Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания. - Гельмут Фигдор

Глава 4. Концепция психоаналитически-педагогической консультации для разведенных родителей.

4.1 Проблемы традиционной работы с родителями

Рассмотрим поближе проблематику влияния на поведение родителей и воспитателей. Начну с одного феномена. Большинство психотерапевтических методов, и прежде всего психоанализ, на практике становятся возможными лишь при условии, что психотерапевт способен идентифицировать себя со своим пациентом. Однако там, где речь идет не о психотерапии или личной консультации, касающейся жизненных обстоятельств самого консультирующегося, а о консультации родителей или воспитателей, идентификация, если она и оказывается возможной, чаще всего направлена не на клиента, то есть на мать или на отца, а на отсутствующего третьего – на ребенка. Это неизбежно приводит к тому, что консультант начинает рассматривать поведанную ему «историю» глазами ребенка. Конечно, это помогает быстро понять, как должен чувствовать себя ребенок в данной ситуации, но за это понимание приходится платить ценой понимания мотивов, проблем, чувств и страхов родителей. Результатом этого (конечно, бессознательного) явления становится реинсценировка известной доли конфликтов между детьми и родителями теперь в отношениях родителей и консультанта, а это в свою очередь порождает те советы, которые я назвал посланиями Сверх-Я. Например:

• «Вы не имеете права думать только о себе, вы должны подумать о ребенке!»

• «Я понимаю, что посещения отца мешают вам, но ребенку нужен отец!»

• «Вы не подумали, что, может быть, разлука с отцом причиняет вашему ребенку больше боли, чем вы можете себе это представить?!»

• «Вы, наверное, ждете, что ребенок кинется к вам на шею после того, как вы неделями не даете о себе знать?!»

• «Вы не подумали о том, как вы нужны ребенку именно сейчас?»

• «Пусть вы и разошлись как супруги, но как родители вы по-прежнему несете общую ответственность за ребенка!»

У меня сложилось впечатление, что этот вид поучений или взывание к «совести» родителей – слишком распространенный метод «консультирования». Но пригоден ли он для достижения поставленных целей? Лично я в этом сильно сомневаюсь. Во-первых, любой вид поучений сам по себе весьма проблематичен, поскольку воздетый кверху «педагогический» палец провоцирует массивное сопротивление, и, во-вторых, большинство родителей и без того великолепно знают о своем долге перед детьми. В том, что они не могут превратить свое знание в дело, по моему опыту, виною – не отсутствие доброй воли, а то обстоятельство, что по причине своей собственной тяжелой психической ситуации во время и после развода они просто не в состоянии помочь своим детям. Позволю себе еще раз напомнить о следующих обстоятельствах.

• Прежде всего матери после развода испытывают большие материальные и социальные трудности, что приводит к тому, что у них просто не хватает ни времени, ни терпения, ни спокойствия (отчего страдает и их способность к проникновению болью ребенка) для того, чтобы оказать детям столь необходимую и важную «первую помощь». Так возникает фатальный круговорот: детям после развода нужны были бы такие идеальные родители, каких не бывает в природе, так же как и родителям в то же время (объективно тяжелое и для них) нужны были бы такие хорошие и послушные дети, какими они еще никогда не были.

• Наши требования в отношении общей ответственности за воспитание детей тоже не так просто осуществимы. Подобная кооперативность предполагает хотя бы минимум доверия бывших супругов друг другу, но как раз доверие в подавляющем большинстве случаев развода и пострадало больше всего. Дело в том, что в ходе супружеских конфликтов постепенно (а порой и внезапно) амбивалентный образ партнера (то есть образ человека, обладающего как позитивными, так и негативными чертами) в представлении другого изменяется до такой степени, что ему теперь приписываются исключительно лишь отрицательные свойства, в то время как субъект в своих глазах становится персоной абсолютно положительной, более того, своего рода жертвой. Подобные «процессы расщепления» являются результатом не просто болезненных переживаний, причиненных партнером, они становятся бессознательной стратегией, дающей возможность навсегда отказаться от того, кто когда-то был так горячо любим: «С таким человеком ничего не стоит расстаться!». Феномен расщепления вступает в силу и тогда, когда покидают тебя; он помогает преодолеть боль и обиду: «Такой человек мне не нужен, он может спокойно убираться вон! Если бы я только раньше знал(а)...». Однако если один родитель в глазах другого выглядит теперь лишь эгоистичным, безответственным и злым, то, естественно, как можно допустить, чтобы твой любимый ребенок поддерживал отношения с таким человеком! Какая любящая мать доверит ребенка «дьяволу» и какой любящий отец добровольно отдаст любимое дитя «ведьме»? Но это означает, что чаще всего борьба за ребенка кажется родителям просто необходимой, поскольку сознательная ее цель – защитить ребенка от нанесения ему предполагаемого вреда.

