Кофе с ограблением - Катарина Ингельман-Сунберг

У комиссара Ленберга выдался трудный день. Обыск в доме престарелых тоже ничего не дал, а тут еще сестра Барбара все время ходила следом за ним и ныла о необходимости избежать огласки, одновременно успевая покрикивать на стариков. Опять же обстановка требовала вести себя скромнее, что немного давило, и вдобавок – комиссара не покормили. Даже не дали кофе с печеньем.

Если же говорить о комнатах подозреваемых, в четырех из них царили чистота и порядок, что значительно облегчило его работу, и кроме старомодной одежды, ортопедической обуви, фотоальбомов и баночек для таблеток, там особенно ничего и не было. А вот пятая напоминала склад с массой инструментов, крепежа, моторов и радиодеталей, однако и там все равно ничего не удалось связать с преступлением, несмотря на все старания Ленберга. Чертовщина какая-то, подумал он, в любом другом случае, если бы кто-то один признался в исторической краже произведений искусства, ее можно было бы считать раскрытой, но сейчас таких имелось целых пять человек, и все стояло на месте. Комиссар вздохнул и за неимением лучшего прихватил с собой расчески стариков. Ведь образцы их ДНК они всегда могли взять, даже если за такие анализы приходилось платить неимоверно дорого.

Когда трое полицейских собрались в офисе, чтобы обменяться результатами своего труда, все они были утомлены и подавлены. Комиссар Петтерсон положил руки на стол перед собой.

– Как вы знаете, картины и выкуп исчезли, и пятеро пенсионеров признались в преступлении. Даже если мы еще ничего не нашли на них, прокурор хочет оставить всю компанию в следственном изоляторе, ведь речь идет о мировых шедеврах на тридцать миллионов, а у нас пока нет иных зацепок.

Стрембек положил ноги на стол и уставился прямо перед собой.

– Я уже представил себе заголовки газет, – сказал он. – «Полиция держит под замком пятерых стариков. У них нет других версий».

Все вздохнули, пожалели себя и решили пойти по домам, чтобы завтра с новыми силами взяться за работу. Ведь сейчас, помимо трудной кражи произведений искусства, они вдобавок получили себе на шею еще пятерых сумасшедших.

38

«Вольво» миновал станцию метро и остановился перед Соллентунским следственным изолятором. Водитель Калле Стрем и два тюремных надзирателя помогли Марте выбраться из машины и позаботились, чтобы она не забыла свою поясную сумку, палку и прочие вещи.

– Странно видеть его здесь, – сказал Калле и показал на выносной велосипедный отражатель на роляторе Марты.

– Никто не хочет, чтобы его сбили с ног, – объяснила она. – Лучше такая штука, чем разбитые колени.

Калле улыбнулся. Он возил самых разных преступников, но эта дама ему особенно понравилась. Пребывание в тюрьме, казалось, вполне устраивало ее, и всю дорогу из Крунуберга она напевала «Скрытого бога».

Марта поблагодарила за поездку, наклонилась к ролятору, огляделась вокруг и покачала головой, увидев серые многоэтажные постройки Соллентунского торгового центра.

– Посмотрите на эти лежащие небоскребы, парни. Хуже не придумаешь. Их создатели должны сидеть в тюрьме, а не я.

– Но это здание ведь получше? – возразил Калле и показал на следственный изолятор. Марта наклонила голову и обвела взглядом фасад. Высотка из стекла и бетона стояла в окружении невзрачных домов и блестела в лучах солнечного света. Конечно, снаружи она выглядела просто здорово, и как глупо, что отныне Марте предстояло находиться внутри.

– Сюда, – сказал один из надзирателей и показал ей на вход.

Сейчас ей следовало оставить все свои вещи и, миновав специальный шлюз, зарегистрироваться «на новом месте временного проживания». Она сразу посерьезнела и вспомнила шок, который испытала, когда констебль в Крунуберге наклонился вперед, обвел их всех взглядом и сказал:

– Мы не размещаем мужчин и женщин в одной тюрьме.

В то мгновение Марта чуть не упала в обморок. Как можно было забыть о такой важной вещи? Она смутилась и подумала, что, если их осудят, им со Стиной придется разлучиться со своими старичками на целый год. Знай она об этом заранее, они, наверное, предпочли бы остаться в своей богадельне, но тогда, с другой стороны, у них не было бы их замечательных приключений. Как обычно, за все в жизни требовалось платить. К сожалению, она не могла встречаться со Стиной и Анной-Гретой.

– Подельников нельзя держать вместе, – объяснил констебль.

– Подельников? – поинтересовалась Стина.

