Фархад и Евлалия - Ирина Горюнова

– Иначе что? – посмотрела на нее Лала.

– Иначе ты сама будешь сожалеть о том, что не смогла проводить отца в последний путь достойно. Мы, люди не такие уж близкие Алексею Николаевичу, переживем, а вот ты сама – нет.

Евлалию настолько поразила эта фраза Елены Капитоновны, что она не стала отвечать сразу. Откуда эта старая высохшая карга, мучившая ее на протяжении нескольких лет, может знать про нее столько? Как и каким образом оказалась мудрой до такой степени, чтобы унять ее одной фразой, не снисходя до банальной перебранки? Или воистину в ней бродили какие-то дворянские гены далеких предков, проявившиеся вдруг в нужный момент?

– Вы правы, Елена Капитоновна, – примирительно сказала Лала. А потом по-детски беспомощно добавила: – Я больше не буду.

После поминок Лала поехала в отцову квартиру. Сидела на диване, листала старый детский альбом. Вспоминала. Свое золотое сусальное детство, бедное, нищее, но трогательно-нежное тем самым абрикосовым пушком падающих под копыта овцам плодов. Черно-белые фотографии хранили настроение тех лет, но лишь подтверждали: прошлое мертво, к нему нет возврата. Надо жить дальше. Чем? Федор настойчиво предлагает попытаться наладить отношения. Он сильно изменился. Загорел. Стал более собранным. Изменился внутренне. В нем появился стержень, которого раньше не было. Жаркое солнце Дели иссушило его лицо, прорезав тонкую сеть едва заметных морщинок, и сделало Федора более привлекательным. Елене Капитоновне отсутствие сына тоже пошло на пользу. Вон как она сегодня разошлась… Выдала Лале по первое число и глазом не моргнула! Правильно, в общем, поступила. Надо будет с ней как-нибудь поговорить по душам. Судя по всему, игры закончились. Наступило время рутинной реальности. Что ж… Фархад оказался романтической историей в духе женских романов, но все такие сказки рано или поздно заканчиваются. Уехав в паломничество в трудный для Евлалии момент, он сам выбрал свой путь. Да и последние его разговоры о мусульманстве были для Лалы излишними. Возможно, религия – неплохо, но очень непривычно. А потом: «Каждый сверчок – знай свой шесток», то есть каждому своя вера или безверие. Фархад хотел жениться по мусульманскому обряду, но Лала не готова была принять его веру, у нее и своей-то, по сути, не было, а уж примерять чужой наряд и вовсе глупо.

Ночные сумерки словно зашторили окно плотным мраком. Внизу дожидался Федор, желавший довезти Лалу до дома. Признаться, ей была приятна эта мужская ненавязчивая забота. Время меняет человека, каждого по-своему. У кого-то появляются глубокие носогубные складки, второй подбородок, мешки под глазами, редеют волосы, другого время дарит благородством зрелых черт, буддистски мудрым взглядом и посеребренными висками. Евлалия спохватилась: надо идти. Федя не заходит, деликатничает, а сам устал не меньше ее. Столько всего сделал.

Евлалия аккуратно положила альбомы на место, оглядела скромный интерьер родительского жилья и вышла в коридор. Надевая сапоги, подумала: «И я за это время ни разу не предложила ему купить что-то из мебели или съездить в санаторий. А ведь могла бы. Но все моя обида съела. Сожрала, схавала, слупасила меня, выгрызла изнутри. И я ничего не попыталась изменить. Может быть, надо было не защищаться от него, а наоборот, открыться, показать ему свою любовь? Может, тогда он сбросил бы с себя неудавшееся амплуа и изменился? Теперь уже не узнать».

Лала тихо прикрыла дверь квартиры и вышла. На лестничной клетке дрожал маленький невзрачный серый котенок.

– Привет, приблудыш, – обратилась к нему Лала, присев на корточки. – И откуда ты взялся?

Тот жалобно запищал, жалуясь на нелегкую судьбу. По-младенчески ясные голубые глазенки доверчиво смотрели на Лалу.

– С тобой все ясно, – резюмировала она и, распахнув дубленку, засунула находку за пазуху. – Будем считать тебя божьим даром.

Федя ошарашенно смотрел на идущую к нему с радостной улыбкой Лалу. Она сияла так, словно только что выиграла миллион и, опережая расспросы, торопливо заговорила:

– Не удивляйся, Федя, мне тут высшие силы подарок подбросили, вернее, он сам пришел и сказал, что хочет остаться, – пояснила она, еще больше запутав ситуацию.

– С тобой все в порядке? – осторожно поинтересовался муж.

– Ага.

– Поедем домой? Тебе поспать надо.

– Поедем, только сначала давай заглянем в супермаркет. Мне чем-то надо нового жильца кормить.

– Какого еще жильца? – удивился Федор.

– А вот этого, – ответила Лала и продемонстрировала урчащего котенка.

– Уф, я уж было испугался, не повредилась ли ты в уме, – выдохнул Федор. – Слава богу, ошибся.

– Еще как.

– Это мальчик или девочка?

– Откуда я знаю, – хмыунула Евлалия. – Я ему под хвост не заглядывала.

– Тогда позже разберемся, как его называть.

– Эй, это мое дело! – возмутилась Лала. – Мы с ним сами нашлись.

– Не спорю! – сдаваясь, поднял руки Федор. – Просто надо знать, в какую сторону мыслить: инь-ян, так сказать.

– Федька, ты такой смешной! – расхохоталась Евлалия и чмокнула его в щеку.

– Я не смешной, я умный! – важно произнес Федор и залихватски подмигнул.

– Тогда я назову его в твою честь!

– А если это девочка?

– Будет Федорка.

Федорка топталась на Лалином животе и радостно мурчала. Она категорически отказывалась слезать с новоиспеченной хозяйки, а уж тем более спать в какой-то непонятной коробке. Раз за разом она упорно вылезала оттуда и важно шествовала, задрав хвост, на свое законное, по ее мнению, место. «Законных мест» было два: живот и голова. Лале пришлось смириться и признать право выбора за упрямицей, уж очень хотелось спать. Так они и заснули.

Наутро Лала с удивлением обнаружила, что все ее дурное настроение испарилось, буквально ушло коту под хвост. Вернее, кошке. По всему телу разлились бодрость и благодушие. Хотелось немедленно куда-то бежать и что-нибудь делать. Федя гремел на кухне посудой. Оттуда тянулся дразнящий запах кофе.

– Вставай, соня! – проговорил Федя, входя в комнату. – Я там горячие бутерброды приготовил и кофе. Какие планы?

– Хочу квартиру отца разобрать. Поможешь?

– Без вопросов. Вы с Федоркой дивно смотритесь вместе.

Котенок словно почувствовал, что говорят именно о нем. Он потянулся и сладко зевнул, обнажив крохотную розовую пасть и острые белые зубки. Муркнув для приличия, Федорка сделала кульбит и, приземлившись на все четыре лапы, деловито отправилась исследовать пространство в поисках еды.

Лала посмотрела на Федора и улыбнулась, подумав в очередной раз о том, как сильно он изменился. Теперь он совершенно ее не раздражал, скорее наоборот. Она испытывала к нему чувство, как к очень дорогому и близкому человеку, как к родному брату.