Рагу из зернистой икры - Ирина Лобусова

— Но у меня есть важные наработки по делу Веллер!

— Понимаю, с моделями работать приятнее. Но на обыск ты все равно поедешь! А если нет, то… — начальник сделал совсем свирепое лицо. Спорить не приходилось. В их отделе люди не задерживались. На такой паршивой работе не хотел работать никто. Это только в дурных сериалах работа следователя представлялась сплошной романтикой. На самом деле это была скукотища и сплошные бумажки, бумажки, писание которых вполне способно было любого загнать в гроб. А дела, которые попадались все время, были еще тоскливее любых бумажек.

В отделе его не любили, и он отдел не любил. Некоторые считали мальчишкой, некоторые — наглым выскочкой. Он не писал бумажек (за что получал вечные выговоры), постоянно грубил, и летом, и зимой не вылазил из вечной кожаной куртки, достаточно рванной и грязной. К тому же он был больше похож на бригадного, на бандита, чем на мента. И, самый главный его недостаток, из-за которого (он знал) доживает в отделе последние дни — он не брал взяток. Собственно, именно взятками жил отдел. Начиная от мелочи, по 10–20 долларов, и заканчивая астрономическими суммами. Взятки брали абсолютно все — начиная от «одалживания» дежурно бригады для запугивания должников (бригада ментов приезжала в три часа ночи на квартиру к должнику, выволакивала всю семью из квартиры, бросала лицом в пол и пугала до смерти. За такую «работу» ребята из дежурной бригады получали по бутылке и бесплатное развлечение, а начальник, их пославший, и небольшую сумму денег) и «снятия» судимости или прохождения как свидетеля для выезда на ПМЖ за границу, и заканчивая делами настолько крупными, о которых даже не принято было говорить вслух.

Он никогда не занимался такими делами, а потому знал, что доживает в отделе последние годы. И не уволили его только потому, что в отделе не хватало людей. Но нагружали его больше всех остальных. Каждый вел по несколько дел сразу, а он вел дел больше всех остальных. В данный момент у него в производстве находилось 7 дел, 2 из которых были почти закрыты. Это одна квартирная кража и торговля наркотиками (подозрительная квартира — притон). Не раскрытые дела были: ограбление пивного ларька, пьяная драка двух бомжей — собутыльников (третий тоже там был, и его нужно было вычислить), убийство трех жертв в продовольственном магазине в Подмосковье (ему дали это дело из-за места прописки одной из жертв — Литовченко, его район), убийство модели на показе в ночном клубе с помощью крема и, наконец, убийство модели Элеоноры Веллер.

Убийство Веллер попало к нему по ошибке. Обычно ему не давали такие громкие и прибыльные дела. В деле Веллер были замешаны известные и богатые люди, вокруг существовала постоянная газетная и теле шумиха, словом, это было не то дело, которое ему могли дать. Но оно все-таки попало к нему — просто потому, что все были настолько загружены, что некому было его брать (те, кто обычно брали такие дела, отказывались категорически — у них оно было бы 8, 9 или даже 10 по счету). Он же недавно освободился, закрыл несколько дел сразу и дело Веллер дали ему. Теперь же, вместо того, чтобы заниматься наработками по самому значительному своему делу, он был вынужден ехать обыскивать квартиру двух дур, давших себя зарезать какому-то маньяку.

Дело Балиновой и Литовченко его раздражало. Это было глупое, и даже тупиковое дело. И хоть в СИЗО уже сидел мальчишка, которого взяли за эти убийства (мальчишка, влюбленный в Балинову еще со школы), но он-то знал, что мальчишка не виноват. Две шлюхи, решившие устроить модельное агентство в снятой квартире. Две шлюхи, статистки на киностудиях, мнящие себя кинозвездами. И третий, в компании вместе с ними — мужик, которого всего неделю как выпустили из тюрьмы. Он сидел где-то в Сибири за ряд вооруженных ограблений в разных городах, мотал целый срок — 12 лет.

Отсидев 12 лет в зоне, вышел, приехал в Москву, где друзья по зоне (или друзья-авторитеты) одели его во все новое и дорогое, и, очевидно, познакомили его с Литвиненко, в квартире у которой он жил несколько дней. Похоже, у них завязался роман. Литвиненко повезла его к своей подруге Балиновой, где все трое устроили настоящую оргию: все напились, зэк потрахался с обоими, а после этого их всех прирезал маньяк. Паршивей такого дела ничего и не придумаешь! Самое гадостное дело — из всех. Ищи теперь этого маньяка — если это действительно был маньяк… А если нет…

Существовало, правда, одно очень интересное обстоятельство. Оно было стоящим, но как использовать его, он еще не знал. Дело в том, что этот зэк никогда прежде не было в Москве. Жил он в Ленске. Там же был прописан. В том же регионе (начиная с Ленска) он совершил ряд вооруженных ограблений в банде. Банда вся была местной. Зачем же после освобождения он приехал в Москву? К кому он приехал? Остановился он в гостинице, номер в которой был оплачен одним авторитетом средней руки. Этот авторитет никогда прежде не имел с зэком никаких дел, не был связан и с сибирским регионом делами. Но он оплатил гостиницу, купил новую одежду, пригласил на вечеринку в ресторан, где зэк познакомился с Литвиненко, а потом и переехал жить к ней. Почему? Зачем? Ради каких интересов?

