Белые снега - Юрий Рытхэу

В ответ Сорокин рассказал о покушении.

— Будем вести следствие, — решительно заявил милиционер.

Поговорили об организации товарищества, артелей по совместной охоте.

— По существу, здесь ничего не меняется. Люди остаются в своих производственных объединениях, которые и до нас были. Выходит, нашей заслуги тут нет ни на грош.

— А ты погоди сразу искать заслугу, — наставительно произнес Драбкин, — может, эти люди давно нашли то, что мы хотели им сверху насадить?

— Но ведь кто во главе этих артелей? — напомнил Сорокин. — Гаттэ, Омрылькот, Вамче, Вуквун, те же люди.

— Предложить поменять, — сказал Драбкин.

— Я советовался с Тэгрыном. Он опасается, хочет повременить. Ведь главное — распределение добычи. Вот тут уже надо смотреть в оба, чтобы все было по справедливости.

Решили навестить Пэнкока и договориться с ним насчет торжественной записи брака в Совете в день празднования Первомая. В подарок захватили плитку чаю и несколько кусков сахару.

Пока шли к яранге Пэнкока, Драбкин оглядывался, смотрел по сторонам, с радостью узнавал то одно, то другое место, словно вернулся в родное село.

— Знаешь, что я тебе скажу, Петь! — неожиданно вымолвил он, — здесь самое длинное время года — весна. Помнишь, когда она началась? Солнце тогда только начинало подниматься над землей. А сколько времени прошло! И впереди еще сколько до настоящего лета!

Яранга Пэнкока даже снаружи больше не выглядела заброшенной и осиротевшей. Снег вокруг был аккуратно убран, прокопаны канавки для талой воды, которая уже появлялась в дневные часы.

Пэнкок только что вернулся с утиной охоты. Йоо сидела у костра и щипала селезня. Несколько таких же больших и красивых птиц, уже приготовленные к варке, лежали на чистой доске. А на другой были наклеены снятые птичьи головки с перышками удивительной расцветки.

Пэнкок встретил гостей степенно, как настоящий хозяин яранги. Он предложил им по китовому позвонку у полога, где было поменьше дыму.

— Почернел ты, Драбкин! — весело сказал он милиционеру.

— Солнца-то сколько! — ответил Драбкин. — Вот пришли мы поздравить тебя.

Йоо тоже сильно изменилась. В этой молодой, стройной женщине теперь трудно было узнать девушку, что сосредоточенно грызла карандаш на уроках, девушку, которую на глазах всего Улака Пэнкок тащил в свою ярангу.

— Отец не приходил? — спросил Йоо Драбкин.

— Нет.

— Ну, придет, обязательно придет. Он у тебя хороший, только подвержен влиянию чуждой идеологии, — заметил милиционер. — Это у него есть. Мы с ним крепко сдружились за дорогу. Душу собаки он чувствует. С вожаком словами разговаривает, а тот его понимает! По глазам вижу — понимает, только ответить не может. Так что, Йоо, ты его не осуждай.

— Да я не осуждаю, — смущенно ответила Йоо, — я знаю, отец у меня добрый.

Пэнкок встал, отошел в угол чоттагина и показал на груду каких-то досок, должно быть, обломков потерпевшего кораблекрушение судна.

— Буду сколачивать настоящий стол, чтобы на нем можно было писать.

— Если нужно — помогу, — с готовностью отозвался Драбкин. — Правильно, писать надо за столом, а не пластаться на моржовой коже.

Йоо подала утиное мясо, потом заварила подаренный чай.

— Через несколько дней наступит Первомай, — сказал Сорокин.

— Новый год? — обрадовалась Йоо.

— Нет Первомай. Это весенний праздник трудящихся, — пояснил Сорокин. — В этот день трудовые люди всего мира веселятся, шествуют по улицам, поют песни и пляшут.

— У нас это называется Килвэй, — сказал Пэнкок.

— А когда у вас этот самый Кил… Килуэй?

— Тоже через несколько дней. Как оленеводы подойдут к тому берегу лагуны.

— Вот и хорошо — соединим новый и старый праздники! И еще, ребята, в день Первомая мы хотели бы выдать вам свидетельство о браке, то есть о том, что вы женаты. Наш Совет даст вам такую бумагу…

— Как мандат? — воскликнул Пэнкок.

— Можно и так назвать — мандат, — продолжал Сорокин. — Представляешь — ты будешь первым человеком в Улаке, а может быть, и во всем районе, который получит такое свидетельство от Советской власти!

Пэнкок не мог скрыть своей радости и нежно посмотрел на Йоо. Она ответила ему счастливой, застенчивой улыбкой.

В Улаке в эту весну было особенно оживленно: как-никак соединились два праздника — старый Килвэй и новый — Первомай.

