Жена серийного убийцы - Элис Хантер

для этого слишком уж взвинчена. Или, наверное, было бы лучше сказать, что, по-моему, если я не буду говорить с ним, то можно сделать вид, будто ничего и не произошло.

– А-а, старое доброе отрицание… Голову в песок. Вполне могу это понять, Бет. Но вам ведь все-таки нужно с ним поговорить, верно? Выяснить, насколько плоха ситуация?

– Его обвинили в убийстве, Джулия. Куда уж хуже?

– Ну, не хочу показаться пессимисткой, но хуже всего было бы, если б его признали виновным. Разве вы не хотите узнать, что он думает об обвинении? В смысле, могу предположить, что вы верите в невиновность Тома и в то, что не найдется достаточно оснований, чтобы осудить его, но должны же вы быть в курсе происходящего, Бет. Чтобы заранее подготовиться.

«Подготовиться»… Даже в этом слове сквозит невысказанный намек. На необходимость что-то делать, как-то действовать. Но тут вдруг я понимаю, что не готова ко всему этому. Что не хочу сидеть здесь и так вот раскрываться перед практически незнакомым человеком. Нужно сменить тему – по-моему, я переборщила с откровенностью.

– Да, пожалуй, хотя окунуться в реальность с головой не поздно и завтра. А теперь, Джулия, хочу у вас спросить: как вам это удается?

– А? Это вы о чем? – Она хмурится, хотя на самом-то деле вы бы этого даже не заметили – так, слегка морщит лоб.

– У вас тройня, у вас собственный бизнес, и вы всегда потрясающе выглядите. Просто ничего не понимаю… Как, ради всего святого, вы ухитряетесь жонглировать всем этим одновременно? У меня вот только один ребенок, а я выгляжу как… ну… Короче, так вот и выгляжу. – Обвожу себя рукой с головы до ног, дабы подкрепить свои слова.

Джулия запрокидывает голову и смеется, демонстрируя полный набор идеально белых зубов и полное отсутствие пломб.

– Ой, милочка, бо́льшая часть того, что вы видите, – это чистой воды проекция. – Она делает большой глоток шипучки.

– Проекция?

– Ну, в общем, сами понимаете – образ, который я хочу проецировать на окружающих. И, думаете, у меня получается? – Тут смех ее становится ломким. – Вы очень любезны, что так говорите. И я рада, что мне все-таки удается создавать такое впечатление – что именно такой вы меня и видите. Вы, ну, и все остальные в Лоуэр-Тью. – Джулия театрально вздыхает.

– А-а… – отзываюсь я. – Выходит, все не так, как кажется?

Радуюсь, что удалось придать разговору такой оборот. На данный момент уже не я в самом перекрестье прицела.

– А бывает как-то по-другому? – Она махом заглатывает еще просекко. – Бо́льшую часть времени все мы прячемся за закрытыми дверями, согласны? Никто не знает, что там на самом деле происходит – на что действительно похожа жизнь человека, когда дверь заперта. Если только мы сами кому-нибудь не расскажем.

В глазах у нее набухают слезы, но не скатываются по щекам – Джулия явно привыкла контролировать свои эмоции. Слез я никак не ожидала. Может, это в ней говорит вино – подозреваю, что она уже выпила пару бокалов, прежде чем прийти сюда. Или это у нее такой способ заставить меня открыться и поведать о том, на что похожа моя жизнь за закрытыми дверями?

Ловко…

– Но вы ведь все равно все успеваете, разве не так? В смысле, просто посмотрите на саму себя – всегда безупречная одежда и макияж, успешный косметический бизнес, трое более-менее хорошо воспитанных детей – добиться чего явно непросто, – любящий муж, и у вас целая куча друзей и подруг.

Интересно, не перестаралась ли я – не упростила ли все до предела и не выставила ли ее эдакой пустышкой.

Джулия грустно улыбается.

– Внешне да – согласна, моя жизнь выглядит просто офигительно. И поймите меня правильно: я очень много работаю, и в общем и целом вполне довольна тем, чего достигла – тем, чем занимаюсь каждый божий день. Но внутри, – тут она прикладывает руку к сердцу, – так многого не хватает, Бет… Мне нужна возможность делиться успехами и неудачами, нужны такие вот моменты откровенности, чтобы приоткрыть свою внешнюю скорлупу и показать скрывающиеся за ней изъяны. Довольно одиноко все время быть совершенной.

Я немного растеряна и даже не знаю, как реагировать. Джулия Беннингтон не играет со мной. Она просто угодила в ад, который сама же и создала. Закопав поглубже свои истинные чувства и тщательно скрывая свои недостатки, нарисовала образ полностью собранной, успешной жены, матери и деловой женщины. И теперь вот чувствует, что не может признаться во всем как на духу, впустить в свою душу других.

– А как же все эти мамаши из детского садика? Другие жители деревни? Вы ни разу не доверились кому-то из этих людей?

– Нет. Фасад воздвигнут тщательно и крепко, и я не могу, не буду разрушать его сейчас. Не так давно я потеряла единственного человека, который знал настоящую Джулию.

У меня отвисает челюсть.

– О, Джулия… Но ведь Мэтт?.. – Неужели он бросил ее и никто даже об этом не знает? В таком случае она и вправду готова на многое, чтобы сохранить видимость совершенства.

– Нет. Не его. Он все тот же – по большей части не обращает на меня внимания и выставляет, как красивую игрушку, когда ему надо перед кем-нибудь похвастаться. В последнее время я ему вообще ничего не рассказываю.

– Ой, простите… я почему-то подумала, что вы имели в виду именно его.

– Я имела в виду Камиллу. В смысле, Камиллу Найт, покойную жену Адама.

– Ах да, еще раз простите! – Это для меня полная неожиданность. Помню, что Джулия с Камиллой вращались в одной и той же дружеской компашке, но не знала, что они были особенно близки.

– Когда она умерла, то оставила зияющую дыру в моей жизни. – Джулия проглатывает остатки просекко и наливает еще. Я молчу: похоже, она готова поделиться чем-то бо́льшим.

Чувствую себя свободней оттого, что не приходится подталкивать разговор всякими наводящими вопросами – в основном говорит сама Джулия, но печаль, исходящая от нее, вызывает у меня неуютное чувство. Странно, что она выбрала именно меня, чтобы излить душу, поделиться своими самыми сокровенными чувствами, показать свою истинную сущность. Я ведь практически не знаю ее. Хотя, может, именно поэтому Джулия изливает скопившееся на сердце именно мне? Она что – хочет, чтобы я вдруг стала ее следующей лучшей подругой?

– Место лучшей подруги все еще вакантно, – говорит она, словно читая мои мысли, и неуверенно улыбается. – Никто не знал меня так, как Камилла. Никто из тех, с кем я общаюсь, не видит меня настоящей. Понимаете?