На волне космоса - Рэй Брэдбери

— Точно, дядя Дональд! — воскликнула Тавия.

Он укоризненно покачал головой.

— Ай-ай-ай! Боюсь, моя дорогая, что ты никогда не достигнешь высот исторической науки. Ты недостаточно тщательно работаешь. Слово «точно» было в ходу не в шестидесятых, а в сороковых годах двадцатого века. И даже тогда, если мне будет разрешено сделать такое замечание, оно не считалось особенно элегантным.

Ожидаемый инцидент со стрельбой произошел примерно неделю спустя. Трое мужчин, наряженные в более или менее убедительную имитацию одежды сельскохозяйственных рабочих, подошли к нашему дому. Тавия узнала одного из них в бинокль. Когда я с ружьем в руках появился на крыльце, они попытались спрятаться в огороде. Я выстрелил дробью — на большом расстоянии, — и один из них заковылял.

После этого нас оставили в покое. Некоторое время спустя мы с Тавией занялись вопросами подводной радиосвязи — удивительно простая штука, когда тебе объяснят принцип, — и я подал заявку на патент. Затем мы занялись передачей изогнутым лучом.

Тавия торопила меня с этим. Она сказала:

— Понимаешь, я не знаю, сколько у нас осталось времени, дорогой. Я все время пытаюсь вспомнить, с тех самых пор, как прибыла сюда, какая дата отправки стояла на твоем письме, и — не могу! Хотя отлично помню, что ты ее подчеркнул. Мне известно, что есть сведения о том, будто первая жена ушла от тебя… «Ушла», какое ужасное слово! Словно я по собственной воле когда-нибудь… Но там не было написано, когда именно. Так что мне надо как следует тебе все объяснить об изогнутом луче, потому что, если ты этого не изобретешь, произойдет страшный хроноклазм!

А затем, вместо того чтобы взяться за дело, как она сама и предлагала, она задумалась.

— Признаться, я уверена, что так или иначе хроноклазм все же произойдет, довольно страшный хроноклазм. Видишь ли, у меня будет ребенок.

— Ну да! — воскликнул я в восторге.

— Что значит «ну да»? У меня будет ребенок. И я волнуюсь. По-моему, этого еще никогда не случалось с путешествующими историками. Если бы дядя Дональд узнал, он бы страшно разволновался.

— К черту дядю Дональда! — сказал я. — И к черту хроноклазмы! Сейчас мы это отпразднуем, моя дорогая!

Быстро пролетали недели. Мне уже выдали предварительные патенты. Я уже хорошо знал теорию передачи энергии изогнутым лучом. Все шло прекрасно. Мы обсуждали будущее: назовем ли мы его Дональдом или ее Александрой; когда начнут поступать гонорары; сколько будет стоить Бегфорд-холл; как смешно будет слышать обращение «леди Ляттери»… Ну и тому подобное.

А затем настал декабрьский день, когда я вернулся домой из Лондона после беседы с одним промышленником и не застал ее…

Ни записки, ни одного прощального привета. Просто распахнутая входная дверь и в комнате опрокинутый стул…

О Тавия, моя дорогая!..

Я начал это писать, потому что меня все еще мучает совесть насчет того, этично или нет не быть изобретателем собственных изобретений. Мне казалось, что таким путем я смогу это выяснить. Я написал все и понял теперь, что «выяснить» — это не совсем подходящее слово. По правде говоря, я предвижу, сколько возникнет осложнений, если я изложу истинную причину своего отказа от титула. Пожалуй, я ничего не скажу, а просто приму титул, когда мне его дадут. В конце концов, если вспомнить, сколько было изобретено вещей «по вдохновению», я начинаю думать: а не поступали ли другие до меня точно так же?

Я никогда не претендовал на полное понимание взаимосвязей и взаимозависимостей описанных событий, но я твердо знал, что по крайней мере одно я должен обязательно сделать: не только потому, что боялся вызвать какой-нибудь «страшный хроноклазм», а потому, что, если бы я этого не сделал, мне бы казалось, что всего этого никогда и не случалось. Поэтому я должен написать одно письмо.

Сначала конверт:

«Моей праправнучатой племяннице мисс Октавии Ляттери. Вскрыть в день ее совершеннолетия — 6 июня 2136 года».

Затем письмо.

Дата. Дату надо подчеркнуть.

«Моя милая, далекая, прекрасная Тавия!

Моя дорогая…»

Элвин Уайт

В час досуга

С машиной в руках в бар вошел человек, и почти все мы взглянули на него поверх своих стаканов, потому что никто из нас никогда не видел ничего подобного. Человек поставил свою ношу на стойку рядом с пивным краном. Она заняла чертовски много места, и было видно, что буфетчику не слишком понравилось соседство этого прибора, большого и нелепого.

— Два сода-виски, — сказал человек.

Буфетчик продолжал сбивать коктейль, очевидно пытаясь понять, чего хочет посетитель.

— Вам двойную порцию? — спросил он немного погодя.

— Нет, — сказал человек, — два стакана сода-виски, пожалуйста.

Он глядел на буфетчика в упор, не то чтобы очень враждебно, но и не слишком дружелюбно.

Долгие годы обслуживания завсегдатаев баров выработали у буфетчика своеобразное чувство угодливости, и тем не менее угождать новому клиенту ему не хотелось, да и машина не вызывала особой симпатии — это было очевидно. Буфетчик взял дымящуюся сигарету, до поры лежавшую на краю кассы, затянулся и задумчиво положил ее обратно. Потом он налил две порции виски, наполнил два стакана водой и небрежно сунул все это под нос человеку с машиной. Посетители наблюдали. Когда в баре случается хоть что-нибудь нарушающее привычный порядок, интерес к событию тотчас завладевает всеми посетителями и сплачивает их.

Человек не показал и виду, что чувствует себя в центре внимания. Он положил на стойку пятидолларовую бумажку. Потом он проглотил виски и запил его водой. Открыв какую-то маленькую отдушину в машине (похожую на воронку для заливки горючего), он влил туда другую порцию виски, а затем и воду.

Буфетчик угрюмо наблюдал за ним.

— Не смешно, — сказал он ровным голосом. — И потом ваш приятель занимает слишком много места. Поставьте его на лавку возле двери и освободите стойку.

— Здесь хватит места всем, — отрезал человек.

— Я не шучу, — сказал буфетчик. — Поставьте эту чертову штуковину возле двери, я сказал. Никто ее не тронет.

Человек улыбнулся.

— Вы бы видели ее сегодня днем, — сказал он. — Она была великолепна! Сегодня был как раз третий день турнира. Только представьте себе — три дня непрерывного обдумывания! И играть пришлось против лучших шахматистов страны. В начале партии она получила преимущество; потом в течение двух часов великолепно развивала успех и закончила игру, загнав короля противника в угол. Неожиданно сняла коня, нейтрализовала слона, и все было кончено. Вы знаете, сколько денег она выиграла за три дня игры в шахматы?