Приехали и нуукэнцы.

Лена преподнесла Сорокину подарок — расшитый бисером и оленьей шерстью мяч, на первый взгляд почти такой же, каким играли его ученики на лагуне, гоняя его от одной сопки до другой.

— Да ты получше посмотри, Петя! — настаивала Лена. — Неужели не видишь?

— Я вижу — это прекрасное произведение искусства. — Сорокину было приятно оттого, что Лена сейчас здесь, рядом, и она думала о нем, загодя мечтала о встрече: ведь такой подарок в один день не сделаешь.

— Эх ты, слепыш! — засмеялась Лена. — Да это же глобус! Наша с тобой земля!

Только теперь Петр разглядел знакомые очертания материков, искусно вышитые на серой нерпичьей шкуре белым оленьим волосом. Красным бисером были отмечены большие города — Ленинград, Москва, Владивосток, Петропавловск-на-Камчатке и самый дальний в Советской Республике населенный пункт — Улак.

— Лена! Это ты сама?! — воскликнул Сорокин. — Да этому глобусу место в музее, а не в моей школе!

— А почему? — возразила Лена. — Я давно таким пользуюсь.

Ребятишки, толпившиеся возле учителя, с любопытством рассматривали удивительный мяч.

— Это наша земля, — обратился к ним Сорокин.

— Такая маленькая! — разочарованно проговорил Унпенер, — совсем круглая…

— Разве земля может быть такой? — протянул степенный и рассудительный Тэркин.

— И все-таки это наша земля! — повторил Сорокин, беря глобус в руки и поднимая его над собой. — На нем вы можете увидеть Москву, Ленинград, Владивосток, Петропавловск-на-Камчатке… На уроке я расскажу об этом подробней, а сейчас давайте поблагодарим Елену Федоровну за такой подарок.

И ребята наперебой закричали: «Спасибо! Спасибо!» Сорокин восхищенно смотрел на Лену и чувствовал, что любит ее, очень любит. И что скучал без нее… Хотелось сказать об этом девушке, хотелось прижать ее к себе, поцеловать, остаться с ней наедине… Но… в комнату вошел Семен:

— Пора начинать.

…Школьный домик был переполнен. Шум стоял невообразимый. Наконец все расселись: на полу прямо перед столом президиума — оленеводы из тундры и нуукэнские гости, дальше — хозяева. В дверях толпились те, кому не хватило места в классе.

Вот к столу подошел Тэгрын в каком-то невероятном мундире, нерпичьих штанах и торбазах. Он вытер ладонью с лица пот и растерянно оглянулся на Сорокина. Тот ободряюще подмигнул ему, и Тэгрын, бросив в рот горсть снега из миски, заменяющей президиуму графин с водой, начал:

— Товарищи и земляки! И раньше мы называли друг друга товарищами, но отныне это звание для нас будет обязательным. Потому что товарищ — это звание рабочего человека, который держит нынче власть. Так будем называть мы и женщин, ибо они — тоже наши товарищи по труду и жизни…

Тэгрын на минуту остановился, обвел взглядом собравшихся.

— Сегодня простые люди на всей земле отмечают свой праздник труда, веселятся и не работают. Мы тоже сегодня веселимся и не работаем, потому что солидарны с ними…

Сорокин, который внимательно следил за выступлением Тэгрына, обнаружил, что оратор несколько уклоняется. Он озабоченно посмотрел на Тэгрына, но тот уже говорил дальше:

— Мы не работаем в этот день, потому что работаем всегда. А тот, кто никогда не работает, тот лишен нашего праздника…

Сорокин кашлянул. Тэгрына пришлось долго уговаривать выступить перед народом. Сообща составили текст его доклада, Тэгрын выучил его наизусть, и вот теперь говорил почему-то совсем не то. Сорокин кашлянул еще раз. Тэгрын судорожно оглянулся, хватанул снегу из стоящей перед ним миски и продолжал:

— Рабочие люди всей земли, а вы видели, как выглядит Земля на круглом мяче, который Лена подарила нашему учителю, в этот день говорят: хватит работать, надо и передохнуть… Это называется дружбой трудовых людей. Потому что весь мир принадлежит тем, кто трудится. Капиталисты начинают бояться нас: вот один только день не поработали, и уже как худо! А что будет, если мы совсем откажемся работать?

— С голоду подохнем, оленей растеряем! — отозвался один из гостей-оленеводов.

— Верно! — кивнул ему в ответ Тэгрын, уронив на лоб прядь взмокших волос. — Поэтому сегодня мы думаем о том, как будем работать завтра. Завтра нам надо отправить вельботы к воде и начать охоту на моржа. Мы всю зиму тосковали по свежему моржовому мясу, которое дает настоящую силу чукотскому человеку…