Короли абордажа - Владимир Шигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле, вероятнее всего, ситуация была совершенно иная. Имея в немалом количестве собственных шпионов в Генуе, французский король был вовремя ими предупрежден, что его адмирал начал вести двойную игру, и сделал из этого правильные выводы. Ничто, даже победа Филиппа Дориа над вице-королем Монкадой, не смогло обмануть этого опытного политика. Тем более что победа над неаполитанским вице-королем ничего в расстановке сил не меняла. Вместо Монкады Карл тут же назначил нового вице-короля, а погибших наемников жалеть и вовсе было не принято. Иное дело чрезвычайно затянутая экспедиция Дориа на Сицилию, которая была им по существу провалена. Ее срыв привел к тому, что Франциску пришлось вести переговоры о мире с Карлом на куда более тяжелых условиях, чем в случае успешного десанта на остров. В Париже предполагали предательство со стороны генуэзского адмирала и, думается, были не слишком далеки от истины.
— Каков негодяй! — возмутился король. — А я ему так верил! Пусть же за это коварство Генуя вернет мне все издержки Сицилийского похода!
Но наивный Франциск напал не на тех! Разумеется, Дориа и генуэзские купцы возвращать деньги наотрез отказались. Дружба дружбой, а золотишко врозь! Скандал разрастался все более и более, втягивая в себя новых и новых людей. Биография Дориа гласит: «Франциск I слишком легко поверил этой клевете, послал графа де Труа в Геную, с повелением требовать от города суммы, которая вознаградила бы его за издержки на Сицилийскую экспедицию и которую Дориа не выполнил. Дория имел возвышенную душу и был не способен сносить унижения. Повод требования графа де Труа от республики касался и до Дориа, и он предложил назначить день, чтобы дать ответ графу. По прибытии графа, Дориа сел на коня и отправился с пятьюдесятью благородными генуэзцами… в замок губернатора, которому объявил о требовании короля. Потом, возвысив голос, сказал, что город, истощенный людьми и деньгами, не в состоянии уплатить суммы, требуемой двором французским. Виконт де Тур устрашился, поспешил выехать из города во Флоренцию, откуда жаловался королю на Дориа и на генуэзцев. Франция уже много нанесла неудовольствий Дориа.
Его известили, что король, желая возвратить своих детей, оставшихся заложниками в Мадриде, старался заключить тайный мир с императором, что в числе главнейших статей условия было сказано, что все будет оставлено в Италии так, как было до прихода маршала Лотрена в те государства. Чрез что Генуя снова доставалась во владение Антония Адорно…» Из данной цитаты черным по белому явствует, что семейство Дориев спешило опередить в занятии высших постов республики святого Георга своего давнего конкурента — семейство Адорно, которое традиционно тяготело к Мадриду. И если у Адорно козырем была их давняя и безусловная преданность испанскому монарху, то конкуренты могли рассчитывать лишь на своевременную и выгодную продажу Карлу V флотоводческого таланта Андре Дориа вместе с его флотом. Император будет в своем выборе колебаться не так уж долго и предпочтет будущие услуги прошлым, а словоблудию реальную силу…
Но и Дориа стоял теперь перед непростой задачей. Адмиралу надо было найти предлог для измены французскому монарху, причем предлог столь серьезный, который бы не уронил, а наоборот, возвысил его в глазах как генуэзцев, так и испанцев. И такой предлог был найден! Едва до Генуи дошел слух, что Франциск I намерен отделить от Генуэзской республики лигурийский порт Савонну и создать там собственный порт, который бы облегчал Парижу контроль над Италией, Андре Дориа начал действовать. До настоящего времени в точности неизвестно, питал ли какие-либо надежды в отношении Савонны Франциск. Итальянские историки говорят, что питал, французские же категорически отрицают это. Впрочем, и то и другое уже не важно. Для Дориа был важен сам предлог. Не теряя времени, адмирал сам отдает приказ о начале строительства новых фортов в Савонне, но уже рассчитанных против французов. Одновременно он пишет французскому королю письмо, черновик которого по «рассеянности» тут же попадает в руки горожан и уже на следующий день становится известен всей Генуе. Текст же письма гласил: «Великий государь! Генуя всегда была столицей Лигурии, и потомство не без удивления взирать будет, что ваше величество лишили ее этого преимущества, без достаточной к тому причины. Генуэзцы чувствуют, сколь ваши намерения относительно Савонны противны их пользам. Они все просят оставить эти намерения и не жертвовать общим благом видам нескольких царедворцев. Я осмеливаюсь присоединить и мои просьбы, прося той милости в награду заслуг, оказанных мною Франции. Если государство Ваше до необходимости в деньгах, то я к моему жалованию, которое мне должны, добавлю еще сорок тысяч талеров золотом». Это был уже открытый вызов! Как мог такой гордец, каким был Франциск, оставить без ответа наглость, когда в начале Дориа выгоняет из города его личного посла, затем в экспансии на генуэзские земли и требует для себя новой фантастической оплаты — и все это на фоне достоверной информации об его тайных переговорах с испанцами!
