Пределы наказания - Нильс Кристи

Увеличение размеров составляющих общество бло­ков, необходимое в индустриализированных обществах в целях сокращения расходов, и увеличение сегмента­ции внутри них означает, что люди проводят в своем узком кругу меньше времени, чем прежде.. Во взаимо­действие включается все больше партнеров, которые в условиях нашего общества легко могут быть заменены другими. Для первичного контроля это фатальное об­стоятельство: отношения между партнерами не обра­зуют сеть, связывающую их друг с другом. Мы можем расщепить общество на сотни отдельных частей. Инди­вид переходит от сегмента к сегменту в разных соци­альных ролях, с новыми партнерами по роли и в ко­нечном счете также с новой аудиторией, которой нет дела до его других ролей, до других его партнеров, до его прошлой жизни. Муж живет одной жизнью на ра­боте, другой — в пригороде, третьей — в клубе радио­любителей, четвертой — на научном конгрессе. Все это хорошо — и очень плохо. Это позволяет уйти от то­тальности многих форм первичного контроля. Бытие, в котором ночь оказывает влияние на день, а день имеет последствия для ночи, возможно в высокоиндустриали-зированном обществе только в условиях самой высокой степени тотальности либо в таких тотальных институ­тах, как тюрьмы и психиатрические больницы.

В конце концов все эти рассуждения подводят нас к ряду основных политических вопросов: насколько креп­ко должно быть внутренне связано общество, в кото­ром мы хотим жить? Какой должна быть система диф­ференциации и оценки? Какое соотношение формально­го и неформального контроля является наилучшим? А если это связано с размерами, то какого размера бло­ки, составляющие общества, больше всего подходят для хорошей жизни, какое решение является наилучшим также и с точки зрения разделения труда? Криминоло­гические индикаторы позволяют нам понять, что такое хорошее общество. В этом отношении пользы от них значительно больше, чем непосредственно в борьбе с преступностью.

Исходя из этого, мы возвращаемся, уже с другого конца, к центральной проблеме — проблеме стигмы. Од­на из характеристик хорошего общества могла бы быть следующей: зто — общество, в котором стигма имеет значение. В таком обществе важно поступать так, что­бы не вызывать реакцию, ведущую к сильной стигма­тизации. Возможна и обратная формула: плохим явля­ется общество, в котором стигма не имеет никакого значения.

Таким образом, можно было бы предположить, что есть два крайних типа общества, ни один из которых не может существовать в реальной жизни. Один — где стигма не может иметь места, либо потому, что вы всегда можете затеряться в толпе, либо потому, что ничего не имеет значения. Другой — где все члены общества подлежат оценке, где оценивание происходит постоянно и никто не в состоянии скрыть что-либо. Ни один из этих двух типов сам по себе не является ни привлекательным, ни эффективным, поскольку всегда есть потребность во внутреннем контроле и опасность полной потери гибкости. Мы должны искать лучшего решения где-то посередине. В этом нам не повредит, а поможет сознание того, что некоторые ви­ды стигмы являются необходимым условием функцио­нирования общества.

Это, однако, совсем не предполагает стигму в таких ее исторических формах, как выжигание клейма на лбу либо отрубание рук, пальцев или языка. Согла­шаясь с неизбежностью стигмы в существующих об­ществах, мы могли бы, вместо того чтобы уклоняться от обсуждения этого феномена, указать ориентиры, касающиеся форм, приемлемых для наших обществ. Для пояснения моей точки зрения я хотел бы отметить два критерия, которые, как представляется, имеют зна­чение в моем обществе.

Стигма должна быть такой, чтобы ее можно было снять либо по истечении определенного времени, либо в связи с поведением, доказывающим, что данное лицо ее более не заслуживает. Суровое публичное порица­ние лица, поведение которого признано негативным, больше соответствует этому критерию, чем психиатри­ческое обследование, ведущее к диагнозу «нарушение психики». Плохие поступки могут быть компенсирова­ны хорошими. Но как можно доказать существование «нарушения психики», требующего лечения? Когда психопат уже не является больше психопатом? В чем критерий, какова процедура?

Стигма в противоположность дихотомическим ка­тегориям типа «все или ничего» должна быть такой, чтобы ее можно было градуировать, дозируя суровость. Ярлык «преступник» отражает дихотомию, которая соз­дает трудности при ее использовании, тогда как выра­жение «в состоянии опьянения укравший автомо­биль» — более полезная формула, содержащая больше информации. Весьма характерно, однако, что такого рода формулы имеют шансы сохраниться только в ма­леньком обществе, где подобные оценки могут помнить и правильно передавать по назначению. Парадокс за­ключается в том, что с увеличением размеров системы увеличивается возможность избежать стигмы, тогда как ее формы становятся все более однозначными, от­ражающими все меньше оттенков и подробностей.

