Ближний круг Сталина - Рой Медведев

На февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года Сталин выступил за развитие критики и самокритики, против парадности и культа «вождей». Культ самого Сталина, естественно, затронут не был, и психологическая дистанция между «гением» и «соратниками» увеличилась еще больше. Стало ощутимым некоторое отдаление Кагановича от вершины власти: «ближайшим» к хозяину его больше никто не именовал, даже в Наркомате путей сообщения культ Кагановича стал чуть потише. На похоронах Г. К. Орджоникидзе Сталин стоял у гроба вместе с Молотовым, Калининым, Ворошиловым. Даже в День железнодорожного транспорта восхваления Кагановича не превысили будничный уровень.

Впрочем, хоронить Железного наркома было рано.

Не случайно, что именно Каганович выезжал для руководства чисткой во многие районы страны: он возглавлял репрессии в Челябинской, Ярославской, Ивановской областях и в Донбассе. Так, например, не успел Каганович приехать в Иваново, как сразу дал телеграмму Сталину: «Первое ознакомление с материалами показывает, что необходимо немедленно арестовать секретаря обкома Епанчикова. Необходимо также арестовать заведующего отделом пропаганды обкома Михайлова».

Получив санкцию Сталина, Каганович организовал подлинный разгром Ивановского обкома партии. Выступая в начале августа 1937 года на пленуме уже весьма поредевшего обкома, он обвинил всю партийную организацию в попустительстве врагам народа. Сам пленум проходил в атмосфере террора и запугивания. Стоило, например, секретарю Ивановского горкома А. А. Васильеву усомниться во вражеской деятельности арестованных работников обкома, как Каганович грубо оборвал его. Тут же на пленуме А. А. Васильев был исключен из партии, а затем и арестован как враг народа. Такая же судьба постигла и члена партии с 1905 года, председателя областного Совета профсоюзов И. Н. Семагина (См.: Очерки истории Ивановской организации КПСС. Ярославль, 1967. Ч. 2. С. 296.).

Если остановиться на примере Ивановской области, обнаруживается, что под колеса террора благодаря Кагановичу попали и сами исполнители террористической кампании. Впрочем, это в 1937 году было общим правилом: для Сталина не существовало «своих», которые бы могли чувствовать себя в безопасности.

Ивановская газета «Рабочий край» задолго до приезда Кагановича пестрела заголовками: «Подозрительное поведение тов. Фрумкина», «Перерожденцы из облсовета Осоавиахима», «Двурушник Крутиков исключен из партии» и т. п. Какую роль во всем этом играл обком партии, видно из произошедшего в апреле случая, когда управляющий Шуйским хлопчатобумажным трестом Гусев, обвиненный в приеме на работу 12 троцкистов (то есть на его предприятии было арестовано 12 человек, что становилось поводом для ареста руководителя), был оправдан партийным собранием треста. Обком вмешался и восстановил несправедливость. К концу мая врагов «обнаружили» во всех райкомах города Иваново, в горкоме и облисполкоме. Первый секретарь обкома Носов на областной партконференции сделал вывод: «Было бы вредным думать… что все враги народа - троцкисты и правые контрреволюционеры уже разоблачены и обезврежены» (См.: Рабочий край (Иваново). 1937, 29 мая.). Но после приезда Кагановича «врагом народа» оказался и сам Носов.

Это посещение Кагановичем Иванова прошло бесшумно - не было не только никаких торжеств, но и вообще ничего не сообщалось о приезде в город секретаря ЦК партии.

Так же грубо и жестоко, как в Иванове, действовал Каганович и в Донбассе, куда прибыл в 1937 году для проведения чистки. Он сразу же созвал совещание областного хозяйственного актива. Выступая с докладом о вредительстве, Каганович прямо с трибуны заявил, что и в этом зале среди присутствующих руководителей есть немало врагов народа и вредителей. В тот же вечер и ту же ночь органами НКВД было арестовано около 140 руководящих работников Донецкого бассейна, директоров заводов и шахт, главных инженеров и партийных руководителей. Списки для ареста были утверждены накануне лично Кагановичем.

Сталин активно помогал Кагановичу в разгроме партийной организации Украины. На пленуме Киевского обкома партии Каганович добился смещения бюро обкома во главе с П. П. Постышевым, с мстительной активностью сводя счеты со своими оппонентами 1927-1928 годов.

22 августа 1937 года Каганович был назначен наркомом тяжелой промышленности. Ровно за две недели до этого, после критической статьи в подведомственном ему «Гудке», был разгромлен партком Наркомтяжпрома. Таким образом Каганович внес свой вклад в чистку наркомата, еще не успев возглавить его. Начатая с приходом нового руководителя перестройка структуры управления тяжелой промышленностью вскоре была объявлена в Совнаркоме «примером для перестройки работы других хозяйственных наркоматов». Никогда не забывавший о наградах, Каганович учредил переходящие Красные знамена победителям социалистического соревнования в Наркомтяжпроме, «Похвальный лист» и значок «Отличник социалистического соревнования Тяжелой Промышленности».

23-25 ноября Каганович по совету Сталина провел в Свердловске совещание работников медной промышленности с целью «выяснить причины плохой работы». И хотя разговор был предметным и деловым, первая и главная причина отставания подотрасли была предопределена заранее: «Мы проглядели вредительство в медной промышленности, а после того как факты подлого вредительства были вскрыты, мы не выполнили до конца указаний товарища Сталина по ликвидации последствий вредительства японо-германских, троцкистско-бухаринских шпионов» (Ко всем рабочим, инженерам, техникам, ко всем работникам медной промышленности // Правда. 1937. 27 нояб.). В конце совещания Каганович премировал всех его участников именными часами.

В 1938 году Каганович приложил руку к аресту и расстрелу Николая Чаплина - генерального секретаря ЦК ВЛКСМ с 1924 по 1928 год: он отозвал Чаплина из командировки, и в ночь после приезда за ним пришли (См.: Новопокровский О. Обвинение // Сельская молодежь. 1989. № 4. С. 3.).

Сталин поручал Кагановичу самые различные карательные акции. Так, например, он имел непосредственное отношение к разгрому театра Мейерхольда, а стало быть, и к судьбе великого режиссера. По некоторым свидетельствам, Сталин ненавидел Мейерхольда, но это была, так сказать, ненависть на расстоянии, ибо Сталин никогда не посещал ни одного его спектакля. Неприязнь Сталина была основана исключительно на доносах. Непосредственно перед закрытием театра одну из его постановок посетил Каганович, обладавший тогда громадной властью. От него зависело будущее театра и самого Мейерхольда. Спектакль не понравился Кагановичу. Верный соратник Сталина покинул театр, не досмотрев его и до половины. Мейерхольд, которому было уже за шестьдесят, бросился за Кагановичем на улицу, но тот сел со своей свитой в машину и уехал. Мейерхольд бежал за машиной, пока не упал.