Случайная ночь - Марика Крамор

у врача. А ещё она назвала тебя вазой, – уголки его губ нехотя ползут вверх.

– В моей жизни явно не хватает романтики, – клянусь, ещё чуть-чуть, и я бы шлепнула себя по лбу.

– …такой хрупкой, что даже смотреть нужно с осторожностью.

– Мотай на ус, – вновь ехидничаю.

Аскар нежно поглаживает мой живот. Мужчина очень мягок, а на его лице все ещё теплится ласковое выражение.

– Ты устала?

– Да, немного, – осторожно отстраняю его ладонь и, отворачиваясь, надеваю шапку.

– Пойдём.

Подходим к его Ауди, Аскар галантно распахивает передо мной дверь и в своей излюбленной насмешливой манере выдаёт:

– Мадам, после вас.

– Аскар, – выдаю совершенно неожиданно. – А ты уже рассказал о ребенке?

Правая бровь недоверчиво выгибается. Он опирается на одну ногу: другую отставляет в сторону.

– Кому?

– Девушке своей.

– Какой девушке? – может, мне, конечно, и показалось, но челюсть у него явно отвисла.

– Ну как… ты же сам говорил. Что не женат. Но у тебя есть девушка.

– Я тебе такого не говорил.

– Разве? Ты же сказал, что… у тебя есть… ну… «кто-то».

– Так у меня и ребёнок почти есть. И ты тоже в моей жизни есть. Только это ни под одно определение не подходит.

Я замираю и жалею, что затеяла этот разговор. Кто меня за язык тянул?!

– Ясно.

Осторожный шаг в мою сторону. Мужские пальцы аккуратно ложатся на мой подбородок, слегка приподнимая, не позволяя отвернуться. Столько чувственности в таком простом движении… отчего-то. Собственное дыхание сбивается. Аскар стоит так близко, что слабые отголоски его парфюма уже проникли в легкие, затуманив разум.

– А ты что, подумала… что…

– Ну да, так это прозвучало.

– Я, возможно, тогда не придал особого значения двусмысленности, о другом думал. Но у меня сейчас нет женщины. И отчитываться за свою жизнь мне не перед кем.

– Повезло тебе. Поехали?

Стоит ли упоминать, что до дома мы добирались в мёртвой тишине? Каждый из нас был погружён в свои мысли.

Но все же домой я заходила в прекрасном расположении духа, и так продолжалось... пока под вечер не завибрировал телефон.

– Ты только трубку сразу не бросай.

Под неопределённым номером спрятался голос Егора. Я уже почти отняла мобильный от уха… Почти… Как вдруг…

– Я хотел извиниться. Я не знаю, что на меня нашло.

– Извинился?

– Да. То есть нет! Нет! Оль, – его голос дрожит от напряжения, – я столько всего наговорил. Я не должен был.

– Да лаааадно?!

– Оль. Я хочу знать, как ты. Просто иногда слышать твой голос. Скажи мне. Отец ребёнка… у вас с ним сейчас какие-то отношения?

– Я не обязана отчитываться перед тобой, – перебиваю, но Егор делает вид, что не слышит меня.

– Потому что если да, то мне все равно необходимо знать, что у тебя все в порядке. А если нет… Оля. Мы ведь могли бы с тобой через все это переступить, правда?

Телефон вылетает из онемевших пальцев, но я успеваю поймать его, прижав к животу. Так и стою какое-то время.

Словно в замедленной съёмке я поднимаю руку и прислоняю айфон к уху. Вслушиваюсь в напряжённое дыхание.

– Оля, ты слышала, что я сейчас сказал?

– Слышала.

Прикладываю пальцы свободной руки к голове: кровь резко ударила в виски. Я медленно выдыхаю воздух.

– Случается же в семьях такое, наступает кризис. Но как-то ведь они справляются. Перешагивают через ошибки. И живут дальше. Мы ведь тоже можем все это оставить позади… можем ведь, Оль..

– Я изменила тебе… – горячие потоки струятся по лицу, словно заглушают едва слышный шепот. – Неужели ты так просто…

– Нет, не просто. Совсем не просто. Но это лучше, чем расходиться.

– Я не смогу тебя с кем-то делить… – впервые наш разговор проникает в сердце: закрыться вовремя не получилось, не верю в то, что слышу…

Это… это…

– Я тоже, Оля. Я тоже ни с кем тебя делить не смогу, пойми, маленькая моя. Как-то ведь люди с этим справляются. Проблемы у всех когда-то наступают. Но если есть желание…

– Ты мне два года лгал.

– Да. Я признаю. И я признаю честно, что от ребёнка отказаться не могу. А ты смогла бы?

– Нет.

– Оль. Мой сын живет со своей матерью. И я приезжаю только к нему. Никак не к ней. Твой ребёнок будет жить с тобой. В нашей семье. Мы же с тобой так хотели этого. Он же может быть нашим. Если ты позволишь.

Слёзы обжигают лицо. Я не успеваю стирать мокрые потоки. Это немыслимо.

– Ты хочешь быть отцом чужому ребёнку?

– Не чужому, Оля. А твоему.

– Егор…

– Я виноват очень. И я не думал, что так все обернётся. Но… ты сейчас не отвечай. И завтра не отвечай. И через месяц. Ты не торопись, ладно? Просто подумай. Ты ж моя самая родная…

Кусаю губы, не в силах ни прекратить этот разговор, ни отстраниться от него.

– Если я буду иногда тебе звонить – это ведь не преступление, правда? Ты же можешь мне ответить и просто рассказать… да что угодно. Как у тебя день прошёл. Как на работе дела. Как ты себя чувствуешь. Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Какой срок? Что врачи говорят? Ты на лекарствах?

– Да. На лекарствах, – голос дрожит: ничего не могу с собой поделать. Не могу просто оборвать этот разговор, но… просто забыть и перешагнуть я тоже не смогу.