Лик Архистратига - Александр Холин

Александр не мешал шефу в различного рода словоизвержениях, просто стоял в стороне и продумывал дальнейший ход событий. Но когда Герман уже готов был вцепиться кивающему головой монаху в глотку, Хильшер выступил вперёд и напомнил о себе застенчивым покашливанием.

— Разрешите сказать мне пару слов вашему незатейливому собеседнику? — спросил он шефа.

В ответ на безразличный кивок Фирта и на безнадёжный взмах рукой, Александр произнёс голосом низким, сравнимым разве что с басовыми струнами настоящей концертной арфы, неизвестное заклинание:

— Ар-эх-ис-ос-ур.

Фраза прозвучала в свалившейся ниоткуда тишине, как гром среди ясного неба. Но вышедший навстречу приезжим монах поднял тёмные пронзительные глаза и уставился, не мигая, на европейца. Тот не отвёл взгляда. Напротив, тишину ещё раз прорезал диковинный гортанный звук, издаваемый путешественником:

— Ар-эх-ис-ос-ур. [46]

При этом Александр расстегнул две верхние пуговицы на плотной полотняной рубашке, мешком висевшей у него на плечах, но подпоясанной плетеным кожаным ремешком с прикреплёнными к нему четырьмя брелоками виде разноцветных камушков. Жрец сначала принялся рассматривать камушки, прикреплённые к поясу цепочками. Потом, удовлетворённо кивнув, снова поднял глаза на Хильшера. Грудь европейца украшала, поддерживаемая таким же плетёным кожаным шнурком, как и поясок, миниатюрная деревянная эмблема из красного дерева с изображением обыкновенной ламаистской ритуальной маски с той лишь разницей, что вместо волос лицо маски опутывали змеи.

Монах, как ни странно, тут же упал на землю и поклонился в ноги Хильшеру. Все члены экспедиции были попросту поражены, и пока никто не проронил ни слова. Вскоре монах встал и показал рукой на неприметную дверцу возле огромных резных ворот, которые, вероятно, никогда и не открывались.

Александр застегнул рубашку, поправил плетёный ремешок, кивнул монаху и последовал за ним к воротам. Когда они оба скрылись за дверью, первым очухался Фирт. Закрыв рот, он попытался привести к логистике свершившийся факт, но ничего в его начальственной голове не получалось. Не сводились концы с концами! Остальные участники, даже индус-проводник, не решались прервать ход мудрых мыслей оцепеневшего шефа. Таким его и застал уже вынырнувший из калитки незаменимый помощник.

— Шеф, мы можем ехать, — радостно сообщил Хильшер. — И я спешу вас поздравить с первым вступлением белого человека на таинственную территорию, с которой у нас предстоит долгое общение, знакомство с монашескими мистериями и ещё нечто более важное.

— Но как, Александр? — пытался понять Фирт. — Как вам удалось преодолеть непреодолимый барьер? Ведь за всю историю мира такого не удавалось сделать ни одному смертному?! Тем более, наш пропуск утерян! Я пытался объяснить это монаху, да разве жёлтая скотина что-нибудь поймёт по-человечески!

— Не стоит ругаться, шеф, — улыбнулся Александр. — В этом месте мне, наверное, надо бы сделать скромное послушническое лицо, потупиться и что-то пробормотать, усиленно кивая и кланяясь. Но я этого не умею. Лучше просто скажу, владейте тем, что даёт Бог в наши руки!

Ворота уже открылись. Оказывается, ворота на то и ставят, чтобы они иногда открывались. Даже отдельный человек в своей жизни, полученной в дар от Бога, должен открыть хотя бы одну свою дверь. Сможет ли он её снова захлопнуть да и захочет ли — это другой вопрос. Но вот открыть двери кто-то должен. И на сей раз им оказался европеец!

Охранники монастыря Лхасы стояли вдоль стен, стараясь никак не показывать своего отношения к вновь прибывшим.

Собственно, в охране стояли те же монахи, только у каждого к поясу был привязан плоский широкий меч, а за плечами висел колчан со стрелами и луком. Возможно, в таком месте охранники вовсе не нужны, потому что сама Шамбала не примет абы кого. Владыка этого царства Рудра Чакрин поразит любого, посмевшего проникнуть незаконно или же с подлыми коварными намерениями.

Караван медленно прошёл в ворота, и путешественники непроизвольно начали оглядываться. Ведь за много тысяч лет они оказались первыми европейцами, вступившими владения Лхасы. Их никто не встречал, да они этого и не ждали. За впустившими путешественников воротами оказалось длинное ущелье с подступающими с обеих сторон крутыми скалами. Прямо за воротами виднелись несколько выложенных из крупноотёсанного камня зданий и одно из них даже трёхэтажное. Именно на это строение и указал пальцем монастырский вратарь. Путь паломников лежал только туда.

Путники подошли к трёхэтажке, по архитектуре ничем не уступающее какому-нибудь европейскому офисному центру, но с заметной коррозией углов от погодных условий и отсутствием огромных стеклянных витрин. Вновь прибывших нагнал тот монах, что выходил к ним навстречу и которого, в конце концов, уговорил Александр Хильшер. Монах сразу же подошёл к Герману Фирту.

— Мулов ваших здесь присмотрят, — поклонился монах начальнику экспедиции. — А вам надо бы пройти со мной, поскольку скоро начинается праздник. Мистерию не будут откладывать, поэтому необходимо быть готовым.

— К чему готовым? — спросил Герман.

— Там увидите. Пожалуйте сюда, — монах показал на крутую лестницу, из подъезда дома уходящую не на верхние этажи, а прямо в подвал. — Ваши спутники пока отдохнут. Их здесь накормят и к празднику, думаю, они тоже будут готовы.

На том и остановились. Пока остальные участники экспедиции размещались в верхнем этаже здания, взойдя по лестнице, находящейся, как ни странно, в торце строения, Герман Фирт спустился в подвал за идущим впереди монахом.

Тяжелая бронзовая дверь впустила их в узкий подвальный коридор, по стенам которого были развешены горящие факелы. Но духоты никакой не наблюдалось. Наоборот, лёгкий пещерный сквозняк свободно гулял здесь, значит, под наземным строением существовал целый лабиринт коридоров, гротов и шахт.

Пол первого коридора полого уходил ещё глубже, но скоро вывел в огромное помещение. Свет в подземной пещере тоже поддерживался огнём, пылающим в огромных каменных поставцах, расставленных возле стен. В самом центре пещерного зала стоял треугольный мраморный постамент, который вполне можно было назвать алтарём. На него откуда-то сверху из уходящих в темноту пещерных сводов падал вертикальный луч солнечного света, в котором ясно видна была воздушная взвесь, что для подземного грота походило на диковинку. Впрочем, это же первое подземное помещение того таинственного царства, куда пути для белых были пока что закрыты. Неизвестно, что можно увидеть в других подземных гротах.

Вокруг треугольного алтаря тоже треугольником стояли монахи. Герману предложили подойти к алтарю и обе руки возложить на его холодный белый мрамор, как раз по обе стороны от падающего сверху солнечного лучика. Фирт послушно выполнил приказ, но некоторое время ничего не происходило. Вдруг в заполнившей пещерное пространство тишине раздался трубный голос, доносящийся откуда-то сверху. Казалось, глас проникает в пещеру вместе с солнечным лучом и, разбившись об алтарь, разделяется на тысячи мелких отголосков, растекающихся по углам пещеры.

— Ом-ла-махла-ха-шар, Ом-ла-махла-ха-шар, — прокатилось по подземелью.

Чьи-то руки, вынырнувшие из темноты, поставили на алтарь бронзовый потир, [47] до краёв наполненный тёмной жидкостью, играющей под световым лучом бордовым оттенком. По другую сторону треугольного алтаря снова возник один из монахов, произнёсший уже на чистом немецком, даже немножечко с баварским акцентом:

— Выпей эту чашу и мудрость войдёт в тебя.

Фирт бросил взгляд на говорящего, ничем не отличающегося от остальных насельников монастыря, даже лицом. Казалось, все местные жители слеплены одним художником из одного куска глины. К тому же, нацепивших на себя одинаковые маски. Кстати, у Александра на груди оказалась копия ритуальной маски, за счёт которой привратник пустил их в монастырь! Но его монахи увели куда-то в другое помещение. Ладно, там видно будет.

— Выпей чашу мудрости, чужеземец, — повторил монах. — Выпей, не бойся, ибо мудрость очистит твоё тело, и ты поделишься крупицами своего знания с энергией Вселенной, дающей тебе право на существование.

Герман взял обеими руками потир, поднёс к губам. Запах у жидкости был чуть солоноватый, но в то же время отдающий тяжёлой сладостью. Монахи снова принялись читать мантру, и под стройное журчание их голосов Фирт выпил предложенную ему чашу. До дна.

Но, уже осушив полностью сосуд, он понял, что жидкость в потире была не простой и немец надсадно закашлялся. Ему пришлось выпить тёплую, казалось, только что нацеженную из живого тела кровь. Сознание сначала где-то восстало, чуть ли не возмутилось, но удушающая сила выпитой крови, разливаясь по телу, глушила, топила и опутывала непроницаемым смирением возникающие в сознании возмущения. Во всяком случае, человек только на какое-то время стал безволен, потому что волна жизненной великой силы, перерождённой из капель выпитой крови, разлилась по телу паломника. Герман чувствовал себя настоящим грифом-стервятником, парящим высоко над землёй и знающим, что только от его полёта зависит жизнь человечья.