Поляна №3 (5), август 2013 - Коллектив авторов

Я не стану утомлять читателя описанием выделки шкуры мочой, не очень это красивая, но очень «пахучая» работа, скажу лишь, что дня через три-четыре, пошитые на скорую руку, кривоватые сапоги из нерпичьей шкуры были готовы, Сашка уложил в них мох вместо стелек и получил надежную непромокаемую обувь.

И притопнул ногой, и пожалел, что нет зеркала, посмотреть. И крикнул негромко:

– Александрос, ты здесь?

– А куда ж я денусь?

– А вот деваешься! Деваешься иногда непонятно куда. Не докричаться!

Александрос промолчал.

– Скажи, пожалуйста, ты силен в толковании Писания?

– Читал, но большим знатоком назвать себя не могу, тем более, толковать сложные места. И чего это тебя бросает от сапог до Книги?

– Да есть там, в самом начале, одно место, которое повергло меня в величайшее изумление, и которое я сейчас, за выделкой шкуры, опять вспомнил.

– Ну-ка, ну-ка…

– После описания грехопадения Адама и Евы, написано так: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их». (Бытие 3:21). Не значит ли это, что Господь Бог и был первым охотником? И первым скорняком, и первым «швецом» на Земле? Ведь прежде, чем пошить одежду из кожи, надо убить животное, скажем, барана или козла, и выделать шкуру. А это, ты видел, очень трудоемкий процесс, неприятный и долгий.

– Адам и Ева первый на Земле грех совершили. А по Ветхому Завету «без пролития крови не бывает прощения» (К Евреям 3: 21). И во искупление греха Господь пролил кровь какого-то животного, скорее всего агнца. Я полагаю, что убит был этот барашек прямо перед глазами согрешивших, и они впервые увидели смерть. Печальная история… А выделать и пошить – это уже другое дело. Я лишь служебный дух, тебе надо поговорить со священником.

– Спасибо, Александрос, я думаю, ты недалек от истины. Пойду на бережку посижу, на воду посмотрю…

И еще в этот день Гарт, наконец-то, сделал себе зажигалку из той самой красной пластиковой, что нашел в первые дни возле бамбуковой лодочки. Легонечко срезал и отогнул с торца часть донышка, налил в емкость бензин из НЗ, прижал донышко на место и заклеил щель древесной смолой, которую наскреб с бревен на берегу. Если постоянно держать ее в кармане, зажигалка отлично искрила и давала устойчивое пламя.

«Во, какой я соображучий!» – похвалил себя Сашка.

Ближние капканы он привел в порядок относительно быстро и с каждым днем стал уходить все дальше от балка. С широкой галечниковой косы северного берега открылся ему великолепный вид на весь архипелаг и на «домашний» остров с черным кубиком избушки на нем.

Гарт долго стоял и смотрел, не в силах оторвать взгляда. Всего-то пятнадцать километров, а не достать. Неужели придется кантоваться на этом Сапоге-Ботфорте до самых морозов, ждать, когда в бухте установится надежный ледяной покров?

«Таймыр, пес мой своенравный! Как ты там один? Небось, давно уже доел кусок нерпятины и теперь голодаешь? Или тоже рыскаешь по берегу, подбираешь, что море выбросит?»

Стоял ясный теплый день, легкий зюйд-вест слегка раскачал море. Мелкие белые барашки на волнах катились в сторону… катились в сторону одинокого зимовья!

Сашка бросил в море обломок бревна, переждал пять минут и бросил второй, а затем и третий. Когда дровеняки отплыли достаточно далеко, он мысленно провел по ним прямую линию от берега, где стоял, до берега домашнего острова. Воображаемая линия прошла чуть правее избушки, и Сашка ощутил жар в сердце.

«Сделаю большой устойчивый плот, дождусь прилива и попутного ветра и часа через три – дома!»

Мысль эта настолько его воодушевила, что он весь день провел как в лихорадке, разве что не летал по острову. Скорее-скорее отремонтировать путик! Скорее-скорее бежать с опостылевшего клочка суши!

Если бы у Сашки был бинокль, и если бы он догадался смотреть на маяки-деревяшки подольше, то с удивлением заметил бы, что на расстоянии примерно километра от берега, эти кусочки дерева вдруг закружились, завертелись и поплыли в открытое море…

Заготовив целую гору колышков, Гарт перетянул их проволокой и привязал к плоту. Уложил в рюкзак немного сушеной оленины, бутылку с остатками солярки для разжигания костра и поплыл вдоль берега на ремонт дальних капканов. Ветер почти улегся и самодельное плавсредство легко слушалось весла.

Но вдруг плотик накренился, и Гарт чуть не упал в воду. Что т-т-акое?

А это Инга вскарабкалась на бревна и заскользила к самой руке охотника: поиграй со мной, добрый человек!

– Осторожней, Инга! Чуть меня не сковырнула! Я вовсе не желаю искупаться в ледяной воде!

