На пути к социализму. Хозяйственное строительство Советской республики - Лев Троцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, мы были бы близорукими скептиками, крохоборами мещанского типа, если бы представляли себе, что возрождение хозяйства будет постепенным переходом от нынешнего полного хозяйственного распада к тем его состояниям, какие распаду предшествовали, т.-е. что мы по тем же самым ступенькам, по которым спускались вниз, будем подниматься наверх и через некоторое, довольно продолжительное время доведем наше социалистическое хозяйство до того уровня, на котором оно было накануне империалистской войны. Такое представление было бы не только неутешительным, но и безусловно неправильным. Разруха, уничтожившая и разбившая на своем пути неисчислимые ценности, уничтожала и много рутинного, затхлого и тем самым очищала путь для нового строительства в соответствии с теми техническими данными, какие имеются теперь у мирового хозяйства.
Если русское капиталистическое хозяйство развивалось не переходя со ступени на ступень, а перескакивая через ряд ступенек и в первобытных степях нашего юга заводило американские заводы, то тем более такой форсированный путь доступен социалистическому хозяйству. После того как мы преодолеем злую нищету и скопим небольшие запасы, мы сможем перескакивать через целый ряд посредствующих ступеней. Так, мы сможем, несомненно, сразу перейти к электрификации во всех основных отраслях промышленности и в сфере личного потребления, не проходя снова через «век пара». Программа электрификации[83] у нас намечена в ряде последовательных стадий, в соответствии с основными этапами общего хозяйственного плана. Стало быть, здесь перед нами открываются очень большие перспективы, осуществление которых, конечно, будет зависеть от нашей энергии и способности, т.-е. от фактора субъективного, и от объективных условий, в виде того наследства технических методов и приемов, которые оставило нам предшествующее развитие.
Но прежде всего нам надо выбраться из той топи, в которой мы погрязли по самую шею. Об уровне хозяйственного нашего «преуспеяния» мы с достаточной точностью можем судить уже по тому положению, в котором находится хотя бы наш кремлевский двор. Стыд и срам! Мы сколько угодно полемизируем о коллегиальности и единоначалии, но пока еще воз нашего хозяйства не сдвинут с места, и нужно, чтобы нас не слишком обманывал размах полемики и словесного подъема, потому что еще серьезного и несомненного улучшения нет ни в одной основной области. Нажим лучших коммунистов дал чуть-чуть улучшение в транспорте, и то лишь на поверхности, а не в основе.
Стало быть, единый хозяйственный план как основа применения рабочей силы и полное сосредоточение всей энергии на первых, элементарных задачах. Не рассеивать внимания, не дробить силы, не разбрасываться! Таков единственный путь спасения.
III. «Принудительный» труд и его производительность
Применение сырой, необученной рабочей силы будет тем значительнее в ближайший период, чем больше разрушено и изношено наше машинное оборудование. В тесной связи с этим стоит вопрос о так называемых трудовых армиях, т.-е. о применении воинских частей в качестве массовой рабочей силы.
На первых порах идея трудармий встретила суровую оппозицию[84] даже в нашей собственной среде. Нам указывали, прежде всего, на то, что производительность труда в трудовых армиях будет неизбежно очень низка: «принудительный» труд – видите ли – отличается низкой производительностью. Предсказывали даже, что солдат, превращенный из красноармейца в трудармейца, бросит свой пост и вернется домой, считая, что его задача выполнена. Это были главные два довода, которые направлялись против идеи трудовых армий. Оба они оказались совершенно ложными. Но суть не в том, что те или другие возражения против трудармии оказались ложными, а в том, что под этими возражениями скрывается бессознательное недоверие к методам социалистической организации хозяйства в переходную эпоху.
Если принять, в самом деле, за чистую монету буржуазный предрассудок или, вернее, старую буржуазную аксиому, которая в новых условиях стала предрассудком – о том, что «принудительный» труд непроизводителен, – то аксиому эту придется отнести не только к трудармии, но и к трудовой повинности в целом, т.-е. к самой основе нашего хозяйственного строительства. Конечно, можно без труда развернуть перспективу свободной, не принудительной организации социалистического хозяйства. Но это вопрос более или менее отдаленного будущего. Трудовое принуждение, постепенно отходя назад, в конце концов совершенно отомрет, и в хорошо организованном социалистическом хозяйстве труд не будет ощущаться как принуждение, ибо станет физической и духовной потребностью для каждого человека. Но на пути к этому состоянию есть еще много переходов, в течение которых элемент принуждения будет оставаться во всей своей силе. Прежде чем исчезнуть, государственное принуждение достигает в переходную эпоху высшего напряжения в деле организации труда. И если признать, что принудительный труд непроизводителен, то этим самым осуждается не только трудармия, но все наше хозяйство. Общество есть организация труда, и если труд организован на неправильном принципе принуждения, если принуждение враждебно производительности труда, – значит мы осуждены на экономический упадок, что бы мы ни делали и как бы ни изворачивались.
