Жена без срока годности - Ольга Горышина

— У тебя в мозгах климакс? Или их никогда просто не было?

Я не отшатнулась, не шикнула на него. Люди проходили мимо быстро, не одаривая нас своим бесценным вниманием. Да и кого тут стыдиться? Ни одного знакомого. С этим Лебедевым я тоже не знакома. И не собираюсь знакомиться. Молчу.

— На вопрос не ответишь, да? — аж подавился он моим молчанием, осип даже.

Не орет и славно. Руку я освободила и вновь поместила на бедро, выставленное вперёд в боевой стойке.

— Вопрос риторический. Ты мой тоже проигнорировал.

— Тогда перефразирую, — перебил Андрей без всякой улыбки. — Жалеешь, что расстались, так? Поэтому сейчас тебе стало позарез необходимо смешать меня с говном?

Не вопрос, утверждение. Сам себя смешал — с перегноем. Эти листья даже граблями не сгрести, все растворились в лужах слез, которые я, увы, нарыдала в тот жуткий год тишины на той стороне океана.

— Ты сам преуспел в этом деле…

— Когда именно?

— Когда пожалела? — скривила я губы. — Никогда. Без тебя я прожила намного больше, чем с тобой. И намного насыщеннее.

— Что ты видела, кроме работы?

— Много всего! — перебила уже я, еще и рычанием. — Я не собираюсь рассказывать тебе, как хорошо жила без тебя. Прими на веру. Я же приняла на веру, что ты якобы думал о нас целых полтора года!

— Хочешь позвонить, уточнить?

— Если ты хочешь попросить назад свои деньги, вперед. Я не думаю, что сейчас им сложно вернуть тебе двадцать штук. Слышала краем уха, что они за полтора лимона особняк в Техасе в прошлом году купили.

— Я не о деньгах с тобой говорю, — снова вцепился он мне в рукав и я, как и в самом начале, не стала вырывать руку.

Какое счастье, что я купила платье с длинным рукавом. Трикотаж не позволил ему добраться до тела. Конечно, не брезентовая преграда, но и не полный контакт.

— Ты тут двадцать лет обиды сочиняла и складировала в дальний ящик… Так все плохо, что ли, в личном плане было, что обо мне невозможно забыть оказалось?

Я смотрела в эти глаза. Мне хотелось вырвать руку и если даже не надавать ему пощечин, так хотя бы сделать рука-лицо: да что он несет!

— Я о тебе до этой поездки не вспоминала, — проговорила медленно, чтобы в его мозгу, закипевшем, отпечатались мои слова, одно за другим печатными буквами с непечатными словами тоже.

— Да? Только сейчас вспомнила? То есть ты сейчас в своей несостоятельности, как баба, расписалась? То есть ты замуж за дерьмо вышла, родила сына от куска дерьма… Круто… Сама такая, что ли?

— Ты повел себя со мной по-свински, — повторила я свою мысль. — Возможно, в тот момент мне это таким уж страшным проступком не показалось, но проанализировав наш жизненный путь, приходишь к выходу, что все закономерно. Ты приспособленец, обыкновенный, причем.

— В чем это я приспособленец? И в чем — козел? В том, что не оставил тебя, наглотавшуюся таблеток, помирать? Ну, то что трахать тебя в таком состоянии не надо было, понятно… Сейчас понятно, но тогда мы оба так не думали…

— Я попросила тебя уйти, — процедила я сквозь зубы.

— Когда? — на сей раз усмехнулся он. — Сейчас? Вчера?

— Хватит ерничать! — отдернула я руку, но его рука поползла следом за моей и уткнулась мне в бок, расправила пальцы и снова сжала уже на трикотаже.

— Зачем ты все это сейчас сочиняешь на ходу? — спросил Андрей тихо, очень тихо.

Меня к себе не притянул, но сделал шаг, большой, на сближение. Только лбами не стукнулись. Я смотрела исподлобья, он вниз, все же выше меня на целую голову. Всегда был, и пока не начал горбиться.

— Ну были у нас косяки, ну у кого их не бывает… Наверное, можно посидеть и вспомнить их в большом количестве, но не надо на пустом месте придумывать.

— А если я не хотела, чтобы бабушка узнала про нас? Ты просто решил двух зайцев убить — и бабу получить, и от матери избавиться…

— Марина, ну чего ты несешь? Уже просто не смешно… Настроение плохое? Устала?

Его рука перехватила трикотаж на моем позвоночнике. Я почувствовала грудью его пиджак, но между носами по-прежнему оставался миллиметр нейтральной полосы.

— Мне очень жаль, что так у нас все получилось…

— А мне нет, — шептала я, получается, в сантиметре от его губ. — Все закономерно.

— В жизни нет ничего закономерного. Я ведь уже билет купил.

— Когда?

— Тогда. Если бы я все-таки прилетел, ты бы развелась с ним?

— Нет.

— Почему?

— Поздно. Страница перевернута. И я выходила замуж не по залету и не из-за выгоды, мы с ним по разным кейсам получили гражданство. Я, кстати, раньше на полгода присягнула американскому флагу.

— А зачем тогда? Не говори, что влюбилась в другого раньше даже, чем через два года? Или ты меня никогда не любила?

А что такое любовь? Это не тема школьного сочинения и не риторический вопрос. Это то, что бегущей строкой пропечаталось в моем взгляде и застряло на языке.

— Первый звонок, — прокомментировала я звуковую дорожку вокруг нас.

Будь мы в прошлом не сокурсниками, а одноклассниками, моя реплика сошла бы за ответ, а так прозвучала простой отмазкой. Хотя как это так? Неужели я сумела перенять эстафету и начать отмазываться сама, вместо Андрея?

— Мне не нужен философский трактат. Мне нужен простой ответ — да или нет.

— Ноль или единица? — передразнила я его тон.

— Жизнь вообще бинарна, — рычал он в миллиметре от моего носа, грозясь откусить от него хотя бы кончик, вздернутый. — В ней есть “да” и “нет”, и никаких “если”… Любила?

— Да. Иначе бы вовремя сообразила, что ты просто плыл по течению. Подвернулась девка с хатой — отлично, можно свалить от матери. Стали выставлять — хрен с ними, женюсь и получу законные права на койкоместо. Все валят за океан. Ну чем я хуже — свалю. Залетела — ну ладно, родим… Дядька назад позвал — поехал. Ты хоть что-то в жизни сам решал?

— Вот, значит, как ты на это смотришь… — отстранился он наконец и убрал с меня руку.

— Так любой нормальный человек видит нашу совместную жизнь. Я не видела, потому что любила. Но, как в песенке поется, любовь нечаянно нагрянет… И так же быстро “сгрянет”, если ее предать.

— То есть, не уедь я… — скривил он губы, и мне захотелось дать по этим губам наотмашь. Хотя бы словами…

— Да, я бы тянула эту лямку до сегодняшнего дня, — выдала грубо, не позволив