губами к тонкой шейке, руки скользнули под мышки взвизгнувшей девушке, в поисках груди. Ну что сказать. Девушка Настя оказалась громкой, а грудь честного второго размера, так что наш процесс утреннего познания друг друга слышали многие соседи. Наверное, моя любимая соседка получила новые идеи для написания анонимок о моем аморальном поведении и моральном разложении.

Через три дня, когда сексуальный угар маленько стих, я поставил перед рыжей соседкой глупый вопрос ребром:

– Кушать хочешь?

– Хочу! Сейчас я, Паша, омлет сделаю.

– Настя, я спросил в философском смысле слова. Лето еще не закончилось, до твоей стипендии еще два месяца. Ты кушаешь хорошо, и это не упрек, но кроме картошки и яиц с кашей, хочется еще чего-нибудь вкусненького. И не надо губы дуть, на меня это не действует. Моего оклада денежного содержания на нас двоих явно не хватает. Давай завтра вечером расскажешь, что надумала, где можно взять денег. Принимаются любые варианты.

Я давно ломал голову, как разнообразить свое меню и досуг. Хотя подполковника М. позавчера люди из конторы глубокого бурения вывели из кабинета под руки, но рассчитывать, что меня с сегодняшнего дня завалят премиями, было, по крайней мере, глупо. Закон о кооперации в СССР был принят только что, поэтому особых коммерческих возможностей еще не было. Еще не было коммерсантов в толстых золотых или позолоченных цепях и со смешными сотовыми телефонами в руках, будущие руководители ОПГ нашего города пока нарабатывали первоначальный капитал, спекулируя водкой из багажников машин с зелеными огоньками. Да и прижаться к ним, с целью поделиться неправедно нажитым, было сложно, на своих двоих за ними не погоняешься.

Совершив обход территории, я пришел к грустному выводу. Единственными представителями бизнеса на «моей земле» были торговцы фруктами, находящиеся под патронажем участкового лейтенанта Аслямова. Уж не знаю, по причине землячества или общей веры он их любил, но терся маленький пухлый участковый со своей неизменной коричневой папкой рядом с поставленными на асфальт овощными ящиками очень часто. Ладно, надо что-то решать с увеличением доходной части, и, тронув напарника за рукав, я двинулся к импровизированному прилавку: