Сомнительная версия - Юрий Вигорь

— Ну вот, мы к вам с полным доверием, Никита Федорович, а вы дурака из себя строите, — хмыкнул Байбаков. — Этот человек, выдавший себя за Белорыбицына, а прежде за Жучкова, такой же артист, как и вы. Гастролер. И дело его весьма похоже на ваше, одна и та же, как говорится, география и приемы. Вот и пошевелите извилинами, вспомните. Это в ваших же интересах.

— У меня интерес теперь один — отбыть срок и начать честную трудовую жизнь, как у всех людей… — затараторил Артюшкин. — Я ведь, сами знаете, семейный человек, двух детей надо воспитывать…

— Все это само собой разумеется, — остановил его Байбаков. — Но перейдем все же к делу. Итак, поговорим о Белорыбицыне…

— Выходит, раскалываете меня на самопризнанку? Еще одно дело хотите навесить за чужие грехи? Я ж говорю вам… Один был тогда, и точка.

— Вот чудак человек, никто не собирается вменять вам в вину чужие грехи. Скажите честно: где и когда встречались с ним?

— Он что же, заявил на следствии, что работал со мной в паре?

— Об этом потом. Ответьте сперва на вопрос следователя.

— Гражданин начальник, не надо меня толкать, как телегу в мешок. «Знаю, не знаю я его». Что мне, из-за этого легче жить станет? Срок убавят? Нет же.

— Никто вас никуда не толкает, а проявились дополнительные материалы по совершенному факту преступления и надо вас снова допросить. Боитесь вы его, что ли?

— Это я-то? — вскинул Артюшкин бровями, и на его шее вздулись вены. — Мне бояться нечего, терять тоже. Ладно, гражданин следователь, не будем гонять порожняк. Ну, похожа эта карточка на одного человека, но я с ним никогда не работал. Сделал ему одну услугу как-то и не больше. Фамилия? Вы же сами назвали — Жучков. То ли жена прежняя, то ли любовница живет у него в Тирасполе. Сынишка у них. Подкидывает ей время от времени деньжат почтовыми переводами. Картежник он заядлый, по-крупному любит играть. Ну как-то раз я ему и продулся, такое дело. А капусты маловато, чтоб рассчитаться. Он и предложил мне сделать одолжение, съездить в Кишинев и передать пакет. Когда? Весной, в прошлом году. Адрес? Где живет, не знаю. Она буфетчицей в Кишиневе. На железнодорожном. Валентиной зовут. Лет тридцать пять, не больше. Чернявая, пухлая, смазливая бабенка. Через сутки работает.

— А что было в пакете?

— Ей-богу, не знаю.

— Так уж и не полюбопытствовали?

— Говорю же — нет. Он мне долг простил, с меня довольно.

— Расспрашивала вас о нем Валентина?

— Перекинулись парой слов и разошлись, как две пары ботинок в толпе. А через неделю он меня сам нашел. Квиты, говорит, выручил… А что, гражданин следователь, против него есть серьезные улики? Я же не знал даже, что в том пакете. Судимости? Не знаю. Сами понимаете, лишнее любопытство нам вроде ни к чему. Потом себе же дороже станет.

Капитан Петряев делал какие-то пометки в своем блокноте. После поездок в два района становилось очевидным, что мошеннические операции здесь и в Москве совершены одним и тем же преступником. В трех колхозах его опознали по фотороботу. Теперь, если верить Артюшкину, есть возможность установить конкретную личность. Найти эту Валентину не составит труда. Можно будет после дознания объявить всесоюзный розыск. Присовокупят материалы следствия на Украине, и расследованием будет заниматься Петровка. Но Артюшкин определенно что-то недоговаривает. Да ему и резон по факту преступления взять всю вину на себя. Но даже если подлинная фамилия этого Белорыбицына станет известна, где его сейчас искать? По отправлению почтовых переводов? Так ведь с любой станции проездом мог отправить. Ждать, когда выплывет новая афера? Следствие, чего доброго, зависнет в воздухе. И может, на неопределенный срок.

По раскрытому преступлению Артюшкина все было вроде бы очень просто: приехал в Черкасскую область якобы с полномочиями от Ивановской кооперации закупить излишки яблок и всего прочего, что смогут предложить. Взамен он представил липовые доверенности и обещал шифер и кровельное железо. Когда договорились с местным председателем райпо, он убедил его дать продукты самовывозом. Остановил на трассе попутный трайлер, посулил три сотни водителю и через час подогнал к складу. А вечером, при проверке, машину задержал дорожный контроль. Артюшкин попробовал улизнуть, но ему помешал сам же водитель. Где и как намеревался Артюшкин реализовать яблоки, тридцать бочек капусты и полторы тонны молотого красного перца, оставалось загадкой. На следствии заявил, что собирался перегрузить в другую машину с прицепом и сбыть в какую-нибудь заготконтору, неважно, где именно. Но на самом-то деле конечно же у него была предварительная договоренность. Определенно кто-то направлял его действия. Самому Артюшкину такую операцию вряд ли провернуть. Экспертиза установила, что оттиск печатей на его доверенностях был аналогичен тем же, что и у Белорыбицына — Жучкова.

— Значит вы с Жучковым после того не встречались? — спросил Петряев.

— Говорю же — нет.

— Тогда как объяснить идентичность печатей на ваших доверенностях и документах, что оказались у него?

— Купил. Он с меня полторы тысячи за них взял.

— Почему же вы на следствии заявили, что нашли их в потерянном кем-то портфеле?

— Ну, он нашел, а не я. В конце концов, какая разница? Действовал-то я один. Он и не знал, куда я поехал. Я так понимаю, гражданин следователь, что он где-то подшумел, а вы теперь ищете концы? Но я-то тут при чем? За мной, клянусь, никаких хвостов нет. Подделкой документов, изготовлением разных там печатей ни в жисть не занимался. Я же по профессии сантехник, сами видели, что честный трудовой путь у меня тринадцать лет… А тут польстился по глупости и сразу попался. Вторая судимость, и, клянусь, последняя, — бил он себя в грудь огромным красным кулаком.

— Ладно, Артюшкин, мы еще вернемся к разговору с вами, подумайте хорошенько. А сейчас идите работать, — кивнул Петряев. Когда закрылась дверь, он проговорил в задумчивости: — Определенно Белорыбицын — Жучков использовал его в своих интересах. Сам вышел сухим из воды, а этого дурака подставил. Ну да рано или поздно все обнаружится.

8

Утром, после заседания членов-пайщиков «Пробуждения», Белорыбицын с Антюхиным уже катили на юг. Белорыбицын еще загодя предупредил его: шеф срочно велел ехать в командировку. Перекрестная ревизия. Уже и билеты взял в СВ.

Свой черный японский дипломат с шифром на замках он упрятал в новую объемистую дорожную сумку. Когда поезд остановился в Киеве, Белорыбицын схватил ее и помчался на вокзал, велел Антюхину не выходить из купе, а сам направился в автоматическую камеру хранения. Яков решил зайти на пару минут в буфет за свежим пивом и увидел, как Белорыбицын торопливо запихивает в крайнюю справа ячейку дипломат.

«Ну и шустрец! — думал он, возвращаясь назад. — Этот, пожалуй, еще хлеще, чем Синельников, будет. Вот уж везет мне, прости господи, на проходимцев. Опять вляпался. Как же у него трудовую книжку забрать, унести ноги подобру-поздорову? Денег ведь ни копья, если не считать мелочи. Совсем он за дурика меня принимает, что ли? Сейчас, поди, хочет втянуть в какую-то новую авантюру. Покаяться, заявить в милицию? Ведь скажут — соучастник. Подсоблял! А я пока опомнился да разобрался во всем — уже поздно. Засудят, определенно засудят. Ведь такие деньги! Подумать страшно».

Размышляя таким образом, он сидел в купе, хмурый, позеленевший, и неторопливо цедил теплое пиво.

Белорыбицын успел заскочить на почту, отбил две телеграммы и вернулся к самому отходу с фруктами и бутылкой французского коньяка, поставив его с демонстративным видом на стол.

— Чего пригорюнился, Яков Александрович? Завтра доберемся в Кутаиси, снимем в гостинице номер и денек перед ревизией отдохнем, поездим по городу, посмотрим достопримечательности. Хачапури, джонжоли, лобиани… Кормить там умеют в ресторанах — пальчики оближешь.

— Домой я решил вернуться, отдай трудовую книжку, — с дрожью в голосе сказал Антюхин. — Долг я свой отработал. Мне бы только на обратный билет, в Калугу добраться. Ты уж сам на эту ревизию езжай.

Белорыбицын присвистнул от удивления и выжидательно уставился на него, держа в руке откупоренную уже бутылку.

«Неужели он выходил за мной следом и подглядел?» — обожгла нехорошая мысль. Брови на его лице напряглись, глубокая складка на лбу чуть порозовела, что не предвещало ничего хорошего.

— Я пить не буду, не наливай, — бормотал Яков.

Он мучительно размышлял, стоит ли ему завести сейчас откровенный разговор и выплеснуть в открытую все, что он думает. «Нет, с таким типчиком рискованно, пожалуй, — предпочел он поостеречься. — Пусть уж считает меня за лапотника, верит, что обвел вокруг пальца просточка-недоумка. А то еще пристукнет, поди, ненароком и сойдет на следующей станции. С него станется. Был Яков, а станет поживка для раков».