4.2. Индикаторы неравенства

Мое общество принадлежит к числу тех, где ра­венство провозглашается одной из основных ценностей. Богатство, власть, причастность, социальные услуги, удовольствия — все это должно быть достаточно равно­мерно распределено между всеми гражданами. Источ­ником удовлетворения для нас служит тот факт, что наш премьер-министр, занимавший свой пост дольше других после второй мировой войны, жил в одном из районов Осло в самой обычной квартире без каких-либо символов статуса, которые отличали бы его от большинства людей. Король до такой степени счита­ется анахронизмом, что фактически нет надобности менять положение вещей, а большинство богатых ста­рается скрыть свое — достойное сожаления — откло­нение от общего знаменателя.

И все же мы знаем, что зто не совсем так. Поз­вольте мне снова обратиться к криминологическим по­казателям. Мы имеем весьма незначительный контин­гент заключенных. Только Нидерланды, к нашей глу­бокой и стойкой зависти, смогли сократить население тюрем ниже нашего показателя — 37 заключенных на 100 тыс. населения. По сравнению с другими странами, где этот показатель в пять — десять раз выше, мы чув­ствуем себя достаточно счастливыми. Если исходить из того, какая часть населения находится за решеткой, мы должны признать, что живем в хорошем обществе: для тех, кто находится на свободе, достигнута значи­тельная степень равенства. Но когда мы принимаем во внимание тех немногих, которые находятся за решет­кой, наша радость тускнеет. Они чрезвычайно далеки от того, чтобы быть равными нам. Или быть равными тем, кто задержан в связи с совершением преступления. Или тем, кто известны как преступники по данным изучения латентной преступности. Существует нечто вроде селекции, которая приводит к тому, что наши тюрьмы наполнены бедняками, людьми, имеющими фи­зические и умственные недостатки, страдальцами. Оце­нивая состав заключенных в наших тюрьмах, легко можно прийти к заключению, что преступление — это занятие бедняков. Это не может быть правдой. Это неправда. Но состав заключенных, вероятно, дает нам самую правдивую картину некоторых основных ви­дов неравенства, имеющего место в моем обществе, что находится в разительном контрасте с официальной ми­фологией.

Другие криминологические показатели говорят о том же. Официально зарегистрированные преступни­ки — мужчины. Так было всегда. Имеющиеся данные свидетельствуют, что женщины никогда не составляли более 23 процентов от общего числа лиц, официально признанных грешниками. Более того, начиная с 1860 г. их участие уменьшалось. Вплоть до 1884 г. доля женщин была чуть больше 20 процентов ох об­щего числа лиц, признанных виновными. В 1958 г. этот показатель упал до 4 процентов. Эти данные кос­венным образом отражают и степень участия женщин в жизни норвежского общества. В 1958 г. их участие упало до самого низкого уровня. Период первой и вто­рой мировых войн, а также и самые последние годы отмечены отклонениями от общей тенденции. В абсо­лютных числах в 1970 г. было наказано государством в пять раз больше женщин, чем в 1958 г. Женщины являются аутсайдерами, особенно когда дело касается наемного труда. Последний пик участия женщин в преступности полностью совпадает с показателем их за­нятости. Очень редко удается найти данные, которые бы так отчетливо показывали, что низкий удельный вес женщин в общем числе зарегистрированных преступни­ков может отражать наличие социальных условий, ко­торые, по крайней мере с точки зрения некоторых цен­ностей, следует признать плохими. Если достижение равенства между полами представляет собой важную цель, то мы, вероятно, по достоинству оценим увеличе­ние доли женщин в общем числе зарегистрированных преступников.

Зарегистрированные преступники — это по преиму­ществу мужчины. И они очень молоды. Пик приходит­ся на группу пятнадцатилетних. Соответствующие по­казатели у женщин обычно значительно ниже, чем у мужчин, но и у них максимум наблюдается в самые молодые годы. Со временем возрастные различия в по­казателях преступности также меняются. Полицейская статистика 1870 г. не зафиксировала пик арестов среди подростков. Сто лет назад этот пик находился где-то после двадцатилетия, а затем, с возрастом, преступная активность медленно снижалась. Возраст задержанных преступников к 1970 г. претерпел изменения — это уже не зрелые мужчины, а юноши и дети.