– Когда несколько человек замешаны в одном преступлении, нам необходимо разделять их.

– Вы не можете так поступить с нами, – запротестовала Марта. – Мы ведь как одна большая семья и должны быть вместе.

– Именно этому мы и хотим помешать. Картины и деньги все еще не найдены, и вы можете сговориться между собой.

Пятеро стариков беспомощно смотрели на констебля и даже не заметили скрытую похвалу на свой счет в его словах. А потом их взгляды остановились на Марте.

– Ты же говорила, нам будет лучше в тюрьме, – проворчала Анна-Грета раздраженно. – Подобное никак не входило в наши планы.

– Простите меня, я и представить не могла… – Марта сглотнула слюну и почувствовала, как слезы побежали по ее щекам. Гений, вероятно, увидел это, поскольку обнял ее.

– Дорогая, все могут ошибаться. Не плачь. Мы скоро выйдем на свободу.

Тогда Марта забыла про все свои комплексы, положила голову ему на грудь и разрыдалась.

– Подумать только, и Грабли не придет навестить, – всхлипнула Стина, и у нее тоже слезы полились рекой. А Грабли обнял ее за плечи.

– Но послушай, мне, как моряку, приходилось подолгу плавать, – сказал он. – А тюрьма все-таки на земле, и там без проблем дают увольнительные. Ты увидишь, мы скоро встретимся снова. – Он убрал волосы с ее лица и поцеловал в щеку.

Грабли закашлялся, а Гений несколько раз вытер нос рукой. Все выглядели очень несчастными, а у Марты разболелся живот при мысли о том, что она сотворила. Ведь, в конце концов, все получилось совсем иначе, чем она представляла себе. Признавшись во всем в полицейском участке, Стина и Грабли, например, пожалели об этом. Сейчас они считали, что им следовало остаться в отеле. То же самое касалось и Анны-Греты, которая снова начала мечтать о Гуннаре с финского парома. И они сразу расхотели идти в тюрьму, несмотря на предыдущие договоренности.

– Ты могла бы разузнать все немного лучше, – сказала Стина, которую сильно печалила приближающаяся разлука с Граблями. Но она к тому же беспокоилась по поводу своих детей и о том, что скажут ее старые знакомые из церковного хора в Йенчепинге.

– А вы сами? Разве вы не могли ничего сделать? – защищалась Марта. – Моя голова была забита планированием краж.

– Да, ты заразила нас своими преступными замыслами, – сказал Грабли, и Марта, которая уже закончила плакать, разревелась снова.

– Мне ужасно жаль, – всхлипнула она. – В следующий раз я постараюсь не ошибаться.

– В следующий раз? – включился в разговор констебль. – Неужели все так плохо? Вы еще не попали в тюрьму, а уже планируете новое преступление.

– Нет, нет, я имею в виду в жизни, – объяснила Марта. – Отныне я сначала буду все тщательно обдумывать и только потом действовать.

– Остается пожелать тебе удачи в этом, – сказал Грабли.

Всплакнув еще немного уже всей компанией, они помирились, прежде чем их должны были развести по камерам, и долго обнимались, уверяя друг друга, что скоро увидятся снова. Марта попыталась напоследок как-то ободрить остальных.

– Время летит быстро. Скоро нас переведут в колонию и отпустят на свободу с электронным браслетом на ноге. А потом мы снова окажемся на свободе, – сказала она и понизила голос, чтобы никто посторонний не мог услышать ее: – И послушайте, не забудьте требовать посещения священника. Не только Бог общается с ним, – продолжила она таинственно и подмигнула. А затем быстро пожала их руки три раза, и друзья поняли, что у нее появилась новая идея.

39

В Соллентунском следственном изоляторе все дышало новизной и свежестью, и фактически разлука с обычным миром переносилась легче, чем в более старом и несовременном Крунуберге. Но он в любом случае оставался тюрьмой, и пребывание в нем, особенно в первые часы, действовало удручающе. Марта не стала исключением, и пусть она старалась высоко держать голову и выглядеть спокойной и собранной, на душе у нее кошки скребли.

Прежде всего ее беспокоило, почему полицейские в Крунуберге так недружелюбно отнеслись к ним. Они впятером пришли признаться в своих деяниях, но вместо благодарности столкнулись с иронией и, да, чуть ли не насмешками со стороны господ в униформе. Никакого уважения к старым людям! А ведь когда Анна-Грета расплакалась из-за исчезнувших картин, а Стина рассказала, как она дорисовывала их, констебль, казалось, получил достаточно. Он позвонил прокурору и потребовал задержать всех. А потом их допросили еще немного, и они вполне естественно превратились в подозреваемых в преступлении, в котором сами признались.