• К социальным и материальным трудностям разведенных родителей добавляются трудности душевные. У многих развод превращается в непосредственную травму, поскольку он активизирует изначальные страхи перед разлукой и одиночеством. И в такой ситуации каждому человеку особенно необходима надежная, несомненная любовь хотя бы одного человека. А кто это, если не собственный ребенок? Я хочу сказать, что матери и отцы слишком часто нуждаются в своих детях как в первичных любовных объектах и «злоупотребление ребенком в качестве замены взрослого партнера» дает им возможность выжить психически. Это приводит к изобретению различных стратегий, призванных привязать к себе любовь ребенка. И стратегии эти прежде всего направлены против бывшего супруга, который становится теперь воплощением самой угрозы. Страх перед потерей любви ребенка является самым частым мотивом препятствования матери его отношениям с отцом. Вот почему матери и отцы так часто очерняют друг друга (открыто или в субтильных формах) перед ребенком. Этот же страх нередко становится непосредственным результатом вышеописанных процессов расщепления.

• Дальнейшее следствие этой родительской зависимости от любви ребенка – их ранимость в отношении проявлений детской агрессивности. Поэтому они просто не в состоянии отвечать привязанностью на эту – самую частую и важнейшую – реакцию переживаний ребенка. Более того, они считают, что просто обязаны с нею бороться, и это потому, что агрессивность возбуждает в родителях страх перед потерей любви или напоминает об агрессивности бывшего супруга. Борьба эта либо направляется непосредственно на ребенка (из-за чего конфликты накаляются и страхи ребенка обостряются), либо переносится на бывшего супруга, и вся вина за агрессивные проявления ребенка приписывается целиком ему.

• В этих обвинениях особую роль играет то опасное обстоятельство, что многие родители действительно верят в то, что развод не причинил детям заметной боли; и опасно оно потому, что отнимает у ребенка шансы на оказание ему помощи: ведь помощь оказывают лишь тогда, когда верят, что она действительно необходима. Мотивом же такой веры чаще всего становится чувство вины, которому подвержены родители, и особенно тот из них, по чьей инициативе произошел развод. Сознание того, что ты причинил своему ребенку столь сильную боль, совершенно невыносимо; оно-то и заставляет отрицать реакции детей на развод, объявляя их «глупостями», «отвратительными выходками», «неблагодарностью» или же результатом «дурного влияния» отца. Таким образом часто возникает своего рода «коалиция отрицания». Ребенок чувствует, что родители хотели бы, чтобы развод его не особенно задел, и, если он еще и сам склонен скрывать свои чувства, родители не просто не видят его страданий, – страдания эти действительно остаются невидимыми.

• Родители подвержены и другим переживаниям, которые у нас вызывают гораздо больше уважения, чем это принято в обществе. Ярость на бывшего супруга, порождаемая обидой и разочарованием, становится причиной агрессивных фантазий. Агрессивные импульсы как влечения имеют ту же природу, что и сексуальность, то есть они обязаны себя выразить (иначе против них придется подключить психические механизмы защиты и вытеснения). Поэтому бывает, что какая-то минимальная месть просто необходима хотя бы для того, чтобы суметь смотреть себе в глаза. Но разведенный супруг(а) стал(а) недосягаем(а), поскольку он (она) теперь независим(а). И все же существуют два исключения. Во-первых, он (она) остается ранимым (ранимой) по причине его (ее) любви к ребенку. Итак, агрессивные конфликты в большинстве случаев могут находить выход через отношения с детьми. И во-вторых, финансовая зависимость матери от алиментов часто остается единственным средством власти в руках у отца.