Голем. Пленник реторты - Руслан Мельников

И те двое, принявшие на себя парный залп бомбарделл. И тот, третий, поваленный выстрелом Дипольда, тоже уже поднялся с земли. Подволакивая правую ногу, он вслед за остальными монстрами упрямо лез на повозки. Пожалуй, этот стальной великан пострадал больше прочих. На его правом бедре — в сегментах прочной тассеты — отчетливо виднелась глубокая вмятина. Ниже — то ли на болте, то ли на крупной заклепке — покачивалась и позвякивала в такт каждому шагу искореженная створка разбитого поножа.

Боум-ш-джз-з-зь! Джз-з-зь! Боум-ш-джз-з-зь! Джз-з-зь!

Однако даже покалеченный голем не утратил боеспособности. О чем свидетельствовали поднятый меч в одной руке и булава — тоже поднятая — в другой…

Булава?! Поднятая?! Дипольд знал, что произойдет дальше. По Нидербургу знал. Пфальцграф невольно пригнулся, укрываясь за дымящейся бомбардой.

Так и есть! Големы уже подступили достаточно близко, чтобы тоже разить врага на расстоянии. Давно подступили.

Взмах — и первая булава, брошенная механической рукой (длинной, сильной — как рычаг катапульты), с гудением вращаясь в воздухе, летит к повозкам. Не булава — неподъемная колода с железным набалдашником! А за ней — сразу — вторая, третья. И устрашающих размеров секира. И еще одна…

Это был ответный залп.

Метательные снаряды стальных монстров упали неподалеку от Дипольда. Но — на безопасном расстоянии. Для гейнского пфальцграфа — на безопасном.

Для прочих — нет.

ГЛАВА 20

Дипольд успел заметить, что первым погиб граф Клихштейн. Навершие булавы угодило Арнольду в шлем и закованную в латы грудь. Увы, крепкий рыцарский шелом оказался слишком хрупок, а нагрудник — ненадежен. Клихштейн словно попал под таран, под сорвавшуюся со скалы глыбу, под ядро тяжелой осадной бомбарды, под молот водяной кузницы… Несчастного графа — всю его верхнюю половину — буквально размазало по земле.

Два чудовищных снаряда — булава и секира наступающих големов — обрушились на повозку. Не ту, за которой стоял Дипольд, — на другую, что слева. На бомбарделлы, закрепленные в ней, на человеческие головы за ней. Еще одна палица и один топор несли смерть тем, кто находился справа и сзади от Дипольда. Трещало дерево, сминалось железо. С разбитого воза летела щепа и соскальзывали орудийные стволы. Люди — как стоявшие на открытом месте, так и укрывавшиеся за дощатыми бортами — падали наземь. Широкие лезвия секир, тяжелые набалдашники метательных палиц, длинные крепкие и толстые рукояти крушили, валили с ног, калечили, убивали всякого, кто оказывался на пути…

Дипольд Славный не оказался. Дипольда словно отсекали от свиты. Ну да, конечно! Для того ведь, верно, и подошли големы так близко — под стрелы, пули и бомбардные ядра. Чтобы не промахнуться, не задеть чтобы ненароком.

«Хотят… живым…» — вновь упрямо лезла в голову прежняя догадка — окрепшая, обратившаяся в твердую убежденность, ставшая неоспоримой истиной. Альфреду Оберландскому зачем-то позарез понадобился сбежавший пленник. Причем он нужен был маркграфу целым и невредимым. Но — только он один.

А големы уже прут врукопашную. Лязгающие металлом великаны приблизились на расстояние удара. И наносят свои первые удары. Машут длиннющими — с алебарду — клинками. Срубают по два-три человека зараз.

Поднимают и опускают мечи. Секут механически, безмолвно.

Но не беззвучно.

Кругом — лязг, хруст, крики гибнущих людей.

И кровь, кровь, кровь… Фонтаны крови.

Но и эта жестокая мясорубка обходила Дипольда стороной, охватывала с флангов — старательно, аккуратно, не задевая, не причиняя вреда, не забрызгивая даже чужой кровью, потрохами и мозгами.

«Окружают! — понял Дипольд. — Зажимают в клещи!»

Кое-кто из стрелков все же успел перезарядить свое оружие.

Щелкнули тетивы двух или трех арбалетов.

Бухнула ручная бомбарда. И — другая.

Стрелки теперь били почти в упор, но — опять — все тщетно. Арбалетные болты и свинцовые бондоки соскальзывали по скосам стальной брони, отлетали от толстых пластин прочного доспеха и цельных глухих шлемов.

Наверное, и прицелиться-то толком никто из стрелявших не успел. Да и есть ли смысл целиться в сплошную груду ходячего железа, с узкой, недоступной ни стреле, ни пуле прорезью под выступающим козырьком шлема? Есть ли смысл вообще стрелять?

Драться?

Сопротивляться?

Противостоять несокрушимым боевым машинам беглого прагсбургского магиера?

Механические косцы с прямыми обоюдоострыми косами тем временем молча и деловито собирали смертельную жатву. Секли тех, кто сам лез на рожон, доставали и тех, кто пытался укрыться за повозками. Големы перешагивали через трупы, големы наступали. Не торопясь более, без особого труда опрокидывая многократно превосходящего по численности противника.

Големы перевернули сломанный воз на левом фланге. Продвинулись еще немного вперед.

Дипольд, вдруг оказавшийся не у дел, растерянно вертел головой. И Дипольд видел. Все.

Дипольд смотрел вправо…

Вот какой-то смельчак скрестил с вражеским мечом немногим уступающий ему по длине и весу ландскнехтский цвайхандер. Рослый остландец крутанул над головой свое, неприспособленное для фехтовальных хитростей, но вполне пригодное для разрубания прочных доспехов оружие и с глухим утробным уханьем обрушил двуручник на механического рыцаря. Голем принял удар встречным ударом.

Лязгнуло. Клинки сшиблись, выбив сноп искр. Увы, одна стальная длань оказалась много сильнее двух обычных человеческих рук из плоти и кости. Цвайхандер беспомощно отскочил в сторону. Оружие же голема продолжило движение, будто и не встретив на своем пути никакой преграды.

Отчаянный остландский ландскнехт не смог удержать тяжелый двуручный меч, отброшенный назад. Не смог удержаться на ногах и сам. Клинок голема настиг его уже в падении. Прочертил косую полосу через грудь и живот. Разрубил латы, вскрыл грудную клетку, вывалил наружу потроха.

Дипольд смотрел влево…

Вот трое копейщиков достали врага дружным тройным тычком. Все трое достали.

Один пихнул заточенный наконечник под козырек шлема. Но — не пробил, не протиснул достаточно глубоко. Острие выскользнуло из узкой смотровой прорези, лишь слегка оцарапав темно-синюю броню.

Второй ударил в локтевой сгиб правой руки. Туда, где под кольчужной сеткой, потрепанной пулями и стрелами, соединяются два подвижных сегмента, где виднеется щель. И — тоже ничего не добился. Копейный наконечник ушел в сторону.

Третий, уткнув тупой конец копья в землю, а острый направив в грудь железного великана — будто рогатину на медвежьей охоте, — попытался остановить напирающего врага, задержать хотя бы, отдалить неминуемый миг. Не смог, конечно.