Но, к счастью, это лишь грубый предрассудок, товарищи. Утверждение, что свободный, т.-е. вольнонаемный труд производительнее труда принудительного, было безусловно правильно в применении к эпохе перехода от строя феодального к строю буржуазному. Труд рабочих на мануфактуре и затем на фабрике стал безусловно производительнее труда крепостных, как и труда ремесленных подмастерьев средневекового цеха. Но эта возросшая производительность не упала с неба, как последнее откровение или как естественный плод «свободного» труда.
Потребовались долгие годы организационных попыток и усилий применения новых методов трудового принуждения, новых приемов эксплуатации рабочей силы, прежде чем появились на свет американизм и тейлоризм. Буржуазия научилась лишь постепенно, путем испытания разных методов выжимать из рабочих гораздо больше труда, чем в эпоху крепостничества благородное сословие выжимало из крепостных крестьян. Но это развитие производительности труда, на основе вольнонаемного рабства, подготовило смену хозяйства капиталистического коммунистическим, и по отношению к этой новой колоссальной революции применять те истины, которые были правильны по отношению к революции буржуазной, – значит оставаться в шорах мещанских предрассудков.
Неправда, что принудительный труд при всяких обстоятельствах и при всех условиях непроизводителен. Весь вопрос в классовом содержании принуждения: кто, кого и для чего принуждает. Психологически задача состоит в том, чтобы трудящийся был не только внешне, но и внутренне втянут в процесс труда, т.-е. так или иначе заинтересован в нем. Это делал по-своему каждый общественный строй. Феодальный строй пускал для этого в ход опиум религии, ложь и обман иерархии попов, чтоб одурманить и запугать мужика. Буржуазия, пришедшая на смену феодалам, имела свои методы лжи и обмана. Они были ей необходимы, ибо буржуазное общество, как и феодальное, есть господство меньшинства, которое прижимает и эксплуатирует большинство и потому вынуждено маскироваться ложью и мистификацией. Разумеется, в основе буржуазных методов эксплуатации лежит чистоган и идеология чистогана. Сюда входит, прежде всего, определенная оплата труда – поштучная, сдельная, аккордная и т. п., известные премии, приманка карьеры, которой добивались некоторые счастливчики, и пр. и пр. Все это служило для поднятия производительности труда. Возьмите тред-юнионы. Они не только служили для улучшения условий труда, но были широко использованы буржуазией для повышения производительности труда, путем поднятия в рабочих чувства профессиональной чести. В области идейной обработки, духовного нажима, буржуазия совершила колоссальную работу через посредство своих спецов, в частности через попов. С ними она как поступала? – По-разному. Она их прогоняла, затем опять призывала. Так же она поступала и с религией и с самим богом, старшим жандармом труда, прибегая к нему, когда ей нужно было дисциплинировать и подстегивать рабочие массы. Пресса, школа, политическая трибуна были, наряду с церковной кафедрой, могущественными средствами для увеличения производительности труда. И монархия и республика являлись в разные моменты истории необходимыми орудиями, чтобы удержать в своих руках контроль над трудящимися и выкачать из них максимум прибавочной стоимости.
Таким образом, дело обстоит вовсе не так, будто буржуазный строй сразу начал с высокой производительности труда, получив ее как естественную придачу к «свободному» труду. Нет, эта производительность труда составляла историческую задачу и, прежде всего, сознательную задачу самих правящих эксплуататоров, руководителей промышленности и государства, администраторов и техников, которые эту задачу разрешали в течение десятков лет путем применения десятков и сотен средств, путем премий и репрессий, просвещения и обмана, путем мобилизации ангелов, архангелов, тюремщиков и палачей. И для Советской Республики производительность труда не есть голая формула, секрет которой нужно угадать, а грандиозная практическая задача, которую нужно на опыте разрешить. С нашей стороны – со стороны строителей нового общества, – также требуется система комбинированного воздействия на организацию труда и на трудящихся. Разумеется, мы не можем быть, подобно буржуазии, поставлены в необходимость что-либо скрывать от масс, не говоря уж о том, чтоб их обманывать: мы организуем труд в интересах трудящихся. Но и социалистическому обществу – так же, как и буржуазному – высокая производительность труда не дается сама собой. И мы стоим перед необходимостью применения сложнейшей системы средств и методов – агитационных, организационных, поощрительных и карательных – для того чтобы повышать производительность труда на тех «принудительных», т.-е. плановых, а не вольных рыночных основах, на которых строится все наше хозяйство. Поэтому когда кто-нибудь говорит, что военный труд как принудительный непроизводителен, то он бьет этим гораздо дальше, чем метил. Если это либерал, мы просто прогоним его; но если это искренний социалист, который не понимает смысла переживаемой эпохи, мы ему скажем: ты говоришь, что принудительный труд вообще непроизводителен, на самом же деле ты хочешь сказать, что мы пока еще не достигли больших результатов в деле социалистической организации труда, что мы еще школьники в этой области, что нам еще предстоит проделать много опытов и ошибок.