Естественно, что французский король возмутился. На письмо он, конечно же, не ответил. Это вызвало взрыв возмущения в Генуе.
— Французы не считают нас за людей, с которыми можно говорить на равных! Франциск — исчадье ада и враг республики! — кричали на улицах и площадях города горячие итальянцы.
Маршал Лотрен потребовал от Дориа отдать ему всех именитых испанцев, захваченных адмиральским племянником в Солернском сражении. Но этого Андре Дориа уже не мог допустить никак! Пленники должны были стать его первым вступительным взносом в намечавшейся дружбе с императором Карлом!
Доподлинно известен ответ Дориа: «Я не буду так прост (?), как в прошлый раз, как прежде, когда отдал принца Оранского, за которого не получил выкупа, и я не уступлю другому плодов победы, приобретенной кровью моих сородичей!»
Вот вам и бессребреник, вот вам и рыцарь! Впрочем, возможно, что это был всего-навсего лишь очередной политический ход.
Но и здесь Франциск проявил редчайшую для него рассудительность. Понимая, что с уходом Дориа к испанцам он не просто теряет флотоводца и флот, а что это означает неминуемое усиление его главного врага, французский король предпринимает последнюю попытку образумить мятежного адмирала. В Геную отправляется личный посланец короля, один из выдающихся политиков своей эпохи герцог Беллей Лангей, состоявший к тому же в самых приятельских отношениях с Андре. Дориа принял Лангея приветливо, много с ним беседовал. Лангей просил адмирала открыть ему свое сердце и душу, рассказать свои огорчения и намерения.
— Все еще можно исправить! — убеждал Беллей Лангей. — Король готов простить тебя, и все будет по-старому!
— Предупредите французский двор, что он, равно как и ваш король, доводят меня своим поведением до последней крайности! — отвечал Дориа.
Такой ответ был равносилен вызову. Удрученный Лангей откланялся и отъехал восвояси. Но и вернувшись в Париж, умный герцог, как говорят французские историки, «старался извинить поступки Дориа, умерить гнев короля, давая ему почувствовать, что в настоящих обстоятельствах весьма важно удержать Дориа у себя в службе…»
Исчерпав на этом все возможности и окончательно потеряв терпение, Франциск своим указом лишил Дориа звания генерала французских галер. Французским капитанам было велено более не подчиняться зарвавшемуся генуэзцу. Генералом над галерами был поставлен некто Барбесью, лично преданный, но, увы, абсолютно бесталанный.
Можно предположить, что указ Франциска обрадовал Андре Дориа, ведь отныне он был свободен от всех обязательств перед ним и мог далее действовать по своему усмотрению. В ответ на королевский указ Дориа демонстративно публично сорвал со своего кафтана орден Святого Михаила. Под гром аплодисментов и криков «браво» он с силой швырнул его далеко в море. Франциск, в свою очередь, узнав о столь вопиющем демарше, вызвал к себе Барбесью.
— Иди в Геную и привези мне этого негодяя Дориа в кандалах! — велел он.
На десяти галерах с пятьюстами отборнейших солдат Барбесью направился из Марселя к столице Легурии. Однако заранее извещенный об этой экспедиции Дориа тоже не сидел сложа руки. Ко времени подхода французов он успел уже увести несколько остававшихся у него под руками галер в небольшой генуэзский порт Эрме, где и укрепился. Барбесью, зайдя по пути к Генуе в Вилла-Франко, нашел в порту всего лишь одну из дориевских галер, случайно зашедшую туда за дровами.
— Отдайте мне галеру! — велел он капитану.
— С какой это стати? — резонно заметил тот.
— Только что получено известие, что Андре Дориа скоропостижно умер и король собирает все галеры в единый кулак под мое начало! — не моргнув глазом, нагло соврал Барбесью.