Авторитет был допрошен. Он показал, что к нему обратились личные (не деловые) друзья из Сибири с просьбой устроить одному человеку экскурсию по Москве. Якобы этот человек всегда мечтал увидеть Москву, но за 42 года (зэку было 42 года) ему не довелось. Вот они и просят его принять. Из уважения к друзьям он оплатил номер в гостинице, купил приличную одежду и развлекал, водил по московским ресторанам. Вот, собственно, и все. Никаких деловых связей не было и быть не могло. Простое одолжение друзьям.

Разумеется, слова авторитета проверили. Но проверка подтвердила все полностью. Он не лгал. Он действительно не имел с зэком никаких деловых связей. Но это и было загадочным обстоятельством: невозможно было поверить в то, что зэк приехал просто так. Зачем он приехал? Для чего? Для какой цели? Нутром он чувствовал: стоило выяснить эту цель, и дело можно было бы закрыть. Думая так, он поехал на обыск.

Обыск считался самым обычным, рядовым. Все знали, что не найдут ничего особенного. Обыск в квартирах Балиновой (в Подмосковье) и Литвиненко (в Москве) уже был. И ничего не дал, только в квартире Литвиненко обнаружили старые вещи зэка (оно и понятно, он там жил). Теперь предстояла очередная галочка в протоколе, ради которой и взломали дверь. Разговорчивая старуха-соседка была в числе понятых. В этот раз она больше молчала — очевидно, ее перепугала формальная процедура обыска. Второй понятой была какая-то тощая девица в джинсах с цыплячьей шеей, удивленно щурившая глаза с мохнатыми от туши ресницами. Меблировка квартиры была стандартной, и уже через час работы следственной бригады стало ясно, что они ничего не нашли и в квартире действительно ничего нет.

Не было обнаружено ни личных вещей, ни бумаг, ни фотографий, ни визиток, ни каких-либо документов. В квартире не было ни постельного белья, ни продуктов — пустой холодильник в кухне был отключен. В ванной не было ни полотенец, ни даже мыла, а саму ванну покрывал такой слой пыли, что становилось ясно: в последний раз ванной пользовались как минимум год назад. Квартиру снимали не для того, чтобы в ней жить.

Это не удивляло. Если в ней действительно планировали устроить модельное агентство (скорей всего просто собрать деньги и смыться), то это можно было понять. Он стал злиться: и из-за такой ерунды, как этот дурацкий обыск, он упустил время позвонить Кирееву из ФСБ и узнать, что тот от него хотел! Вместо того, чтобы ходить по пустым комнатам, он мог спокойно заниматься важными делами! А так он не успел позвонить.

Понятые подписали протокола обыска, их отпустили. Следственная бригада заканчивала свою работу. Он с размаху уселся на пыльный диван в самой большой из трех комнат (очевидно, в прошлом она была гостиной). Внезапно взгляд его упал на светлое пятно на полу. Пол был покрыт темным дубовым паркетом. Но одна из досок пола почему-то была светлей. И ярким диссонансом выделялась на общем коричневом фоне. Почему? Пол тут явно никто не собирался мыть! Подчиняясь какому-то необъяснимому порыву, он взял у кого-то отвертку и принялся отдирать кусок паркета, опустившись прямо на пол. Паркет поддавался. Наконец с резким треском доска отступила. В полу было углубление, где он увидел черную пластиковую папку. Папку с документами. Еще не понимая, что он нашел, принялся читать.

«Я, Литвиненко такая-то, обязуюсь ежемесячно содержать до самой смерти Бочарникову Любовь Алекссевну, проживающую по адресу: город Москва… улица… дом… квартира 124. Ежемесячное содержание обязуюсь выплачивать в сумме, эквивалентной 200 долларам США. Обзательство заверено нотариально… такого-то числа… такого месяца…». На обязательстве стояла оригинальная мокрая печать. «ЗАВЕЩАНИЕ. Я, Бочарникова Любовь Алексеевна, завещаю Литвиненко такой-то после моей смерти квартиру по адресу……., общей площадью 72, 5 кв. метра.» Завещание было точно так же нотариально заверено. Следующим в папке лежало свидетельство о смерти Бочарниковой Любови Алексеевны, 87 лет, от коронарного кардиотромбоза, проживающей по адресу…. В квартире 124! Дальше лежал план квартиры, заверенный так, как полагается. Дальше — приватизационный сертификат на имя… Литвиненко! И следующим лежал документ, объясняющий предыдущие. Договор купли-продажи между Литвиненко и некоей Жуковой В. К., проживающей в Нижнем Новгороде. По этому договору выходило, что Жукова В. К. купила квартиру 124 в Москве… у Литвиненко! Но и это было еще не все. Дальше лежал абсолютно потрясающий документ. Жукова В. К. дарственной передавала квартиру 124…некоему благотворительному фонду «Молодой инвалид — дети войны»!