Но Инга уже ткнулась усатой мордочкой в ладонь: погладь меня, человек, не ворчи!

– Ох, беда мне с вами, друганами-меныними братанами! Того накорми, того приласкай, от того убегай! – Сашка погладил нерпу по скуле, распушил ей «усы» и провел рукой по гладкой мокрой шее.

Неожиданно Инга опрокинулась на спину, подставляя живот, и чуть поскребла по нему короткой когтистой лапой: и здесь почеши!

– Ну, ты прям как поросенок у бабы Мани! Может тебе еще картошечки наварить и хлебную корочку в молоке размочить?

Улыбаясь про себя, Сашка почесал нерпе живот и шею. Потрепал по усатой морде и вновь взялся за весла.

Но что это там за кости виднеются среди камней? Гарт причалил к берегу. Подошел.

Скелет моржа, того самого, начисто обработанный благодарными жителями тундры, лежал чуть выше уреза воды, наверное, туда его оттащили медведи. «Князь тихо на череп коня наступил…» От резкого удара ногой череп с небольшими бивнями отделился от шейных позвонков и отлетел в сторону. Сашка поднял трофей и привязал его к плоту. Пригодится.

28. «Navigare necesse est»

Уже под вечер охотник причалил к берегу у самой южной оконечности острова, привязал плотик к большому камню и выгрузил колышки. Инга соскользнула с бревен и ушла в воду. А Сашка увидел остатки корабля.

От шхуны или небольшого зверобойного бота осталась примерно половина, выдавленная льдом высоко на камни. Обломки мачты, расщепленные доски обшивки и остатки шпангоутов выглядели так, будто гигантский дракон перекусил этот парусник пополам, будто неведомый великан разрубил шхуну надвое тупым мечом.

Гарт стал медленно обходить остатки кораблекрушения кругом, и тут из расщелины в досках разбитой рубки вылетела трясогузка.

– Цивить-цивить, цирли-ти-ти! – птичка уселась на обломке мачты и закачалась, укоризненно поглядывая на человека живым черным глазом. Откуда ни возьмись и вторая пичужка – белые щеки, черная шапочка и черная грудка, «цитти-цирли!» – оказалась рядом с первой.

– Не надо мне вашего гнезда! Я совершенно случайно здесь, поверьте!

– Цитти-цитти-цирли! (Ну так отойди подальше, не мешай!)

– А вы откуда взялись тут, на 75-ой параллели?

– Цли-и, цли-и, ти-и! (Из Марокко!)

– Но это ж какая морока – лететь из Марокко!

– Цирли-цирли-цивлить! (Не так уж просто. Но тут – наша Родина!)

– Мое почтение, храбрые пичужки. Ухожу, ухожу!

Гарт заглянул в полуразрушенную рубку. Среди обломков дерева и осколков стекла, тускло отсвечивая латунной набойкой, лежал сорванный с места штурвал.

Сашка осторожно поднял его. Отошел подальше, чтобы не беспокоить птиц, и осмотрел находку. Крепкое дерево изделия все еще держало в себе рукояти, но они уже поддавались нажиму, и Сашка без труда раскачал и вытащил одну. Осмотрел эту державку, отполированную за многие годы прикосновениями человеческих рук, и вставил ее на место: одно к одному принадлежит, пусть будет, как было.

На изогнутой латунной полосе, привинченной к штурвалу шурупами с крупными красивыми головками, легко читалась надпись: «Navigare necesse est, vivere non est necesse».

Сразу вспомнились уроки латыни в институте и многие попытки правильно передать по-русски смысл этого латинского изречения от которого пересыхает в глотке и волосы на голове шевелятся.

«Плавать по морю необходимо, жить не так уж необходимо».

«Жить не обязательно. Плавать по морю обязательно».

«Кто на море не бывал, тот не жил на свете».

«Плавать по морю необходимо, жить необходимости нет».

Последний вариант и был принят за наиболее близкий по смыслу к оригиналу. Но и он не передает всей чеканной гордости, всей высокой жертвенности, всей дерзости изречения Гнея Помпея.

В бытность свою консулом Римской республики Помпей получил от сената полномочия на закупку пшеницы в Африке. В Италии случился неурожайный год, и Рим остро нуждался в хлебе.

Когда корабли были уже загружены и стояли у причалов, готовые к отплытию, неожиданно разразилась буря, грозившая сорвать корабли с якорей и выбросить их на берег. Единственным спасением было презреть опасность и выйти в море. И Помпей обратился к матросам флотилии с короткой речью:

«Мужи римские! Выйти в море необходимо, жить необходимости нет!» И первым шагнул на сходни. И моряки, все как один, заняли свои места у такелажа.

29. Старый костер

«Неужели весь экипаж погиб в ледяной воде или разбился о скалы во время шторма?» – Гарт вспомнил себя самого на гребне стремительно несущейся к берегу прибойной волны, и мороз прошел между плеч.