Дзержинский. Кошмарный сон буржуазии - Мартын Лацис

Дзержинский так горел на работе, что, казалось, невозможно его представить себе на отдыхе, в быту, в семье, в компании друзей. В его кабинете за ширмой стояла кровать, где он обычно спал, редко уходя из ВЧК к семье в Кремль.

Горячая активность исходила от этого замечательного человека, передаваясь непосредственно (или посредством его маленьких записочек-приказаний) его помощникам-ученикам. В этих записочках, кроме общей задачи, которую ставил Дзержинский, обычно заключался и способ разрешения задачи, причем способ наилучший, простой, ясный и стремительный.

Многие думают, что товарищ Дзержинский был всегда серьезен, молчалив и не любил смеяться. Это совсем неверно. Никто так весело не смеялся, как он, когда кому-нибудь из нас остроумным способом удавалось обмануть зазевавшегося врага или поймать его в ловушку.

Помню, как искренне смеялся Феликс Эдмундович над каждым эпизодом, который случался в наших «интригах» против парижских монархистов во главе с умершим теперь «гениальным» великокняжеским полководцем Николаем Николаевичем Романовым.

Действительно, трудно было удержаться от смеха при чтении инструкций для подпольной работы против нас, которые давал этот великокняжеский конспиратор…

Но особенно мне хочется рассказать о Дзержинском, отдыхающем в редкие минуты, когда он позволял себе передохнуть от своей колоссальной работы.

Это было в пятую годовщину ВЧК, когда группа товарищей, друзей Феликса Эдмундовича, устроила вечеринку в честь нашего юбилея. Дзержинский был весел, товарищи вспоминали разные эпизоды из первых шагов чекистской борьбы, все были в хорошем, шутливом настроении. Между прочим, было предложено каждому рассказать какой-нибудь эпизод из своей жизни либо произнести речь на какую-либо тему. Кому-то, кажется товарищу Аванесову, пришла коварная мысль предложить Дзержинскому произнести речь на тему, для него особенно неожиданную, – о любви к женщине. Одно мгновение Феликс Эдмундович, сконфузившись, пытался уклониться от такой необычной темы, да и мы все никак не представляли его декламирующим (он вообще очень редко и неохотно выступал) в лирическом стиле. Но колебание его было недолгим. Он встал и произнес совершенно исключительную по теплоте, искренности и жизнерадостности речь о женщине-товарище, которая в революционной борьбе идет в ногу с нами, мужчинами, которая зажигает нас на великое дело борьбы, которая одобряет и воодушевляет нас в минуты усталости и поражений, которая навещает нас в тюрьме и носит передачи, столь дорогие для узника, когда нас арестуют, которая улыбается на суде, чтобы поддержать нас в момент судебной расправы над нами, и которая бросает нам цветы, когда нас ведут на эшафот.

Я никогда не слыхал у гораздо лучших ораторов и профессионалов артистов более проникновенных, более сильных слов, чем те, которые сказал на эту затасканную буржуазной культурой тему этот необыкновенный революционер.

М. Я. Лапшин

Строитель нового мира

Лапшин Михаил Яковлевич – работник ВЧК, ОГПУ.

Впервые я увидел Феликса Эдмундовича Дзержинского на V Всероссийском съезде Советов, делегатом которого меня избрали солдаты 50-го пехотного полка ржевского гарнизона. Когда левые эсеры убили германского посла Мирбаха и подняли мятеж против Советской власти, мы, делегаты-большевики, как один, выступили на защиту завоеваний революции.

На V Всероссийском съезде Советов меня избрали членом ВЦИК. После съезда прихожу к секретарю ВЦИК Варлааму Аванесову и говорю:

– Ведь я же военный, как буду выполнять обязанности члена ВЦИК?

– Товарищ Лапшин, – слышу в ответ, – будешь работать в ЧК с товарищем Дзержинским!

С 15 июля 1918 года я стал работать в следственной группе ВЧК.

Впечатление о Дзержинском можно выразить такими словами: беспредельно преданный делу партии. Человек большой душевной щедрости. Неимоверно отважный, храбрый. Простой и доступный в общении. Ответственно выполнявший любую работу, которую поручали ему партия и Владимир Ильич Ленин.

Феликс Эдмундович был удивительно тактичным человеком. Как-то после доклада на коллегии ВЧК я замешкался и не ушел вместе со своими товарищами. Одному выходить было как-то неудобно.

– Товарищ Лапшин, – обратился ко мне кто-то из членов коллегии, – у вас есть еще какие-то вопросы?

Заметив мое замешательство, Феликс Эдмундович сказал:

– Товарищ Лапшин присутствует на заседании коллегии как член ВЦИК! – И, улыбнувшись, добавил: – Мы с ним оба, как члены ВЦИК, обладаем одинаковыми полномочиями.

В те годы партия посылала чекистов на самые трудные участки борьбы и социалистического строительства.

В начале 1920 года Феликс Эдмундович вызвал меня и сказал:

– Михаил Яковлевич, создана комиссия по борьбе с сыпняком. Поедете от ЧК на Южный фронт, в Донбасс. Там во многих местах саботируют создание госпиталей, лечебных пунктов, снабжение медикаментами. Это поручение Владимира Ильича…

Во время голода в Поволжье Дзержинский направил меня в Самару для ликвидации транспортной «пробки», мешавшей продвижению грузов для голодающих. Когда при Совете Труда и Обороны была создана комиссия по борьбе с взяточничеством, Феликс Эдмундович командировал группу чекистов на Юго-Восточную дорогу. Я был в их числе.

Дзержинский лично инструктировал нас перед отъездом.

– Владимир Ильич поручил нам объявить взяточничеству войну! – взволнованно говорил он. – Это такое же зло, как и контрреволюция!

После смерти В. И. Ленина Дзержинский вызвал меня и тихим голосом, усталый после многих бессонных ночей, сказал:

– Решением Оргбюро ЦК сто человек направляются на партийную работу. Есть предложение послать вас в Екатеринослав (теперь Днепропетровск) на Брянский завод…

На заводе меня избрали секретарем партийной организации доменного цеха. В 1926 году, когда Дзержинский приезжал на Украину по делам ВСНХ, мы его ждали у себя на заводе. Рабочие приходили в партийный комитет, в завком, и спрашивали, когда приедет Феликс Эдмундович. Неотложные дела не дали ему возможности побывать у нас. Но вскоре, будучи проездом в столице, я зашел к Дзержинскому в ВСНХ.

– Ждали-ждали вас, Феликс Эдмундович, но так и не дождались… – сказал я, радуясь возможности снова повидать его.

– Наверное, наводили на заводе чистоту и лоск? – шутил Дзержинский. – А вы считайте, что я могу приехать в любой момент. Пусть у вас в цехах всегда будет порядок!

Улыбка у Феликса Эдмундовича была на редкость обаятельная, запоминающаяся…