Отмели Ночи - Эрик Ластбадер

— Скажи ей, что я был здесь.

На лице Мацу промелькнула тень улыбки.

— Хорошо, — кивнула она. — Скажу. Дверь за ним тихо закрылась.

Пасмурный сумрачный день. Дождь зарядил еще пуще и барабанил теперь по навесам уличных ларьков. Ронин завернулся в плащ. Небо над городом было светлее, но в отдалении клубились зловещие тучи.

Впрочем, людей на улицах меньше не стало. Повсюду, куда ни глянь, пестрели зонты из промасленной рисовой бумаги.

Ронин остановился у ларька на улице Блессант, чтобы съесть риса и выпить чая, а заодно и узнать, как лучше добраться до города за стенами. Ему было как-то не по себе, желудок крутило и совсем не хотелось есть. Он только выпил зеленого чаю, прислушиваясь к тоскливой капели дождя на скудном навесе ларька.

По улице Блессант он добрался до улицы Королевского Ножа, оказавшейся настолько запутанной и извилистой, что временами ему казалось, будто он идет в противоположную сторону от склона горы.

Он увидел грязного попрошайку, распростертого на мостовой. Лишь миновав неподвижное тело, Ронин понял, что нищий мертв. На смерть в Шаангсее не обращают внимания, говорил ему Тиен. Во всяком случае, на большинство ее разновидностей. Эти невеселые думы сами собой привели его к мысли о смерти Са.

Еще не задав вопроса Мацу, он уже знал, что зеленые здесь ни при чем. Вонь до сих пор еще стояла у него в носу. Но даже если бы он пришел позже, когда запах уже выветрился, он все равно бы понял, что к чему. Точно так же умер Г'фанд в Городе Десяти Тысяч Дорог. Са убил Маккон.

Но почему? Почему? Ронин чувствовал, что это действительно очень важно. Отыщи он ответ... но ответ ускользал от него.

Улица Королевского Ножа завернула наверх. Старые, запыленные лавки заметно поредели, чаще стали попадаться промежутки между домами. Поначалу это были лишь грязные проулки, в которые сваливали отходы и всякий мусор. Но постепенно, по мере того как Ронин поднимался все выше, просветы между домами делались шире. Это были уже настоящие пустыри, заросшие бурьяном и пихтами, гибкими и высокими. Их тонкие темно-зеленые верхушки покачивались на ветру.

Менялся и облик самих построек. Здесь было больше кирпичных домов в достаточно приличном состоянии. Различные архитектурные стили делали их непохожими друг на друга.

Однако люди попадались довольно редко, и Ронину пришло в голову, что это — единственное место в Шаангсее из тех, в которых ему до сих пор пришлось побывать, где было не так многолюдно.

Стояла жутковатая тишина. Ронин вдруг понял, что ему не хватает гвалта и сумятицы толпы, круговерти перемешавшихся запахов жизни и смерти, всеобъемлющего и таинственного ощущения сопричастности к другим людям.

А еще Ронина поразила странная неестественность этих домов, и он почему-то вспомнил слова Мацу: «Они перевернули страну». Этот Шаангсей казался совсем другим, более чистым и целостным. Ронину даже подумалось, что здесь — среди домов с колоннами, с лепными и коваными украшениями — отвергнуты естественные краски и вкусы этой земли, оставшиеся внизу, у подножия горы; что здесь отчетливо виден характер легионов риккагинов из дальних краев, захвативших эти земли, разжиревших на богатствах Шаангсея.

Преодолев последний подъем улицы Королевского Ножа, Ронин вступил под прохладную тень города за стенами. Высота стены составляла примерно шесть с половиной метров, а выложена она была из громадных блоков желтого камня, подогнанных настолько искусно, что он с трудом различал стыки между ними. Массивные металлические ворота были распахнуты внутрь, но путь преграждала металлическая решетка.

В воротах стояли люди в лиловых стеганых куртках и широких черных штанах, вооруженные изогнутыми, с одной режущей кромкой мечами и метательными топорами с короткими ручками. У них у всех были миндалевидные глаза и длинные, смазанные маслом волосы, заплетенные в косы.

Плотный, плосколицый воин с широким носом вышел вперед и открыл решетку.

— Зачем ты пришел в город за стенами? — спросил он у Ронина. — Ты часом не новый закупщик?

В облаке сладкого дыма появился еще один воин. Вынув трубку изо рта, он изучил Ронина пристальным взглядом из-под тяжелых век.

— Нет, я хочу, получить аудиенцию в Муниципальном Совете.

Плосколицый захохотал и удалился.

— Они не примут тебя, — сказал второй, посасывая трубку.

— Почему? У меня очень важное дело.

Выпустив струйку дыма, человек лениво повернулся и указал трубкой на тихие улицы города за стенами, окаймленные густыми рядами деревьев. Большие, величественные дома с плоскими крышами, террасами и ухоженными лужайками.

— Здесь живут жирные хонги, владельцы факторий, и холеные чиновники Шаангсея. Живут и накапливают деньгу, вдали от людских глаз и в относительной безопасности — за отдельную плату.

— В безопасности от кого?

Черные немигающие глаза оглядели Ронина с головы до ног.

— От Шаангсея.

Воин попытался затянуться, но трубка потухла. Он выбил ее о стену и принялся заново набивать табаком из кисета, который достал из кармана своей стеганой куртки.

— Никто не бывает в Муниципальном Совете, дружище. — Глаза у него неестественно блестели. — Никто.

Дождь так и шел. Мрачновато блестели скользкие мокрые мостовые. Деревья шумели на ветру, а где-то сладкозвучно пела птица, затерявшись среди коричневых ветвей и зеленых листьев.

— Где здание Совета?

Человек с темными глазами вздохнул.

— По этой улице налево. Второй поворот.

Он спрятался под навес.

Эхо от мраморных стен. Тихие вздохи. Непрекращающийся шепот. Негромкий стук каблуков.

Холодный зал без колонн, без каких-либо украшений. Из обстановки — только низкие, широкие скамьи без спинок из того же розового с черным мрамора.

Он шел через зал, и его шаги отдавались эхом.

Он прошел мимо безмолвных посетителей, сгорбившихся на скамьях. Что-то в них было странное: они производили впечатление людей, которые просидели здесь так долго, что уже забыли о цели своего прихода. Но они все еще ждали чего-то, хотя надежда дождаться давно улетучилась.

Мраморный стол, закругленный по углам и массивный, служил надежным щитом для сидевшей за ним женщины. Хотя у нее были такие же черные волосы и миндалевидные глаза, как и у большинства жителей Шаангсея, ее лицу не хватало тонкости, а выступающие скулы говорили о том, что в ее жилах течет нездешняя кровь. Она прекрасно осознавала, что ее светлые глаза и квадратный подбородок производят впечатление силы, и манера говорить у нее была соответствующей.

— Слушаю вас, господин. Прошу изложить ваше дело.