Сын президента - Фэй Уэлдон

— Это была неправда, — повторила Изабел следом за сыном.

— Пора просыпаться? — спросил Джейсон.

— Нет. Поспи еще, — сказала она, и, в кои-то веки послушавшись, он уснул и спал крепким мирным сном, пока не настало время для его обычного утреннего вопля, пятиминутной передышки, а затем шума и суматохи, которыми он начинал свой день.

21

— Правду? — Элфик казался удивленным. У Изабел были заплаканные глаза, в лице — смятенье, бессвязная речь. Они сидели вдвоем в просмотровой кабине, объединенные общими интересами, общими трудностями, которые сплачивали самых, казалось бы, несовместимых людей. На экране бушевало половодье, роились пчелы, кишели муравьи.

— Странно искать правду на телевидении, еще более странно говорить правду с экрана.

В программе участвовали ученый, который полагал, что противопаводковое заграждение на Темзе скорее приведет к затоплению Лондона, чем к его спасению, и брался это доказать; женщина, предсказывающая будущее по поведению муравьев, и человек, который кормил пчел краской и получал цветной мед. Слишком много насекомых для одной передачи — это сразу бросалось в глаза и было очевидно для всех, кроме Элис, ассистентки Изабел. Жена Элфика ушла от него, и с тех пор он не пил и был верен ее памяти, хотя раньше отнюдь не был верен ей самой. Во всяком случае, он перестал забирать с собой Элис в свою лондонскую квартиру. Их связь, так и не получившая официального статуса, обращалась в ничто; Элис пришла в полную растерянность, была не в состоянии ни на чем сосредоточиться и вызывала жалость всех окружающих, кроме, казалось, самого Элфика.

— Если и дальше так пойдет, — заметил он, обращаясь к Изабел, — придется сделать Элис продюсером. Выгнать ее нельзя по контракту, а мы не можем примириться с такой работой, единственное, что остается — это повышение. Именно так и повышаются по службе: пена, которую подбрасывает кверху в то время, как настоящее сусло бродит и дает пиво. — Говорил он спокойно, без всякой враждебности. Словно — так казалось Изабел — просто спустил Элис на ступеньку ниже — в ряды своих врагов, тех, кто мешал его намерениям и срывал его планы.

— У тебя что — синяк? — спросил он, вглядываясь в нее, потеряв свою отчужденность.

— Да.

— Кто?

— Муж.

— Интересно, — сказал Элфик. — Сходи в гримерную, они подправят тебя хоть немного, и ты меньше перепугаешь и удручишь всех остальных. Программа этой недели и так наводит тоску, ни к чему еще и тебе добавлять.

Элфик снова переключил внимание на экран, с которого муравьи махали ему жвалами.

— Не думаю, чтобы ты так уж стремилась к правде, — сказал Элфик. — Как и все, почти все мы. Все мы верим в приятные сказки, будто нас любят, будто мы кому-то нужны и кто-то не может без нас обходиться.

— Ты просто злишься, — сказала Изабел, — потому что от тебя ушла жена.

— А ты хочешь сказать правду по телевидению, потому что муж посадил тебе синяк. Какую именно правду ты намерена сообщить, Изабел?

— Меня слушают миллионы, — сказала она. — Мне всего-то и надо — обратиться к ним и сказать правду.

Элфик рассмеялся.

— Ты хочешь объявить о раскрытом тобой заговоре? Премьер-министр — тайный агент КГБ? Би-би-си — под руководством китайской Тройки? Страна по горло сыта разоблачениями. Ты только потеряешь работу, Изабел, и уважение миллионов. На тебя приклеют ярлыки: ненормальная, истеричка, самовлюбленная эгоистка.

— Но ты же не знаешь, что я хочу сказать, Элфик.

— Ходят слухи, — проговорил он и поставил на этом точку, лишь добавив, что, если она хочет обратиться к любителям животных с призывом бороться за демонтаж дамбы на Темзе, он не возражает. Собаки и кошки больше всех страдают при наводнениях, и вопли и слезы по этому поводу являются одной из немногих социально приемлемых форм истерии.

Пчела обратила к Изабел свой сложный, состоящий из множества фасеток глаз. Электронный аппарат для микрофотосъемки увеличил изображение, и стало видно, что на ободке глаза пасутся крошечные белые полупрозрачные паразиты, радостно размахивающие малюсенькими членами и, судя по всему, очень довольные жизнью.

— Какая мерзость, — сказал Элфик. — Элис действительно придется уйти.

Во время ленча в буфете только и разговору было, что о Дэнди Айвеле. Изабел охватило тревожное чувство, что все посматривают на нее, желая увидеть её реакцию, но она сказала себе, что этого не может быть. Она устала, расстроена, не спала ночь, мучается из-за синяка, чего удивляться, что у нее разыгралась фантазия.

Дэндридж Айвел бесстрашно дал интервью репортеру «Плейбоя»: если правда погубит его, как она почти погубила Джимми Картера, очень жаль — сказал Дэнди. Да, что греха таить, он испытывает влечение к женщинам, духовное и физическое тоже. Что именно не скрепленные узами брака, не имеющие детей люди делают друг с другом, не касается никого, кроме их самих. Но брак священен, это таинство, равно как и рождение детей, а как можно произвести на свет потомство без полового акта?

— Вот это да! — восхищенно сказал Элфик. — Он получит голоса всех, кто считает себя современными людьми, и не потеряет католиков.

Назвать синяк Изабел синим было теперь никак нельзя. Кожа вокруг заплывшего глаза из пятнисто-серой с зелеными прожилками стала коричневато-синеватой. В гримерной сделали все, что могли. День был репетиционный, и то, как выглядит Изабел, не имело значения. Через два дня, перед камерами при прямой трансляции в жилища миллионов людей, это, само собой, будет существенно.

— Боюсь, тебе не удастся участвовать в передаче, — сказал Элфик.

— Чепуха, — отозвалась Изабел. — Скажи, что я ударилась об угол шкафа.

— Этим байкам никто не поверит, как бы правдиво они не звучали. К тому же мне не нравится твое настроение. Ты можешь отойти от сценария или переврать слова телесуфлера и навлечешь на всех нас позор. Посмотрю, в каком виде ты будешь в среду.

Недолго продержалось мое решение, подумала Изабел, спасовала перед привычками, усталостью, дискомфортом, насмешками всех прочих и могуществом слов, которые, четко определяя понятие, сводят неопределенное и великое к определенному и малому.

Позднее она позвонила доктору Грегори и через секретаршу отменила визит. Она чувствовала, что ей нечего ему сказать, что настоящее настолько захлестнуло прошлое, что она сейчас не может позволить себе такую роскошь, как ностальгические эмоции. Она позвонила в контору Хомера, назвавшись Элис, ей сказали, что Хомер в Нью-Йорке, но его ждут в конце недели.

— Довольно неожиданно, да? — спросила Изабел. — Я разговаривала с ним только вчера, он ни словом не упомянул о Нью-Йорке.