Юная Венера (сборник) - Леви Тидхар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где она? И самое главное – кто она?
Вместо ответа Балди присел возле самой воды. Он протянул руку и провел по воде пальцами, словно бы в определенном ритме двигая ладонью, хотя он никогда не мог отбарабанить ни одной мелодии. Через некоторое время, кажется удовлетворенный, он встал и отошел в сторону.
– Прости, Балди, но я не совсем понимаю…
– Тсс, – сказал он, указывая в пруд. – Смотри!
В центре пруда появилась легкая рябь. Затем расходящиеся круги стали смещаться в ту сторону, где стояли мы. Это было похоже на тот тип вибраций, которые обычно показывают в фильмах про мускулистых субъектов в набедренных повязках, которые ничего не находят лучше, чем бороться с крокодилами, кидающимися на них из мутных, глинистых рек. Мутность и глинистость, кстати, тоже весьма подходили для описания прудика во дворе Балди.
Я благоразумно сделал шаг назад, оставив Балди склонившимся над водой, как ива, в горькой скорби оплакивающим свое положение. Круги на воде приближались прямо к нему.
– Балди, – предупреждающе окликнул его я. Но в этот момент на поверхности воды в самом центре расходящихся кругов что-то появилось. Что-то оказалось конусообразной головой, размерами и формой похожей на ковш экскаватора, и там, где и следовало ожидать, располагались два больших золотых глаза. Когда голова поднялась над водой, я заметил под нижней челюстью какие-то отростки. Я смутно вспомнил, как Балди Спотс-Бинкл, будучи намного моложе, указывал мне на какую-нибудь ящерицу в аквариуме, приглашая полюбоваться ее гребешком, – я обычно отказывался от этого «заманчивого» предложения.
Голова уже отчетливо поднималась над поверхностью. Ниже были видны узкие плечи и тонкое извилистое туловище. Когда существо достигло берега и вышло из воды, у него оказалась пара тонких рук и аналогичное количество ног, заканчивающихся перепончатыми пальцами. Длинный блестящий хвост и крепкий плавник, начинающийся прямо от затылка, довершали портрет.
Слова застряли в моем горле. Я издал звук, начинающийся как «ы-ых» и завершающийся как «ак», успев икнуть в перерыве. Балди стрельнул в меня таким взглядом, каким строгая тетушка награждает незадачливого племянника, только что разлившего чай на лучший персидский ковер, и произнес:
– Ради бога, Барти! Прекрати мычать и поздоровайся с Шилистратой.
Я закрыл рот, потом снова открыл и, по-прежнему не сумев справиться с языком, снова закрыл. Но когда мне удалось упорядочить мой словарный запас, я выдавил наконец:
– Как поживаете? Шилистрата, верно? Прекрасно. Необычно.
– Не будь ослом, Барти, – сказал Балди. – Сомневаюсь, что на Венере вообще есть что-то «обычное». – Он повернулся к ней. – Давайте называть вещи своими именами.
Она была тритоном! – понял я. Балди же обратился к Шилистрате:
– Вы должны простить моего приятеля. В плане хороших манер он просто деревенщина, как видите.
Была некая несправедливость в получении такой характеристики от парня, который большую часть своей жизни возился в сельских лужах и чья рыбья физиономия, насколько мне известно, появлялась на улицах Лондона не чаще чем раз в десять лет. Но я воздержался от комментариев, поскольку существо из пруда повернуло ко мне свои круглые глаза, янтарные с серебряными блестками, и в тот же самый миг в моей голове зазвучал голос:
– Вы Барти? Глостер?
– Ну да. Можно так сказать, – произнес я. – А вы, как я понял, Шилистрата. Приятно познакомиться.
– Так называет меня Арчибальд, – сказал голос.
– Это очень хорошее имя, – вмешался Балди. Я припомнил, что это прозвище он дал одному из обитателей своего аквариума еще в школьные годы.
– Вы хотели бы звать меня по-другому? – спросил голос, и теперь, когда я сосредоточился на нем, он показался мне мягким и теплым, вызывая в сознании образы меда со сливками.
– Нет-нет. Шилистрата меня вполне устраивает, – ответил я.
Она улыбнулась. Должен прояснить два момента: во-первых, хотя анатомически ничто в Шилистрате не приближало ее тело к божественным женским формам, ни единое украшение или безделушка, она, будучи покрытой только пятнистой зеленой кожей, вне всякого сомнения, принадлежала к слабому полу. Одна только сладость ее голоса была способна вскружить голову любому поэту. И во-вторых, когда она открыла рот, обнажив белоснежные, словно жемчуг, – и острые, как бритва, – ряды зубов, с языком, напомнившим мне длинную розовую ленту, то только привычка вести себя как джентльмен заставила меня улыбнуться ей в ответ.
– Итак, – сказал я, – итак… – Я поймал себя на том, что перекатываюсь с пяток на носки, как я обычно делаю, когда разговор заходит в тупик. Такая ситуация напоминает застрявший в грязи автомобиль, плавные раскачивания которого взад-вперед могут помочь сдвинуться с места.
За этим осознанием последовало следующее: кто-то шипел, и в первый момент я подумал, что это, может быть, Шилистрата, но быстро догадался, что звук исходит от Балди. Он шептал мне «Псс!», явно стараясь привлечь мое внимание. Я повернулся к нему, и он сказал:
– Ради бога, Барти, что ты мямлишь?!
Сначала я решил: он пытается намекнуть, что у этой ящерицы проблемы со слухом, ведь никаких намеков на уши у нее не было. Но тут он сделал незаметный жест пальцами в ее сторону, и до меня дошло: он хочет, чтобы я говорил ей про него.
Глостеры всегда готовы прийти на помощь старому другу. Да и все мы, люди, для того и созданы, в конце концов. Но в данном случае цель мне ясна не была. Я снова повернулся к Балди и, приложив руку к губам так, чтобы Шилистрата не видела, тихонько спросил:
– О чем именно говорить?
В ответ Балди так на меня взглянул, что мне показалось – на меня посмотрела сердитая рыба.
– Обо мне, конечно!
– О тебе? – повторил я, и тут в голове у меня прояснилось. – Ты имеешь в виду, ты сватаешься?
– Именно!
– Но, Балди, она же… – Я бросил на Шилистрату сочувственный взгляд и снизил свой голос до еле слышного шепота: – Она же тритон! В лучшем случае – саламандра!
– Я в курсе, Барти, – ответил он.
– Но тогда что ты с ней собираешься делать? – спросил я. – Я имею в виду, в чем твоя цель?
В этот момент я понял, как рыба способна смотреть на по-настоящему тупого собеседника.
– Жениться, конечно!
– Но, Балди, она тритон!
– Перестань повторять это! – воскликнул он. – Ничего ужасного в ней мои органы восприятия не улавливают! Полагаю, если уж из нас двоих кто-то и способен определить тритона, то это я!
По крайней мере с одним из органов Арчибальда Спотс-Бинкла явно было что-то не так, и я сделал еще одну попытку сбросить пелену с его рыбьих глаз. Последнюю попытку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});